— Ладно, не береди, — попросила она, — а возьми лучше водки и пива…
Они снова напились и снова пустились в рассуждения о смысле жизни, не находя никакого смысла ни в жизни, ни в рассуждениях о ней…
Домой она вернулась раньше обычного. И Патимат, и отец еще сидели на кухне. Мачеха по-восточному суетилась вокруг мужчины, не смея утомить его бабской болтовней.
— Они на днях уедут, — сообщила она Аиде и добавила шепотом. — Поговори с отцом. Он ведь к тебе приехал.
Игорь Дмитриевич, разменяв шестой десяток, начал сутулиться, а раньше гордился своей офицерской выправкой. В армию его забрали с факультета журналистики, и он долгое время был военным корреспондентом. Потом стал редактором военной газеты в Дагестане. Там-то и встретил Патимат. И там же родился Родька.
Семь лет продолжалась безоблачная кавказская жизнь, пока он не получил сообщение о смерти мамы. Пришлось оставить военную службу и возвращаться в Казахстан, где осталась престарелая бабушка.
И опять все сначала. От рядового журналиста до редактора местной газеты.
Мать Аиды была обыкновенным корректором, тихой, скромной, малоприметной девушкой, но каким-то образом сумевшей завладеть сердцем своего начальника.
Игорь Дмитриевич сильно сдал, черты лица заострились, вечный ежик волос стал серебряным.
— Проголодалась, дочка? — сделал он шаг навстречу. Разговор у них никак не получался. — Поздно ты с работы возвращаешься.
Он интересовался у Патимат, чем занимается Аида, но той удавалось уйти от ответа на столь щекотливый вопрос.
— Бывало я тоже так задержусь в редакции, а твоя мама меня потом ругает. Очень она нервничала, когда я задерживался. Думала, изменяю. А тебя пока некому ругать.
— Ты сильно переживаешь на этот счет? — Аида сидела к отцу в профиль и следила за тем, как суетится мачеха, подогревая пирог и заваривая чай.
— Наверно, опасно для девушки возвращаться так поздно? Я слышал, в Питере сильная преступность.
— Да, папа, сильная.
— Вот видишь. Я буду переживать за тебя, когда уеду. Может, стоит сменить работу?
— Я подумаю.
— А кем ты работаешь, если не секрет?
— Секрет.
Игорь Дмитриевич опустил голову. Родная дочь давала ему понять, что он зря приехал, что здесь он никому не нужен и что нельзя склеить то, чего нет и никогда не было.
— Когда ты уезжаешь? — спросила дочь.
— Завтра суббота? Думаю., на понедельник взять билет на поезд. Дуняша просится домой, к маме.
— Зачем ты ей дал такое имя?
— Я ведь тебя хотел назвать Дуняшей, чтобы как у Достоевского Родион и Дуняша. Да бабушка не позволила. Она тебя с колыбели приветила. Моя кровушка, сказала, цыганская. А значит, Аида. И когда ты убежала из дому, бабушка радовалась. Нечего ей тут плесневеть, говорила, ей другая жизнь предначертана. А матушка твоя не выдержала, померла, царство ей небесное. — Отец перекрестился. — Я ведь в церковь на старости лет ходить стал. Пост соблюдаю, в грехах каюсь. Родька-то не крещеный был, вот и полез в петлю!..
— Шел бы ты спать! — резко оборвала его Аида. — Уже поздно.
— Иду, Аидушка, иду, — притворился он херувимом, — а то развоевался на ночь глядя…
Утром она любила понежиться в постели. Обычно дожидалась, когда отец с Дуняшей уедут на экскурсию или пойдут в музей, и только тогда вставала.
Сегодня она услышала, как Патимат с болью в голосе высказывает бывшему мужу: «Где у тебя голова? Привез ребенка в одних сандалях! Куда? В Петербург, осенью! В шерстяной кофточке по дождю! Она за ночь не успевает высохнуть! А девочка уже кашляет!»
Аида соскочила и пошла умываться.
— Отец, отдыхай! — бросила она на ходу, не посмотрев в его сторону. — Сегодня я гуляю с сестренкой.
— У тебя выходной, дочка? — обрадовался Игорь Дмитриевич и, не получив ответа, обратился к шестилетней девочке: — Слышала, сегодня ты будешь гулять с сестрой!
Дуняша что-то испуганно пролепетала, но за шумом воды Аида не расслышала.
У сестренки были густые каштановые волосы и большие светло-серые глаза. А вот одежка действительно никуда не годилась. Шерстяная кофточка, изъеденная молью, была раза в три старше девочки.
— Признавайся, от кого получила в наследство? — выпытывала Аида.
— От Ромы.
— Рома — это кто?
— Мой старший брат.
— У тебя есть родной брат?
— Нет, не родной. У него другой папа.
«История повторяется», — подумала Аида.
Она никогда не интересовалась магазинами детской одежды и пошла наобум, в первый попавшийся. Он оказался дорогим и вокруг были одни иностранцы, но цены Аиду мало волновали. Она одела Дуняшу с ног до головы, прикупив еще пеструю шубку на искусственном меху, пару платьев и кучу мягких игрушек. А каждую старую вещь, вплоть до трусиков, заставляла девочку выбрасывать в урну. Процедура, окрещенная Аидой «Смерть обноскам!», доставила удовольствие обеим.
