Сперва Рябинин увидел две нелепые мужские фигуры, стоявшие напряженно. Один очень высокий, второй низенький.
— Они обнаружили, — пояснил участковый.
И тогда Рябинин глянул на то, что они обнаружили…
Большинство людей, да и юристы, считало убийство ребенка более тяжким преступлением, чем убийство взрослого. Рябинин же, как истинный правовед, любую человеческую жизнь полагал равнозначной, будь то младенец или старик. И все-таки екнуло…
Ребенок лежал на спине с открытыми глазками и смотрел на первую и последнюю в своей жизни весну. Ему месяца два-три. В том, что он убит, сомнений не было и без заключения судмедэксперта: трупы умерших не прячут — прячут трупы убитых. Рябинин знал множество причин и поводов для убийств, которые непременно были: серьезные, необъяснимые, пустяковые… Но были. Какие же могли быть причины для убийства младенца?
Приехали судмедэксперт, криминалист и капитан Оладько.
— Начнем, — вздохнул Рябинин.
— Сейчас подойдут понятые, — сказал участковый.
— А эти? — следователь кивнул на живописную пару.
— У этих нет домашних адресов, — отвел их участковый.
Работа началась. Рябинин составлял протокол, привязав трупик к местности. Криминалист осторожно упаковал полиэтилен, на нем могли быть отпечатки пальцев. Паковать пришлось и одежду, которая лежала под тельцем: распашонка, чепчик, одеяльце, пеленки… Следы обуви затоптали бомжи, но криминалист взял образцы почвы. Леденцов опрашивал бомжей.
— Девочка, — сказал судмедэксперт.
— А причина смерти? — спросил о главном следователь.
— Видимо, утопили. Точнее скажу после вскрытия.
— Секс?
— Нет. Интересно, зачем накрыли полиэтиленом?
— Чтобы собаки не учуяли.
Леденцов организовал осмотр, в сущности обыск близлежащих могил и окрестной земли. Бомжи рассказали, кого и где видели в последние дни. Ацетон дельно обратил внимание на лопату, видимо, заброшенную подальше от трупика: без нее ребенка было не прикопать. Лопату Рябинин изъял, поскольку она могла стать вещественным доказательством.
Обычно большую часть протокола занимало описание квартиры, мебели и телесных повреждений на трупе. Здесь ни мебели, ни повреждений не было. Рябинин сидел на каменной плите и смотрел на девочку…
Многие социологи, юристы да и просто обыватели присохли к вроде бы очевидной мысли: материальные недостатки порождают преступность. До перестройки обвиняли дефицит: в печати шли статьи о преступлениях, вызванных этим дефицитом. Теперь винят безденежье. Значит, так: будут деньги и товары — не будет преступлений. Но в богатых Соединенных Штатах жесточайшая преступность. Разве эту девочку утопили с голоду?
Леденцов сел рядом, чтобы наметить работу по горячим следам. Спросил он о том, что и сам хорошо знал:
— С чего начнем, Сергей Георгиевич?
— Боря, кто прячет трупы?
— Тот, на кого может пасть подозрение?
— Значит, кто?
— Родственники, друзья, соседи.
— Ну, друзей у девочки еще не было. Остаются родственники. Какие?
— Прежде всего, мать.
Они замолкли, тронутые единой мыслью. Им почему-то не хотелось, чтобы погибшим оказался именно украденный ребенок.
— Тоже девочка, — вяло подсказал Рябинин.
— И одеяльце тоже розовое…
Судмедэксперт паковал трупик в пластиковый мешок. Участковый по мобильному вызывал труповозку. Криминалист оборачивал бумагой лопату.
— Лейтенант, — Леденцов подозвал участкового, — кладбище— твоя земля…
— Точно, товарищ майор.
— Глянь-ка…
Леденцов достал из кармана фотопортрет женщины и показал, ожидая, что лейтенант задумается и попробует что-нибудь вспомнить. Он не задумался:
— Зинка Змеющенко.
— Зинка… кто? — переспросил Рябинин.
— Змеющенко, фамилия. Ночью ее увезли в психиатричку за драку с двумя любовниками.
— Почему в психбольницу?
— Шизофрения. Врачи говорят, в форме паранойи.
На лице лейтенанта вдруг разыгралась усмешка пополам с удивлением: мол, о чем разговор тогда?.. Он посмотрел на следователя, затем на майора и нелогично перевел взгляд на бомжей, на Колю Большого:
— Вот он ошивался возле Зинки.
— Да? — спросил Леденцов у бомжа.
— По-моему, и этой ночью был, — внес уточнение лейтенант.
— Был? — рыкнул майор.
Коля Большой не ответил, но вскинул голову и стал вроде бы еще выше.
— В прокуратуру его, — велел Рябинин.
У кабинета двое граждан ждали следователя. Их надо бы принять в первую очередь, поскольку вызваны повесткой. Извинившись, Рябинин попросил еще немного посидеть. Граждане не роптали: произвел впечатление рост Коли Большого, которого они посчитали опасным преступником.
Коля Большой, оказалось, имел фамилию. Поразмышляв, Рябинин внес в протокол его адрес, по которому он был прописан до бомжевания: не вносить же в графу о месте жительстве Троицкое кладбище? Справочный лист протокола допроса выглядел так пусто, словно следователь забыл его заполнить: у Коли Большого ничего, кроме года рождения и национальности, не было. Предупредив об ответственности за дачу ложных показаний, Рябинин предложил:
— Рассказывай.
