— Ты права, — согласилась Татьяна, поднялась и, шатаясь, поплелась к зеркалу.
Быстро приведя себя в порядок, Аида вдруг воскликнула:
— О, да у тебя здесь целая библиотека! Ты любишь читать?
Она подошла к громоздкому книжному шкафу и провела пальцем по пыльной полке.
— Да прямо! — откликнулась, не отрываясь от зеркала, Таня. — Папа хочет, чтобы я выучилась на юриста, и поэтому моя настольная книга «Уголовный кодекс Российской Федерации». Клево, да?
— А это что такое? — ее палец, оставив после себя неровную дорожку, уткнулся в фарфоровую статуэтку.
— Это Будда, — пояснила хозяйка, — папа привез его из Китая. Он часто туда гоняет по делам и привозит всякую всячину. У него в кабинете стоит потрясная ваза восемнадцатого века. И еще…
— А ты с ним не ездишь? — перебила ее Аида, она больше не церемонилась.
— Он меня не берет.
— Наверно, потому что таскает за собой эту дохлую треску?
Татьяна сначала не поняла, кого гостья имеет в виду, и даже опешила, а потом залилась таким смехом, что не устояла на ногах и снова повалилась на постель.
— Ты верно подметила! — сквозь смех кричала Таня. — Она — дохлая треска! Дохлая! — Но отсмеявшись, вдруг заплакала и с ненавистью процедила: — Ненавижу эту сучку!
Аида села рядом, прижала к груди ее голову и нежно, по-матерински погладила.
— А ты, оказывается, умеешь превращаться в звереныша…
Они раскованно болтали, устроившись на балконе, и дымили сигариллами. Внизу, на веранде, время от времени возникал кто-нибудь из гостей, тоже дымил, тоже болтал и непременно любовался девушками. Один раз появился Денис, он строго взглянул на Аиду, и Татьяна это сразу заметила.
— Не ревнуй, Ден, — бросила она ему. — И вообще, я попрошу папу, чтобы он нашел Аиде место поприличней, чем секретарша у ди-джея!
Денис покраснел и удалился под звонкий смех дочери банкира.
— Слушай, ты с ним спишь? — шепотом спросила она.
— Я — девственница! — возмутилась Аида.
— Я — тоже! — с восторгом сообщила Таня, и это был очередной повод расхохотаться.
Дамские сигары, которые принесла Аида, источали тонкий аромат вишни, и одна штука курилась не менее получаса, так что ими пропах весь дом.
— Это что за экзотика? — послышался из комнаты голос юбиляра.
Оказывается, Патрикеев и его друг, старичок в зеленом фраке, околдованные необыкновенным запахом, без стука ворвались в девичьи покои.
— Доча, милая! Господь с тобой! Это слишком крепко! — преувеличенно, театрально возмущался банкир.
— Один раз можно, папуля, — надула губки Татьяна, сразу превратившись в проказливого, но очень трогательного ребенка.
— Ну, что ты скажешь, Семен Ильич? — обратился он к старичку. — Совсем уже взрослая девица!
— На выданье, Петя, на выданье, — проблеял Семен Ильич.
— Рано еще об этом думать! Пусть сначала поступит в институт.
— Для девушки это вовсе не обязательно, — гнул свою линию старичок, при этом сладко улыбаясь и подмигивая Татьяне.
— По-твоему, я растил ее для какого-то шалопая, вроде этого Дениса? Пусть учится, а там поглядим!
При упоминании Дениса Таня залилась краской, и это не ускользнуло от наметанного глаза Аиды, которая все время оставалась в тени.
— При чем здесь Ден, папа?
— Это я так, к слову. — И вдруг обратился к Аиде. — Ваш молодой шеф, милая, экзотическая девушка, несносный шалопай! Имейте это в виду!
— Буду иметь, — безразличным голосом ответила лже-секретарша.
— Ах, да! Вы ведь, кажется, не знакомы! — спохватился Патрикеев. — Семен Ильич Сперанский. Аида, но не Верди.
— Очень приятно! — Сперанский обслюнявил протянутую ему руку, и ей наконец удалось разглядеть его поближе. Сутулый, узкоплечий, похож на засушенный гриб. Маленькие, водянистые глазки, крючковатый нос, платиновый перстень с изумрудом на мизинце правой руки.
— Правда, она похожа на египтянку? — с азартом воскликнула Татьяна.
— Цвет кожи не тот, — со знанием дела возразил банкир, будто родился и вырос на берегах Нила, при Рамзесах или Ментухотепах. — Скорее какой-то кавказский народец. А ты как думаешь, Семен Ильич?
— Ну-ка, посмотрим, посмотрим! — старичка тоже увлекла викторина, и он достал из кармана позолоченный футляр, выудил из него очки в золотой оправе и водрузил их на крючковатый нос, сразу превратившись в старого, хищного филина. — Вроде и на еврейку похожа, — сделал он свое заключение и вполголоса добавил: — Извиняюсь, конечно.
— Вы все оказались неправы, — одарила присутствующих улыбкой Аида. — Мое происхождение для меня тоже загадка. Отца своего я не знаю. У меня немного раскосые глаза, не так ли?
Ее сообщение произвело фурор.
— Сиамка, с голубыми глазами? — удивился Патрикеев. — Сиамская кошка — понятно, но сиамская девушка!.. Такого я никогда не видел, хотя в Бангкоке бывал, и не раз.
