— Если бы не ты, со своей любовью, она бы у меня сегодня поплясала!
— Давай-ка за работу! — предложил литовец, и они перешли в другую комнату, где стоял письменный стол, и там разложили свои деловые бумаги.
Аида осталась в гостиной-прихожей наедине с бутылками.
Настроение Борзого заметно улучшилось после подписания бумаг. Его лицо, ставшее багровым от мозговых потуг, оказалось способным на некоторые мимические упражнения, и Аида впервые увидела, как он улыбается. Но улыбка Борзого скорее напоминала оскал саблезубого тигра.
— Теперь можно и на брудершафт! — потер он ладонями.
— А не обкакаетесь? — с серьезным видом поинтересовалась Аида, отчего мимические упражнения пришлось прекратить.
— Инга! — отдернул ее Гедеминас. — Ну, зачем ты? Пора идти на мировую!
— Я не против, — безразличным тоном заявила она, — но мне придется с ним поцеловаться.
Как жениха Гедеминаса вряд ли устраивала такая деталь. Но разве откажешь компаньону по бизнесу?
— Я тебе прощу маленькую измену, дорогая.
— Это по-товарищески, — заметил Борзой.
— Вы разве уже не брезгуете ведьмой? — подколола Аида.
— Я буду думать, что целуюсь с Жанной д’Арк, — парировал тот, — ее, кажется, тоже сожгли.
— Сначала за нашу сделку! — разливая в фужеры вино, предложил Гедеминас.
— Было бы странно пить за нашу помолвку на брудершафт с твоим компаньоном, — заметила Аида по-литовски.
— Не умничай! — ответил ей жених. — И прекрати подшучивать над ним! О твоем же благе забочусь! Кто знает, что у него еще на уме?
— Не-е, ребята, так не пойдет! — обиделся уральский компаньон. — Вы уж выражайтесь при мне доходчиво!
— Это наше личное, семейное, — оправдывался литовец. — Может, все-таки вина? — Он поднес к третьему фужеру бутылку «Шато Марго».
— Ни в коем случае! — запротестовал Борзой и поспешил наполнить свой фужер «Перцовкой».
Они стояли в центре просторной гостиной-прихожей, подняв фужеры, и Гедеминас провозгласил:
— За нашу русско-литовскую корпорацию!
— Как это делается-то? — почесал затылок компаньон.
— Всему вас учить приходится!
Их руки сплелись змеями, а встретившиеся взгляды пылали ненавистью друг к другу. Впрочем, взгляд Аиды в ту же секунду смягчился и она даже улыбнулась. Борзой в ответ скривил рот и успел сказать одними губами: «Сейчас я тебя сделаю!», но она понимала его без слов. Девушка раздула ноздри, вдыхая аромат вина, но тут же поморщила нос, почувствовав, как воняет из его фужера.
— Давайте, давайте, не стесняйтесь! — подбадривал Гедеминас. — Только все до дна! Все до дна, непременно!
И они выпили до дна, единым порывом. А вот до поцелуя дело не дошло. Борзой раскрыл рот, вдыхая воздух, будто «Перцовка» ни на шутку обожгла ему глотку. Обхватил горло пальцами и повалился на пол. Конвульсии продолжались несколько секунд.
Аида, как ни в чем не бывало, уселась в кресло и закурила, а Гедеминас остался стоять, завороженно глядя на поверженного компаньона, поднеся ко рту фужер с непри-губленным вином.
— Ты бы выпил, что ли, — вывела она его из состояния ступора.
— Что с ним? — не верил своим глазам литовец. — Эпилепсия?
— Эпилепсия! — засмеялась Аида. — За кого ты меня принимаешь? Сдох твой компаньон, Гедеминас! Почил в бозе! Радуйся и выпей за упокой!
— Ты его отравила?
— Нет, это сердечный приступ! — издевалась она. — До такой степени боялся со мной целоваться!
— Чем ты его могла отравить? Он пил свою водку… Он сам наливал…
— Пока вы там строчили свои писульки, я подсыпала кое-что в его говенную «Перцовку».
— Прямо в бутылку?
— Ну да! Ты ведь не собирался пить водку, милый? Видишь, я ничем не рисковала.
На Гедеминаса было жалко смотреть. Он хотел отпить из своего фужера, но задумался, стоит ли это делать… Поставил фужер на стол. Упал в кресло. Вытер манжетом рубахи пот со лба. Унять дрожь в коленях не получалось.
— Зачем ты это сделала?
— У меня с ним старые счеты.
— Но я только что подписал…
— Порви! Донатас бы не одобрил твои действия. Получается, что я зря старалась.
— При чем здесь Донатас? — развел он руками. — А обо мне ты подумала? Что я буду делать с трупом? Здесь — гостиница, и на каждом этаже — портье.
— Это твои проблемы, — отмахнулась девушка.
— А как же ЗАГС? — спросил он потерянным голосом.
— Какой ЗАГС? — сначала не поняла она, а потом вспомнила: — Ты все еще хочешь на мне жениться? Бедный мальчик!
«Бедный мальчик» был старше ее на шестнадцать лет, но губы надул, действительно, как ребенок.
— Я люблю тебя, Инга, еще больше, чем прежде.
