Я держал его за грудки, стискивая горло. Паклин придушенно молчал. Я тоже задыхался… от гнева? ненависти?
— Слушай меня, рыжий. Ты сейчас — сейчас! — заплатишь нам триста тысяч долларов. Наличными. Мелкими купюрами.
Он попытался повернуть голову, но я еще крепче стиснул ему глотку.
— Иначе, гнида, тобой займемся уже не мы. Через час, если мы не дадим отбой, все данные о тебе и твоих мафиозных делишках уйдут во всемирную компьютерную сеть. О тебе напишут в газетах, тебя будет искать прокуратура, милиция и Интерпол.
Паклин секунду-другую подумал, а потом кивнул.
IF желаете закурить GOTO 10.1
IF желаете бросить GOTO 10.2
10.1
У меня за спиной взвизгнула Юля.
Я, не ослабляя хватки на горле Паклина, развернулся спиной к стене.
В туалет с пистолетами в руках ворвались еще двое — те самые интеллигенты, которые тоже встретились нам на лестнице минут двадцать назад. Один, видимо, только что попытался ударить кулаком Судакову, но ловкая девушка увернулась и дала ему оплеуху. Парень замер от неожиданности, а уже через секунду — на лице кровоснабжение хорошее! — повалился на пол.
У второго на ладони свободной руки повисла Ирина. Он легко стряхнул ее и пошел на меня, поднимая пистолет с глушителем.
Как же так, застучало у меня в голове, неужели у него перчатки?
Нет, на сжимавшей оружие кисти виднелись длинные черные волоски.
— Руки за голову, — начал телохранитель, целясь мне в лицо. — Живо!
— Стреляй, — хрипло ответил я ему. — Шефа ухлопаешь!
— Не бойся, — скривился охранник, — я не про…
Он не договорил. В его глазах мелькнуло сначала удивление, потом страх, а потом он все-таки выстрелил… но уже падая. Пуля срикошетила о мраморный пол и ушла куда-то вверх.
Я встряхнул своего пленника:
— Ну?!
— Согласен, — едва слышно прошептал Паклин.
…
Через час мы втроем ехали к Федорову. Юля с Ириной молча сидели на заднем сиденье.
На полпути я притормозил и набрал по сотовому Ваську. Он испытывал наше терпение гудков пять, но потом все же ответил:
— Алло?
— Вася? Это я.
— Как вы там, Валера? — озабоченно спросил мой друг.
— Все в норме, едем к тебе. Мой стаканы… и держи шире карман. Давай! — Я отключился, не дожидаясь его расспросов.
Потом я не спеша закурил и спросил, улыбаясь отражению Судаковой в водительском зеркале:
— Как себя чувствуешь, Юля?
— Хорошо… устала немного…
— А ты? — обернулся я к Портновой. — Тебе удобно?
— Мне — да, — ответила Ира, крепко прижимая к себе пухлый полиэтиленовый пакет с морем и пальмами.
IF желаете завершения GOTO 11
Hit any key to continue…
10.2
Паклин не подвел.
Мы быстро управились с денежными делами и вернулись к Федорову без десяти восемь.
— Ну, что там у вас?! — спросил он, едва закрыв дверь.
— Порядок, — я устало хлопнул Василия по плечу.
С нашим прибытием его квартирка сразу стала тесной и шумной. Девушки отправились на кухню, а мы с Васькой вышли на лоджию покурить.
— Тебе сюрприз. — Я выдохнул дым и тяжело оперся о перила.
— Тебе — тоже, — откликнулся Федоров.
— Интересно, какой? — не удержавшись от зевка, спросил я. — Нас уже показали в «Экспресс-новостях»?
— Пока нет, — улыбнулся Василий. — Я тут все же уболтал твой «винт», дружище. Фамилия клиента — САКЛИН!
У меня зазвенело в ушах. Я открыл рот, глотнул…
— Тебя мутит? — Вася встревоженно заглянул мне в глаза.
— Немного, — сознался я. — Курить надо бросать…
IF желаете завершения GOTO 11
Hit any key to continue…
11happy. end
СУТОКУ-ИН
НА ПЕРЕКАТАХ БЫСТРА!
ПУСТЬ СКАЛЫ ЕЙ ПУТЬ ЗАГРАЖДАЮТ.
НЕИСТОВАЯ РЕКА
РАЗДВОИТСЯ С РАЗБЕГА, НО ВСКОРЕ
ВСТРЕЧАЮТСЯ ВНОВЬ РУКАВА!
Preparing for switching off…
Анна МАЛЫШЕВА
РЕБЕНОК МАРСА
Меня украли и привезли на Марс. Так когда-то воровали черных невольников. Так цыгане воруют детей. Я сразу ощутила себя рабыней. Только не понимала, зачем я им нужна?
Мой хозяин (к этому ощущению — что у тебя есть хозяин, пришлось привыкать долго) все мне объяснил. Мы сидели в большой комнате с белыми стенами и огромными, ничем не завешенными окнами. Кстати, занавесок у них вообще нет. Им нечего скрывать, и окно для них главный источник света. Или тьмы — смотря по времени суток. В этой комнате я потом провела многие часы. Привыкла к ней и даже чувствовала себя уютно. Но из всего того дня я запомнила только страшное ощущение рабства и заброшенности, да еще светлую пыль, которую гнал вдоль улицы ветер. И конечно, наш разговор.