— Голубоглазая сиамка в Екатеринбурге! — зачмокал слюнявым ртом Семен Ильич. — Это понравится газетчикам! Можно сделать рекламу моей туристической фирме! У нас как раз намечаются туры в Юго-Восточную Азию! Например, «В поисках голубоглазых сиамок» или что-то в этом роде.
— Кле-ово! — пропела совсем обалдевшая Татьяна. — Ее, кстати, заинтересовал твой китайский Будда, — отчиталась она перед отцом.
— Серьезно?
— Я — девушка набожная, — потупив взор, призналась Аида. — С детства мечтала уйти в даосский монастырь…
Торг с Денисом был коротким. Вечером, когда гости разъехались по домам, в кабинете Патрикеева состоялся сугубо мужской разговор, в присутствии старика Сперанского.
Денис сидел насупившись, как бы злясь и в то же время сознавая свою беспомощность перед сильными мира сего.
— В тебе бурлит молодая кровь, мой мальчик, — говорил Семен Ильич, поигрывая футляром от очков, то открывая, то захлопывая крышку. — Такую уникальную девушку нельзя мариновать в секретаршах. Она далеко пойдет.
— Ден, старина, не подумай обо мне плохо, — оправдывался Петр Евгеньевич, — но дочь не желает отпускать ее от себя. Ты же знаешь, какая она упрямая! Вы могли бы встречаться…
— Погоди, Петя, вопрос серьезный! — не дал договорить банкиру Сперанский. — Пусть он сделает первый шаг. Так сказать, принесет Богам жертву. А Боги щедро отблагодарят его.
— Разумеется! За мной дело не встанет! — уверял банкир. — Могу дать самый сумасшедший кредит под самые смешные проценты! Ты меня знаешь, приятель, я — человек не скупой.
— Петр Евгеньевич, Семен Ильич, — со вздохом начал Денис, — вы оба так много для меня сделали, что западло быть неблагодарной скотиной. И не надо мне никаких сумасшедших кредитов! У вас, Петр Евгеньевич, сегодня праздник, юбилей. Пусть это будет моим подарком.
— Вот это по-нашенски! — возликовал старик Сперанский.
— Спасибо, родной!
Патрикеев заключил Дениса в объятья, и они оба пустили слезу.
Крышка футляра захлопнулась.
Аиде выделили комнату для гостей на втором этаже, но она спустилась в нее лишь в третьем часу утра. Таня не желала отпускать гостью. Как можно расстаться с только что подаренной и сразу полюбившейся игрушкой? Они заперлись в комнате дочери банкира, после отъезда Дениса и Сперанского. Воскурили благовония, привезенные отцом из Китая. Переоделись в яркие, шелковые халаты. И еще Татьяна успела поставить какую-то странную музыку, как Аида догадалась, китайскую. А больше уже не было сил терпеть, обоюдное желание переполняло девушек.
Одними поцелуями они теперь не ограничились. Ласки становились откровенными и умопомрачительными. Или мозг дурманили запахи лилий и сандала?
— Я схожу с ума! Я схожу с ума! — словно под гипнозом бормотала Татьяна, когда подруга, полностью завладев инициативой, перевернула ее на живот и начала спускаться все ниже и ниже, к ягодицам. Аида, с материнской нежностью, раздвинула их…
Дочь банкира не была готова к подобному извращению и даже вскрикнула от неожиданности, а потом застонала и заметалась по кровати, дубася кулаками подушки. Наслаждение оказалось слишком острым и нестерпимым.
— Я тебя так люблю! Так люблю! — признавалась потом в слезах Татьяна.
Они пили коктейль, джин с персиковым соком и мороженым. А слезы текли сами собой.
— Мне ни с кем не было так хорошо! Веришь?
Аида отвечала кивками. Ее немного шокировал взрыв эмоций Татьяны, и, чтобы как-то утихомирить подругу, она с грустью произнесла:
— Вот и нашей маленькой китайской повести пришел конец. Стихла музыка, отдымились благовония, и вместо подогретого вина, как любят китайцы, мы пьем чисто европейский коктейль. Мне кажется, что у меня появилась сестра. У меня никогда не было сестры. Спасибо тебе за эту ночь, Та. Можно я тебя буду так называть?
— Можно, — разрешила Татьяна и еще больше залилась слезами.
— Не надо, маленькая, — обняла ее Аида. — У нас впереди еще много таких ночей.
— Правда? — Таня широко раскрыла глаза. — И мы будем жить вместе?
— Конечно.
— А твоя мама не будет против?
— Моя мама далеко.
— Как же ты живешь без мамы?
— А ты?
— Моя мама умерла от рака, когда мне было семь лет. Я только-только пошла в школу, — доверительно сообщила Татьяна. — Если бы она была жива, я никогда бы с ней не рассталась! Никогда! Слышишь?
Она теперь ревела навзрыд, и Аида не знала, что ей предпринять, и уйти не могла, и утешить не получалось. В конце концов, у нее опустились руки, и ужасно хотелось спать. Она вышла на балкон и закурила. Рыданья в комнате стихли.
Впереди черными геометрическими колоссами громоздился Академгородок. Вверху бледнела луна. Внизу пели сверчки, и им не было дела до уродливой архитектуры. В спальне банкира, на втором этаже, горел приглушенный свет и слышались голоса, но разобрать что-либо было невозможно.
Она вернулась в комнату и предложила Татьяне:
— Давай спать…
В комнате для гостей, которую ей отвели, стоял нежилой дух. Видно, в этом доме не сильно привечали гостей. Да и сам банкир, несмотря на столь пышное и многочисленное празднование юбилея, показался Аиде человеком одиноким.