— Это неправда, Гедеминас! Ты любишь не меня, а мое умение с легкостью убивать. Чем больше трупов, тем больше твоей любви. Я раскусила твой план. Вернее, ты сам отчасти выдал его Борзому. Ты решил надеть на меня маску. Маску жены Гедеминаса. Поселить в Москве. А дальше… Дальше тебя интересовала вовсе не политика. А расширение твоего бизнеса. Разве не так? И все эти разговоры о Жанне д’Арк — чушь собачья. Это понял даже Борзой. Но я оценила твою уловку. Я люблю находчивых людей. И я готова выйти за тебя замуж, но только не сейчас. Мне необходим отдых. Я хочу читать книги, слушать любимую музыку, ходить с сестренкой по театрам. Я хочу пожить хоть немного нормальной, человеческой жизнью! Месяц или два — не знаю сколько. Деньги все равно скоро кончатся. Есть у них такая особенность. Придется обождать с женитьбой, мой бедный мальчик!
Она подняла с пола сумочку и направилась к двери.
— Куда ты собралась?
— В Москву. Ты ведь хотел, чтобы я там жила.
— У тебя там есть родственники или знакомые?
— Нет. А у тебя?
— Погоди-ка! Я напишу адрес моей московской квартиры. Там, правда, живет одна… Как бы тебе объяснить…
— Любовница, — подсказала ему Аида. — Нам нечего стесняться друг друга. Ведь наш будущий брак — это всего лишь сделка.
Гедеминас протянул ей клочок бумаги с адресом и произнес упавшим голосом:
— И постарайся не попадаться на глаза портье…
Ей раньше никогда не доводилось бывать в Москве. Но на любование красотами времени не было. Положение казалось безвыходным, ведь в гостиницу они не могли пойти из-за Дуняши. В ее свидетельстве о рождении указаны и отец, и мать, и совсем другое государство. Возникнут вопросы, на которые не хотелось бы отвечать. Светиться на московской квартире Гедеминаса у нее тоже не было никакого желания.
Пришлось действовать молниеносно, как она привыкла в экстремальных ситуациях. Накупила газет, пошла на переговорный пункт, потащила за собой мачеху и сестренку, и принялась обзванивать агентства по торговле недвижимостью. В конце концов ей повезло. Предлагалась двухкомнатная квартира в поселке Мамонтовка за смешную цену.
Это оказался убогий, двухэтажный, шлакоблочный дом с газовой колонкой на кухне, с наружными электропроводами, с уродливым счетчиком в прихожей. Имелась еще масса недостатков, На которые она решила не обращать внимания. Бывшие хозяева оставили раздолбанную мебель, потому что лень было выкинуть на помойку. Обстановочка напоминала полуразрушенный дом на окраине Питера, где ее чуть не изнасиловали парни Борзого.
— Здесь мы будем жить? — широко раскрыв глаза, спросила у сестры Дуняша.
— Жить можно и в коробке из-под телевизора, — с ухмылкой ответила та, и малышка тут же расплакалась.
— Зачем ты ее пугаешь? — покачала головой Патимат.
Мачехе было все равно, где жить. Жаль только, что могила Роди теперь далеко.
— Быстро она привыкла к хорошему! — Аиду возмущали слезы девочки. — Погляди на эту фифу!
— Да она просто устала, — защищала Дуняшу Патимат. — Ты требуешь от нее слишком многого. Что она видела в своей жизни? Забытый Аллахом городишко в степи? И вот, опять захолустье!
— Сколько мы с тобой прожили в захолустье, вспомни? И ничего. А здесь — рядом Москва. Совсем близко. Я даже не рассчитывала на такую удачу.
Еще в поезде она все рассчитала. Купит на первое время квартиру в Подмосковье и пропишет в ней Патимат. Та, после развода с отцом, взяла свою девичью фамилию. А эти стервятники будут искать Аиду Петрову! И флаг им в руки!
Девочка успокоилась. В открытую дверь заглянула кошка, трехцветная, желтоглазая. Посмотрела на всех по очереди и сделала нерешительный шаг в квартиру.
— Говорят, что трехцветная кошка приносит счастье, — улыбнулась гостье Патимат.
— А японцы считают, что в кошек переселяются души умерших родственников…
В Питер она вернулась через пару дней. Предстояло продать квартиру, мебель и часть антиквариата, включая книги Родиона. Дни стояли на редкость теплые. Она наслаждалась последними днями бабьего лета, Петербургом и любимым домом на Фурштадтской. У кого не было всего этого, тот никогда не сможет измерить масштабы катастрофы в ее душе.
Никаких вестей из Каунаса, Екатеринбурга и Львова она не получала. И была чрезвычайно рада этому обстоятельству. Казалось, весь мир забыл про нее.
Она много спала и видела странные, почти инопланетные сны. Вот только в садах теперь по ночам было холодно.
4
Соня встретила ее с распростертыми объятиями.
Марк принимал душ в ванной комнате нотариуса, и они в ожидании его устроились в гостиной, напоминавшей музей.
— Как девочка? — первым делом поинтересовалась Софья.
— Вспоминает вашу дачу с восторгом и особенно Магду.
В это время на кухне что-то разбилось, и из уст Софьи вырвалось матерное слово.
— Кто там у вас? — напряглась Аида.
— Кухарка. Она испекла нам пирог с вишней и ставит сейчас самовар.
«Значит, старая грымза еще не сдохла, а так рвалась к врачу!»
— Она очень хорошо готовит, — продолжила девушка светскую беседу.
— Как вы устроились в Москве?
— С комфортом.
— О, Москва — прекрасный город! И главное, процветает. А наш Питер год от года хиреет. Везде нужен хозяин. Москве в этом случае больше повезло. Слышали, в День Морского флота не было фейерверка! Это уже ни в какие рамки не лезет!