— Все оставили, а он нет.
Рябинин тихонько ликовал, майор тихонько злился. Но они слишком долго знали друг друга, чтобы тихая злость перешла в шумную. Рябинин согнал с лица самодовольную улыбку и перестал томить оперативника:
— Площадь для отпечатков достаточная: два крупных ключа, две бирки, ручка дверцы сейфа, сама дверца… В сейф ходили все по несколько раз. Чудесные отпечатки завлаба и Лузгина. Даже отпечатки Эльги, которая ходила единожды за папкой. Нет отпечатков Аржанникова. Почему?
— Стер?
— Стирая свои, он стер бы и все остальные.
— Как же?
— Смазал пальцы специальной пастой, которая нивелирует папиллярные линии.
Майор долго и молча смотрел на следователя; размышлял ли он о логичности ума Рябинина, или о судьбе Аржанникова, или о жизненности самой версии, или о причастности осмия к смерти Лузгиной? Оказалось, ни о чем подобном Леденцов не думал. Улыбнувшись хитро, майор сказал:
— Сергей Георгиевич, бармен нас не поймет, если мы не закажем по второй рюмке.
«Замначальника отдела уголовного розыска РУВД майору Леденцову Б. Т. Оперативная справка.
Аржанников Игорь Иосифович, 33 года, не женат, проживает один, недавно потерял мать.
Среднего роста, полноват, ходит неспешно, вперевалочку. Вокруг глаз характерные морщинки-бороздки. За модой не следит, одевается равнодушно и подчас неряшливо. Малоразговорчив. Лицо обиженного юноши. Любит повиноваться. Активных действий избегает. Имеет комплекс неполноценности.
Работает в научно-исследовательском институте «Кремень», числится в должности младшего научного сотрудника в лаборатории. Сделать карьеру не стремится, в делах инертен, утром опаздывает. Однако пишет диссертацию, и уже не первый год. Есть информация, что в настоящее время Аржанников нанял дописывать диссертацию спившегося доктора наук не бесплатно — бутылка водки за страницу текста.
В годы, когда институт не финансировался, пробовал заняться разнообразным модным бизнесом. Делал кукол Барби, но они не покупались, потому что смахивали на матрешек. Затем основал фирму по производству снаряжения для поисков кладов; фирма развалилась, как нерентабельная. Также пробовал зарабатывать модными наколками на теле клиентов классических картин, соборов, церквей и тому подобное, но вынужден был прекратить после того, как у одной клиентки произошло заражение крови. Теперь Аржанников не верит ни в капитализм, ни в СМИ, ни государственным деятелям. Ругает коммунистов и советскую власть за то, что сделали его честным и не научили воровать: когда все воруют, ему трудно жить.
Однако мечтает разбогатеть и жить по-американски. В одной из комнат двухкомнатной квартиры делает второй туалет и вторую ванну в форме гигантского унитаза.
О больной матери заботился до самой ее смерти: приезжал к ней в свой обеденный перерыв, снабжал фруктами и соками, пригласил для лечения известную целительницу Ираиду.
Выпивает бессистемно, редко, но может напиться до потери обуви. Два года назад, оставшись после работы в помещении лаборатории вместе с охранником и выпив на двоих 3 (три) семисотграммовых бутылки водки, жарил шашлыки в муфельной печи. Возникший пожар потушил дистиллированной водой.
Аржанников три года сожительствовал с аспиранткой экономического факультета университета, которая один сезон была объявлена «Мисс города». Чтобы сойтись с ней, Аржанников выдал себя за доктора физико-математических наук. Поскольку умерший отец оставил ему крупную сумму денег, то Аржанников для поддержания вида хорошо обеспеченного ученого шиковал вплоть до посещения с аспиранткой стрип-бара, где заказывал обнаженный танец на своем столике за двести долларов. Эта связь кончилась, когда иссякло отцово наследство.
Затем Аржанников сожительствовал с продавщицей ларька «Горячие беляши», называя ее «женщиной с тонкими лодыжками». Разошелся, когда установил, что у нее силиконовая грудь.
Влюблен в секретаршу Эльгу Вольпе, систематически пьет кофе в ее приемной, но без взаимности. Эльга положила глаз на старшего научного сотрудника Лузгина».
Следователь Рябинин прижал трубку к уху, вслушиваясь в слова прокурора. Слов-то несколько, как в телеграмме, — труп на Троицком кладбище. А если сказать прокурору, что по местам происшествий уместнее гонять молодых следователей, а не пятидесятилетних? Но прокурор сообщил, что машина ждет. Оставалось взять следственный портфель да плащ на случай дождя.
Не физические нагрузки и не суета пугали Рябинина — оперативную работу не любил с молодости. Ему положено думать, распутывать, догадываться. Уголовное дело без тайны — что книга без смысла. Он не читал и не смотрел триллеры с боевиками, выбирая психологические детективы.
Водитель подъехал к церквушке. Ему объяснили, что к месту происшествия прямой автомобильной дороги нет и лучше кладбище обогнуть со стороны пустыря. Со стороны пустыря искать не пришлось: у ограды стояли люди и машина «скорой помощи». Главное, у ограды стоял майор Леденцов, который распахнул высокую калитку, видимо, обычно запертую на цепь.