Мы сидели за стеклянной стойкой бара, в углу комнаты. Когда к хозяину приходили гости, за эту стойку становился мальчик-бармен и раздавал желающим коктейли. Но я этого еще не знала. Для меня это была просто стеклянная изогнутая трубка, отгораживающая угол. На вечеринках внутри нее тек ледяной воздух — он охлаждал стаканы с коктейлями, которые ставились сверху. Сейчас трубка была пуста. Хозяин сидел на высоком табурете, облокотившись о стойку, и говорил со мной. Очень спокойно. Я повторю это слово еще не раз — потому что на Марсе все беседуют очень спокойно. Даже когда злятся.
Да, когда я говорю — «беседуют», это не значит, что они открывают рты и издают какие-то звуки. Они просто думают — направленно думают. Все они телепаты. Впрочем, это неточное слово. У них есть уровень мыслей, который предназначен для общения — то есть речь. И есть собственно мысли — которые никто друг у друга прочитать не может. Как бы две радиоволны — для других и для себя. Возможно, кто-то из них владеет телепатией в нашем понимании — читает мысли, не предназначенные для прочтения. Но мне такие марсиане не встречались. Иначе я не смогла бы в конце концов сбежать.
Так или иначе, мне не пришлось учить их язык, им не пришлось осваивать мой. Мы думали друг с другом не раскрывая рта. Сначала я путалась — тайные мысли думала громче, «вслух» — если можно так выразиться. Но это быстро прошло, и мне уже не приходилось за собой следить. Говорить по-настоящему они тоже умеют, я это видела как-то на улице. Мне показалось, что залаяли две собаки, я поискала их взглядом и увидела, что это общаются двое молодых парней у магазина. Кстати, смысла их речей я не поняла. Но у меня создалось впечатление, что это — низшая форма общения. Что-то вроде жаргона. Образованные люди этим не пользуются, а мои хозяева были интеллектуалами.
…Кроме хозяина за стойкой бара сидела еще и хозяйка. Она села чуть поодаль, у стены, и я видела, что она волнуется. Точнее, чувствовала. Потому что эта молодая черноволосая женщина не подумала ни одного слова, не сделала ни единого движения. Она только часто поднимала на нас глаза, а потом снова принималась разглядывать свои руки, сложенные на коленях. Для марсианки такое поведение — все равно что для земной женщины нервное хождение из угла в угол, заламывание рук, кусание губ. Сперва я решила, что это дочь или даже внучка моего хозяина. Потом поняла, что это — его жена.
Он был старый. Попробую его описать. Высокий, стройный, Одет в черное — брюки и рубашка с глухим воротом. На Марсе очень любят одеваться в черное, особенно мужчины. Волосы густые, темно-русые, зачесаны назад. Никакой седины, и это не потому, что он их красил. Ни единой морщины на лице — и вовсе не из-за пластических операций. На Марсе нет стариков в нашем понимании — никаких дрожащих коленей, мешков под глазами, отсутствующих зубов. Но тем не менее, когда видишь рядом двух людей с одинаково гладкой кожей лица, сразу определяешь, что один — юноша, а другой — старик. У стариков почти нет мимики. Это при том, что марсиане крайне редко к ней прибегают в любом возрасте. Они старятся красиво, но выглядят немного пугающе. У всех стариков на Марсе очень надменный вид. Впрочем, надменность — отличительное качество этой расы. Они этого и не скрывают.
У моего хозяина было застывшее, будто замороженное лицо. Довольно красивое — если можно считать красивым лицо покойника, который уже лежит в гробу. Подтянутое, изящное, и совершенно безжизненное. У хозяина был высокий лоб, резко заломленные брови, твердо очерченный рот. Глаза темные, непроницаемые. Взгляд неподвижный, как у всех стариков на Марсе. Когда ему нужно было на что-то посмотреть, он не переводил взгляда, а поворачивал всю голову. Это у него получалось очень царственно. Как будто оживала статуя. Кожа у него была очень белая, а вот у его жены — смугловатая.
— Моя жена беременна, — подумал он мне, когда услышал мой вопрос. Я хотела знать, зачем меня украли и привезли сюда.
И я узнала, что марсианка не может выносить ребенка, если рядом с ней не будет безотлучно находиться человек с Земли. То есть я должна буду ее хранить на протяжении всей беременности.
— Беременность длится пять месяцев, — подумал он. — Ваши обязанности…
Я увидела список моих обязанностей, из десяти пунктов. Там было записано все, что я должна делать. Не такие уж сложные обязанности. Я должна была просто все время находиться рядом с ней. Есть то, что она, то же самое пить. Сопровождать ее, когда хозяйка идет гулять. Сидеть рядом, если она решила сидеть. Спать в той же комнате, только на другой кровати. Этот список не был записан на бумаге. Он просто возник у меня в голове, и я его прочитала. Все это меня очень напугало, но я не хотела обнаружить свою тревогу. Когда я находилась рядом с хозяином, мне хотелось быть такой же невозмутимой и сдержанной, как он сам. Может, потому, что я все время ощущала свое унижение. У меня была слишком живая мимика, слишком много любопытства и страха, да и прочих чувств тоже слишком. Наверное, я должна была напоминать им обезьяну. Очень на них похожую, но неизмеримо ниже их по развитию. И это при том, что со мной обращались очень корректно. Бесчувственно, но при этом безупречно. Меня ни разу не оскорбили мыслью. Но я думаю, только потому, что они до этого не с