Замкнутая Дуняша поначалу только пыхтела и удивленно выкатывала глаза, а под конец развеселилась. Особенную радость ей доставили игрушки и шубка, такая яркая и приятная на ощупь. Она вертелась в ней перед зеркалом, пока Аида расплачивалась с кассиром, и проходившие мимо молодые французы на миг останавливались, и один из них сказал другому примерно следующее: «Вот еще одна кокетка, из-за которой мы погибнем».
«Французы, как всегда, в своем репертуаре», — ухмыльнулась про себя Аида, а Дуняша захихикала.
— Что тебя насмешило?
— Дядя сказал… — И она прошептала сестре на ухо смешное слово.
Французское слово «пердю» — «погибший» — звучит довольно курьезно для русского уха.
— А что он еще сказал? Сможешь повторить?
— Так не по-нашему…
— А ты не по-нашему повтори!
Дуняша на секунду задумалась, а потом с застенчивой улыбкой выдала. Ее «каляка-маляка» смутно напоминала случайно оброненную французскую фразу.
— Заработала мусс и мороженое! — подвела итог Аида.
По дороге в «Кошкин дом» она размышляла: «А что здесь, собственно, необычного? Ведь Дуняша тоже правнучка старой Аиды. Надо сказать отцу, чтобы отдали ее в специальную школу. — И тут же спохватилась: — Господи, да какая может быть школа в этой дыре! Да и денег у него нет на обучение дочери!»
Размышляя о будущем сестренки, она расслабилась и совсем забыла о контроле. А между тем на углу Литейного ее уже поджидал вместительный «Шевроле» с затемненными окнами, и трое молодых людей в одинаковых серых костюмах у входа в кафе многозначительно переглядывались друг с другом.
— Инга! — окликнули ее.
Она держала в обеих руках огромные пакеты с покупками, да еще Дуняша крепко вцепилась в запястье. Более дурацкой ситуации нельзя было себе представить.
Парни окружили их, встав вплотную, чтобы не мешать прохожим фланировать по Литейному.
— Вас хочет видеть Юрий Анатольевич.
— Прямо сейчас? Дайте мне хотя бы отвести девочку домой. Тут совсем рядом.
— Садитесь в машину!
Это было приказано жестким, не терпящим компромиссов, голосом, и Аида решила уступить. Она вдруг поняла, что крохотное существо, прижавшееся к ней, девочка, которую еще вчера она не признавала своей сестрой, сегодня ей не безразлична. Теперь она видела в Дуняше частичку старой Аиды, и потому готова была стоять за нее на смерть.
Парни держались с достоинством. Не перемолвились ни словом, усаживая их в автомобиль и укладывая покупки в багажник. Дуняша тоже держалась молодцом. Ни о чем не спрашивала, не хныкала, а смотрела на происходящее глазами взрослого человека.
Первой нарушила молчание Аида, когда на Невском «Шевроле» завернул не в сторону Фонтанки, а к площади Восстания.
— А куда вы нас везете?
— Господин Нечаев ждет вас в загородном доме, — коротко ответили ей.
По спине прошелся холодок. В загородном доме Нечаева ее уже один раз расстреляли, без скидок на возраст и на талант. Без всяких скидок. Приговорили, не выслушав речь защитника. Не дали даже выйти из машины. Игра, в которую она играет, не предполагает скидок. И никто не будет брать в расчет маленькую девочку, ее обновки, ее мягкие игрушки. Какое им дело до всего этого? Они все трясутся лишь за собственные задницы и за собственных детей, за их обновки, за их мягкие игрушки.
Девушка ничем не выказала своих дурных предчувствий и принялась показывать Дуняше достопримечательности Санкт-Петербурга. А когда достопримечательности кончились и начались серые жилые кварталы окраин города, сестренка неожиданно призналась:
— Папа привез меня сюда, чтобы оставить насовсем…
— А как же твоя мама?
— Мама давно уже не живет с нами. Она ушла вместе с Ромкой, к Ромкиному папе.
— Вот как! — Ей вдруг стало смешно, но это был смех висельника, и парни с тревогой смотрели на девушку.
— Папа сказал, что ты богатая, и мне будет у тебя хорошо, — продолжала Дуняша. — И он хотел, чтобы мы подружились. А я думала ты злая-презлая и дружить со мной не захочешь.
— Ты зря так думала, — обняла сестренку Аида. — Вот мы и дружим, правда?
Вскоре девочка задремала, положив ей голову на колени.
Дом Нечаева Аида узнала издалека, хотя вокруг стояли дома не менее броские. У дома сохранился первозданный вид, и внешняя запущенность его только украшала.
Перед ними открылись ворота, и «Шевроле» въехал на территорию дачи.
Нотариус стоял на крыльце с женой, и это обстоятельство порадовало Аиду. Она взяла спящую девочку на руки, И Соня выбежала ей навстречу.
— Я позабочусь о вашей девочке, Инга. — Она протянула к малышке руки.
Аида почувствовала, как пальцы Сони протискивают ей в ладонь клочок бумаги. Она зажала ее в кулаке и передала сестренку жене нотариуса.
Дуняша тут же открыла глаза и капризно пролепетала:
— Я хочу с тобой…
— Поспи немного, а я поговорю с дядей.
«Дядя» был настроен вполне дружелюбно, он улыбался и старался не показывать своего страха, но Аида чувствовала, что нотариус ее боится. Шоу в «Амбассадоре» не прошло для него даром.
— Где у вас туалет? — вместо приветствия спросила она.