— Не знаю.
— Они в гробу фотографируются.
— Зачем?
— Такой прикол. Со свечкой в руке, в гробу, в ресторане «Ночи Клеопатры». Потом гостям показывают, знакомым, ржут. Директору ресторана хороший навар.
— С чего навар-то?
— Бизнесмены за эти фотки по сто баксов платят.
— Вот теперь все понял, — заверил Ацетон.
Что он и сразу предполагал: хотят купить у него гроб и поставить в ресторане второй. Хорошо, что смекнул, поскольку тут главное не промахнуться. Ацетон даже вспотел… Сколько запрашивать: много — купят у гробовщиков, мало — продешевишь. Требовалась разведка.
— Сколько вы дадите?
— За что? — вроде бы удивилась дама.
— За мой гроб.
— Покупать его не собираемся.
— Тогда чего?
— Предлагаем возить клиентов к тебе.
— Куда? — не понял Ацетон.
— В склеп.
— Фотографироваться?
— Нет, трахаться.
— Это в каком смысле?
— Да в прямом, дурак, — произнес ноздреватый.
Сглаживая «дурака», мадам смягчила голос:
— Ацетон, голубчик, клевая услуга: трахаться после полуночи на кладбище, в графском склепе, в гробу. К нам очередь будет стоять. Мы привозим, ты принимаешь.
Бомж многое повидал. Семейные дрязги, битье, ментовку, вытрезвители, колонию… И опустился на самое дно — в склеп. И вдруг это дно оказалось престижным местечком. Не понимал Ацетон рыночных отношений.
— Чего молчишь, пень? — спросил ноздреватый.
— От чурки слышу, — взъярился бомж, потому что просителю нечего хвост выгибать.
— Тише, — успокоила дама. — Ацетон, давай ответ.
— А что я буду с этого иметь?
— Десять процентов.
— Это, значит, сколько?
— Думаю, долларов двадцать с пары.
Ацетон не поверил, но они подкатили к кладбищенским воротам. Мадам сказала ему на прощанье:
— Только ты приберись. Хоть и склеп, а все-таки… Избавься от могильного запаха.
Он хотел объяснить, что запах не могильный, а от носков, но парень рыкнул из-за баранки:
— Пусть яснее проблеет свое согласие.
— Мы ему поможем, — заверила мадам и протянула пятидесятидолларовую купюру. — Это аванс.
Кто откажется от аванса? Только покойник.
Иногда Рябинину казалось, что он попал в беличье колесо: работает с утра до вечера, а как лежало в сейфе шестнадцать уголовных дел, так и лежат. Нет, не лежат, а прибывают. Как им не лежать… Допросить по одному свидетелю — шестнадцать человек, сделать по одному звонку — шестнадцать звонков, написать по одному запросу — шестнадцать запросов… А разве любое дело требует одного свидетеля, одного звонка и одного запроса? Вот запросил он о существовании в городе коммерческих ритуальных услуг — ни ответа, ни привета. Надо поручить Леденцову — отыскать оперативным путем…
Дверь распахнулась, и он, мысленно упомянутый майор, вошел в кабинет. Его лапистое рукопожатие, как всегда, было безжалостным: лапистое, короче.
— Есть информация? — спросил Рябинин.
— О чем?
— А то не знаешь, о чем: об Ираиде, о пропавшем осмии, о сбежавшем Аржанникове, о смерти Лузгиной…
— Работаем, Сергей Георгиевич.
— Ну и?..
— Сперва бы угостили виагрой.
— Чем?
— Чашкой виагры. А что?
— Боря, кофе называется «Милагро», а не виагра.
— Все равно, я бы погрелся.
Следователь включил кофеварку и достал банку с кофе. Он уже видел, что срочной информации у майора нет. И все-таки Рябинин чего-то ждал, потому что сам днями сидел в четырех стенах, а майор пришел из гущи жизни.
— Сергей Георгиевич, по-моему, все эпизоды переплетены.
— Похоже.
— Поэтому ищу те веревочки, которые их связывают.
— Мы вместе должны искать.
— Слишком тонки, как бы не оборвать.
— Боишься, что я оборву?
— Сергей Георгиевич, следователь работает открыто. А кто такой оперативник? Хамелеон. Этот хамелеон крадется к насекомому медленно и незаметно. Если хамелеона заметили, то он уже не жилец, потому что не умеет маскироваться.
Хамелеон, работает открыто… Рябинин подумал, что главное не в этом, а в цели — оба борются с преступностью. Нет, пожалуй, главное в другом — работают, не жалея ни времени, ни своих сил, ни здоровья. Боря даже не имеет семьи. Короче, фанатики. И Рябинин испугался: фанатик, как правило, ограниченный человек. Фанатизм — всегда ограниченность. Выходит, что хороший следователь — это ограниченный фанатик?
— Сергей Георгиевич, по району ходят слухи, — сообщил майор, потому что совсем без информации прийти он не мог. — Мужик сковородкой системы «тефаль» убил жену. И еще не пойман.
— Новость какая…
— А жена беременна, семь или восемь месяцев.
— Ну и что?
— Ее похоронили.
— Не тяни.
— А она в могиле родила живого младенца.
— Эту байку я слышал давно: ребенок вырос, раскопал могилу и пошел искать убийцу матери.
Рябинин налил по второй порции. Слабый аромат пропадал скорее, чем успеешь поднести чашку к губам. Знакомый адвокат обещал привезти кофе «Пуэрто-Рико», выращенное в Пуэрто-Рико и обжаренное в Италии.