— Разве не труп? — удивился Рябинин «скорой помощи», которая у мертвых тел обычно не задерживалась.
— Сейчас узнаем, — спокойно отозвался Леденцов.
Чего там узнавать, если тело женщины боком втиснуто в просевшую щель меж двух могильных плит, словно его хотели похоронить? Криминалист сфотографировал позу и окрестные места.
— Труп придется вытащить, — предложил судмедэксперт.
Это было не просто, поскольку голова с половиной туловища оказались в темном провале под плитой. Пошли за рабочими и ломами. Кривые кресты, ямы вместо надгробий, могильные холмики. Почему у бандитов проблемы с телами убитых? Вези труп сюда и прячь. Хоть в пустоту под памятник засунь, хоть подзахорони в любую старую могилку, хоть попроси этого длинного рабочего выкопать яму. Искать на этом запущенном куске кладбища никто не догадается.
Подошел молодой и не по годам вальяжный человек, с которым следователю встречаться приходилось — директор кладбища. Улыбнулся он почти извиняюще:
— Какое-то недоразумение…
— Ага, труп, — поддакнул Рябинин.
— Не пойму, в чем дело.
— Господин директор, у меня философский вопрос.
— Да-да, слушаю.
— Умершие люди — спокойные?
— Естественно, — удивился директор.
— Почему в тихом месте, где одни покойники, столько безобразий? Похоронная мафия, пьянство, вандализм с памятниками, бомжи…
— Убийства у нас давно не было, — оправдался директор.
— А это? — Леденцов кивнул на торчащие женские ноги.
Подальше, у южных ворот, темнела похоронная процессия. Рябинина удивил автобус, чем-то похожий на муравьиное жилище: в одну дверь люди входили, из другой выходили. Беспрерывно. Он спросил у директора:
— Что это?
— Автобус-буфет.
— Торгует?
— Поминки.
— Не понял…
— Поминающих много, в квартире не соберешь. Придумана такая форма: человек входит в автобус, принимает сто граммов с бутербродом и выходит.
— А если захочет двести граммов?
— Идет вторично.
— Скоро поминать станут прямо в моргах, — решил следователь.
Труп высвободили. Женщина. Что-то нестандартное и необычное было в ее одежде. И прежде чем мозг превратил увиденное в информацию, Рябинин глянул в лицо покойной. Великоватый нос, заостренный смертью…
— Визуально никаких ран и никакой крови, — сказал судмедэксперт, приготовившись их искать.
— Она умерла от сердечной недостаточности, — тихо подсказал Рябинин.
— Самонадеянное заявление, — удивился судмедэксперт, привыкший к скромности следователя.
— Сергей Георгиевич, мистика! — вскрикнул майор.
— Может быть, вы скажете и время смерти? — все-таки обиделся судмедэксперт за легкомысленное вторжение следователя в область медицины.
— Я вам даже скажу ее имя: Ирина Владимировна Лузгина.
К моргу подъехало такси. Из него вышла женщина, на которую прохожие оглянулись. Вроде бы ничего особенного: девицы одеваются экстравагантнее. Непонятно каким образом, но ее одежда и фигура казались производными от этого мрачного заведения.
Тускло-матовые щеки. Чернота глаз, бровей, ресниц и подглазья сливались в иконную суровость. Темные очки-банки выпирали с лица как фары. Черная плоская шляпа, из-под которой торчали светло-пепельные кудряшки. Длинный темно-синий пиджак и брюки. Кто она, прилетела с обратной стороны Луны? Или агент по страхованию трупов?
Женщина прошла к секционному залу. Прежде чем открыть дверь, она достала из сумки платок, смочила его духами, приложила к носу и вошла.
Слишком ярко для такого заведения. Наверное, от белого кафеля стен и лежаков. Два трупа. На одного она еще взглянула; от второго, кроваво-растерзанного, поспешно отвела глаза.
В конце зала, у столика ее ждал высокий крепкий парень в зеленом халате. Они улыбнулись друг другу.
— Наконец заглянула, — прогудел санитар.
— По делу.
— Ты без дела шагу не ступишь.
— Зато получила лицензию. Теперь я директор.
— Обмоем?
— Ты водочки уже вдел…
— Я водку не пью.
— А факел изо рта?
— Принял пять бутылок пива. Угостил бы тебя кофе, да комната патологоанатомов занята.
— Врачами?
— Черепом. Приготовлен экспертами для совмещения с фотографией погибшего.
Женщина подергала носом. В морге витал сладковатый запах лекарств и несвежего мяса, который не заглушил бы никакой кофе. Парень пододвинул ей стул, но она осталась стоять: ей казалось, что покойники не только лежат на топчанах, но и, при случае, сидят на стульях.
— Покойников глянешь? — спросил он.
— Что в них интересного?
— Вон баба лежит, изглоданная маньяком. Сосок откушен.
— А тот, развороченный?
— Взрывпакет в парадном.
Женщина выждала паузу. Он догадался, что за молчанием последует что-то важное. Она вздохнула:
— Ноздря, дело приобретает крутизну.
— Почему?
— Потому что в чистом виде идеи не реализуются.
— Идеи для слабаков, для сильных власть.