— О чем?
— О Зинаиде Змеющенко.
— Полоумная баба и все.
— Ходил к ней?
— Она, как полоумная, имеет по закону однокомнатную квартиру. Вот и ходил.
— Из-за квартиры?
— Из-за выпить.
Из-за этого «из-за выпить» Рябинин не доработает положенных десяти лет до пенсии — не дотерпит. Все одно и то же. Убийства и драки на почве пьянства, кражи и грабежи ради денег на пьянку… У бандитов то же самое — лишь масштабы покрупнее да обязательные бани с девицами.
— Николай, ходил только выпить?
— Нет, она все-таки баба.
— Говоришь, полоумная…
— Для секса без разницы.
— Больной же человек…
— В сексе Зинка работает с приколами. Учила меня японскому сексу.
Рябинину хотелось узнать, что это за секс, но не опускаться же до расспросов бомжа? Японский секс, кладбищенский бродяга, сумасшедшая Зинка… А в других районах есть дела интригующие и сложные. Инженер из карьеристских побуждений убил сослуживца при помощи инфразвука… У известного писателя украли рукопись и издали под другим именем… В парадном дома нашли отрубленный палец с золотым кольцом, в которое вправлен бриллиант ценой в двадцать тысяч долларов…
— Николай, как она к тебе относилась?
— Нормально, но других мужиков тоже принимала.
— Ревновал?
— Мне оно надо?
— Ревность — чувство естественное.
— Какая ревность, когда секс оборзел, в натуре?
— В каком смысле «оборзел»?
— А хотя бы по телевизору. Скажем, человек жрет в три горла, противно, поэтому и не показывают. Пьют до белой дури — не показывают. В бане задницу моет — не показывают. Извините, сидит на унитазе — не показывают. Поскольку все это физиология. А трахаются — так во весь экран. Какая теперь ревность?
В кабинете сделалось душновато, но не от теплого воздуха, а от запаха, который, похоже, концентрировался. Рябинин понял, что идет он от жестко-спутанных волос бомжа и от его одежды — кургузого пиджака цвета банана. Впрочем, и несло от него гнилыми фруктами. Подходящий фон для разговора о любви.
— А Змеющенко тебя ревновала? — поинтересовался Рябинин, подбираясь к главному.
— Как тигрица.
— Почему же?
— Мозги-то набекрень. Задалась меня присушить. К какой-то колдунье ходила и, говорит, за большую сумму получила рецепт.
— Какой?
— Не знаю. Только сижу у нее, пивко водочкой разбавляю. Вдруг она мне прямо в морду как плеснет водой из банки. Матюгнулся я и эту банку об пол хрястнул.
— А Зинаида?
— Орет, что она за эту воду душу человеческую загубила.
— Николай, что за колдунья, фамилия, где живет?..
— Зинка не говорила, да мне это до фени.
Преступление было раскрыто. А какой толк, если эту Змеющенко не только нельзя привлечь, но даже и допросить? Болезнь обострилась до того, что, по словам Оладько, Зинаида никого не узнавала. Следователю остается лишь назначить судебно-психиатрическую экспертизу.
— Николай, Зинаида о ребенке что-нибудь говорила?
— Ни слова.
— А ты ребенка видел?
— Какого?
— Которого нашли на кладбище…
— На кладбище и видел.
— А у Зинаиды?
— Разве это ее ребенок?
— Нет.
— Вот и удивляюсь вопросу… У Зинки детей век не водилось.
Рябинин пристально глянул на его вытянутую голову, на конусообразную прическу, в его какие-то незначительные глаза. Почему сумасшедшие женщины разгуливают по городу, почему бандиты свободно разъезжают в автомобилях по улицам, почему расплодились бомжи?.. Говорят, права человека. Да, права человека, а не подлеца и не дурака.
— Что произошло этой ночью? — спросил Рябинин, не сомневаясь в пустяшности и грязи ночного времяпровождения.
— Зинка живет впритык к кладбищу. Зашел к ней, правда, поздно. А у нее лось сидит.
— Какой лось?
— Мужик, морда шире приклада. У меня нервы узлом пошли…
— Ты же говорил, что не ревнуешь?
— Дело не в ревности. Чем она лося угощает? Коньяком. Меня лосьоном, а его коньяком! Кинулся я в отмах. Посуда на пол, стол на бок… Ну, если без подробностей, то милиция, санитарный транспорт, Зинку связали…
Поскорее выпроводив свидетеля, Рябинин распахнул дверь и оставил кабинет открытым. Сидел за столом, на виду всего коридора, ожидая наплыва другого воздуха.
Причины преступности… От голода и от недостатков, от жилищной неустроенности и от безработицы, от нехватки денег и безотцовщины, от нитратов и пестицидов, влияющих на детский плод… От всего от этого. Но есть главная причина преступности — низкая культура. Да какая там культура? Первобытная бездуховность.
Полуподвальные коридоры лаборатории походили на скалистое ущелье с пещерами, проходами и выходами. Металлические шкафы до потолка; разноформенные не то ящики, не то сундуки; какие-то станочки; отработавшие свое муфели; бутыли из-под кислот. Эльга и Аржанников столкнулись на боковой дорожке между центрифугой и стальным изделием, похожим на самогонный аппарат.