— Эта не та байка, Сергей Георгиевич. Отец-убийца теперь ищет могилу жены, чтобы вытащить живого младенца.
— Разновидность той.
— Дело в том, что отца видели на кладбище. Здоровенный мужик, с острым носом, рыжей бородой и с лопатой.
— Задержали бы.
— Поручил Оладько.
Леденцов улыбнулся.
— Сергей Георгиевич, бомж Ацетон теперь ходит в пиджаке.
— Хорошо, — похвалил Рябинин, зная, что сообщается это неспроста, как и рождение младенца в могиле.
— В его склепе пахнет дезодорантом.
— Приобщается к культуре.
— Ночью приходят парочки, которые углубляются к центру кладбища и пропадают.
— Как пропадают?
— Исчезают.
— Это мистика, — объяснил Рябинин насмешливым бровям оперативника.
— Главное, Ацетон с Колей Большим бутылки не собирают, а свои выбрасывают и ежедневно пьют коньяк.
— Вот это уже опасно.
— И у того, и у другого люди видели доллары.
Рябинин знал, что в этом разговоре юмора нет. Майор давал ему оперативную информацию для сплетения всех частностей воедино. Но из всего сказанного царапнули доллары. В русском государстве ходили чужие деньги, вытесняя свои. Цены в долларах, услуги в долларах, фирмы зарплаты платили долларами… У бомжей доллары…
— Боря, Наполеон нас не захватил?
— Не захватил, Сергей Георгиевич.
— А Гитлер?
— И Гитлер не захватил.
— Боря, нас захватят американцы.
— Ядерным превосходством?
— Нет, разбросают над Россией доллары.
К полуночи все три зала ресторана «Ночи Клеопатры» наполнились невидимой упругой энергией. Всем посетителям, да и просто входящему свежему человеку, хотелось пить, петь, танцевать и хохотать. Кроме одной пары, явно не ресторанного вида. Скорее всего, иногородние. Официант на них косился: с восьми вечера мусолят бутылку сухого вина и какой-то салат.
Молодой человек как раз поманил.
— А есть в ресторане что-нибудь особенное?..
Официант осмотрел его скромненький костюм — не с чужого ли плеча?
— Есть жареные свиные уши с горохом.
— Шутите? — вспыхнула девушка.
Чего пыхать? На ней платье ниже колен и поверху вязаная кофточка… Почему их пустили в престижный ресторан? И без того голосу вязкому, официант добавил тембра:
— Мадам, свиные ухи, то есть уши с горохом, едали рыцари в замках.
— Хочется экзотики, — объяснил парнишка.
— Есть морепродукты, запеченные в банановом листе…
— А еще что?
— Шеф-повар может на заказ сделать страусиный бульон.
— Из перьев? — удивилась девушка.
— Не из перьев, а из мяса страуса. Восемьдесят долларов порция.
Молодые люди переглянулись. Официант был доволен: он знал, что разговоры об экзотике кончились. Но парень настаивал:
— Экзотика не в блюдах…
— А в чем?
— Говорят, у вас есть сеансы любви и мистики…
Официант задумался: уж слишком хило они выглядели для сеанса любви и мистики. В конце концов, этот вопрос решает не он. Официант кивнул и поманил парня, одного, с собой. Привел в помещение, напоминавшее что-то вроде комнаты отдыха: диваны, камин, мраморный столик, зажатый двумя бархатными креслами. На диване сидел широкоплечий молодой мужчина в бордовом пиджаке под цвет кресел. Что-то ему шепнув, официант удалился. Мужчина пересел за мраморный столик и приказным жестом велел молодому человеку устроиться за столиком. Тем же жестом была налита рюмка коньяка с информацией:
— За счет заведения.
— Я насчет мистики…
— Это стоит триста долларов.
— Что «это»?
— Пей. Траханье.
Молодой человек выпил:
— Траханье с кем?
— С кем хочешь.
— Тогда за что деньги?
Мужчина в бордовом пиджаке хохотнул, отчего нос его расширил ноздри, словно смех попытался их вывернуть. Он проглотил свой коньяк, и гостю показалось, что напиток ушел не в горло, а в нос.
— Деньги, парень, не за траханье, а за прибамбасы. Ночью, на Троицком кладбище, в склепе, в гробу. Как?
— Клево, — подтвердил гость.
— Договорились?
— Да.
— Давай баксы.
Молодой человек отдал доллары с такой легкостью, будто приготовил их загодя. Хозяин комнаты отдыха пересчитал купюры и дал последние указания:
— Ровно в полночь сядь с девицей в синюю иномарку. С водителем не разговаривать. Он довезет до ворот Троицкого кладбища и там передаст гражданину по имени Ацетон. Тот приведет на место. Вопросов ему тоже не задавать.
— А что… там? — Молодой человек решил хотя бы сейчас задать вопрос.
— Ацетон скажет.
Разговор окончился. Молодой человек сходил за подругой, и, дождавшись полуночи, они вышли. Синяя иномарка стояла наготове, уже с водителем. Как и было приказано, они сели и не проронили ни слова. Когда шофер их довез и подвел к гражданину Ацетону, клиенту показалось, что у водителя ноздри тоже крупные, как две воронки. Но он, водитель, уже исчез.
Они пошли за Ацетоном. Выросшая трава хлестала по ногам, обломки плит и крестов выворачивали ноги, тени от памятников пугали, невысокие оградки впивались в колени, шмыгали кошки… Ацетон шел без фонаря, уверенно и скоро. Они поспевали, падая и вставая…