Искатель. 2001. Выпуск №11 — страница 17 из 25

- Мы знакомы, - признался Оладько и поманил ее.

Барменша подошла. Распахнутый жакет с оперением, брючки на ремне с полосками из крокодиловой кожи… Красные губы большого рта раздвинулись в широкой улыбке… Весомая грудь, казалось, колышется, будто от ветерка…

- Кома, скучаешь? - спросил Оладько.

- У меня там маленький телевизор. Смотрю сериалы, - ответила она низким с легкой сипловатостью голосом и добавила: - В Россию едут американские специалисты ставить «мыльные оперы».

- А мыло чье? - заинтересовался Мишка Тюнин.

Ответить она не успела. Подошедший сзади мужчина ласково обнял ее и встал перед нами, видимо, желая познакомиться. Камилла представила его:

- Мой бойфренд Яша.

Бойфренд Яша гипнотически уставился на меня, а я в свою очередь не мог отвести взгляда от его круглой лысой головы, размеченной пятнами и кляксами. Так и не отводя взгляда, я поздоровался:

- Привет, Поскокцев!


В какой-то песне поется: «Мои мысли, мои скакуны». Вот и мои заскакали, как зайцы от охотника. В деле о полтергейсте присутствовали доллары. Допустим. Но теперь в деле появилась широколицая Кома. Ищи женщину… Да я и не искал - сама возникла. Доллары и женщина. Ничтожно мало информации для беспокойства и тем более для того, чтобы мысли запрыгали скакунами.

Но Рябинин утверждает, что для размышлений количество фактов не так уж и важно. Как он говорит: много знающий, но не размышляющий, уступает мало знающему, но думающему. Итак, у меня появился новый факт, из которого вытекает…

Из него вытекает только одно - проверку материала надо продолжить.

Я попытался размышлять. Какая информация прибавилась? У Поскокцева есть любовница. Ну и что? Разве это имеет отношение к полтергейсту? Много знающий, но не размышляющий, уступает мало знающему, но думающему. Следователю прокуратуры удобно размышлять, он в кабинете сидит; место работы оперативника - многомиллионный город. Мы размышляем на ходу.

Поскольку я был на ходу - ехал в РУВД, - то мои мысли приняли другое направление. Кому нужно, чтобы я разобрался с этим полтергейстом? Государству? Оно с Чечней разобраться не может. Начальнику уголовного розыска? Ему надо, чтобы я поскорее скинул этот материал и освободился. Надзирающему прокурору? Ему лишь составь мотивированное постановление об отказе в возбуждении уголовного дела.

Но есть человек, которого касаются и доллары, и любовница. Жена Поскокцева. Так пусть она мне поможет…

Я вновь подождал Антонину Михайловну. Она вышла и, узнав мою машину, приблизилась с заметной неохотой. Ага, значит, и ей мой розыск не нужен. Сев рядом, она опередила мои вопросы:

- Яша квартиру купил.

- И какую?

- Ту, которую наметил. Трехкомнатную, в центре.

- Уже переехали?

- Нет, но деньги отданы и сделка оформлена.

Опять сомнения. Чего после драки махать кулаками? Но ведь розыск и расследование - это и есть махание руками после драки. Я уже приучил себя доделывать все до конца; вернее, приучил себя делать то, что кажется бессмысленным. Сколько раз бессмыслица оборачивалась веским доказательством!

- Антонина Михайловна, вы должны мне помочь.

- В чем?

- В доведении дела до конца.

- Мы же скоро переедем…

- Ученый энергоэколог предупредил, что полтергейст может переехать вместе с вами.

- Каким же образом?

- Видимо, в мебели или в посуде.

- Господи, хуже тараканов.

Я опять ехал с ней на Вербную, потихоньку незаметно изучая ее профиль. Казалось бы, женщина избавляется от дурацкого наваждения, переезжает, а в лице ни радости, ни облегчения. Щека - та, которая ко мне, - стянута сухой заботой. По-моему, она похудела еще больше и еще сильнее заострились ее скулы. Поскокцева спросила, глуховато и неуверенно:

- Чем же я могу помочь?

- Антонина Михайловна, мне надо узнать, что происходит в квартире, когда вас нет дома.

- Меня… одной?

- Обоих, - соврал я, хотя меня интересовало, что происходит в квартире, когда дома один Поскокцев.

- Что я должна сделать?

- Полка на кухне, откуда летела посуда… Спрятать там вот эту штуку.

Я показал ей портативный диктофон с флеш-памятью и приставкой, способный записывать звук в течение пятнадцати часов.

Она глянула на нее с сомнением:

- Надо посоветоваться с Яшей.

- Ни в коем случае!

- Почему?

Как ей объяснить, не упоминая Камиллы? Как объяснить, что официальную прослушку мне никто не разрешит? Как объяснить, что все это делается в ее же интересах?

- Антонина Михайловна, полтергейст не любит коллективных мероприятий. Он предпочитает тайны. Может возненавидеть человека и вредить ему…

- Меня-то он и ненавидит.

- Верно. Поэтому подслушивание с вашей стороны он найдет естественным. А если муж, то полтергейст обидится и швырнет магнитофон на пол. Потом мы Якову все расскажем.

Как говорят блатные, лепил я горбатого напропалую. Лишь бы уговорить. Посомневавшись, она согласилась. Я показал, что и где нажимать:

- Поставьте на край полки и замаскируйте посудой.

Поразмышляв, я решил обратиться к женской интуиции: уж если оперативник чует неладное с ее мужем, то неужели ей сердце ничего не подсказывает? А если подсказывает, то женщина должна быть моим союзником.

- Антонина Михайловна, дайте мне слово, что ничего не скажете мужу.

- Хорошо, - пообещала она - не словом, а, скорее, твердой улыбкой.


У следователя прокуратуры Рябинина я не был с месяц. Он по этому поводу выразил нечленораздельное удивление: мол, разве не о чем поговорить? Волосы лохматы, очки большие, вид усталый… В кабинетике накурено, на столе две чашки с остатками кофе.

- Сергей Георгиевич, были гости?

- Журналистка.

Он достал из шкафа чистую чашку для меня. Пожалуй, Рябинин единственный в прокуратуре, кто позволял себе распивать кофе в кабинете, что прокурором района считалось признаком безделья.

Я предположил:

- Поругались?

- А как же? Журналистка специализируется на криминальной тематике и пишет: «Цель наказания - помочь преступнику». Значит, мы тут вроде воспитателей.

- А в чем цель наказания, Сергей Георгиевич?

- Цель наказания, прежде всего, в защите общества от преступников.

Мы долго костили журналистов за поверхностность, за кровавые репортажи, за трогательное отношение к преступникам и за пренебрежение к потерпевшим, за жажду сенсаций. Потом перешли на своих коллег - оперативников-следователей, которым досталось не меньше, чем журналистам. Злословили? Нет, встретились единомышленники, хотя одному было пятьдесят, а второму меньше тридцати. Рябинин рассказал про следователя, который убийство не сумел отличить от инсценировки; я поделился впечатлением от выступления по телевидению начальника РУВД. Сергей Георгиевич оживился:

- Боря, а знаешь, почему рассказы следователя кажутся сухими и неинтересными? Потому что следователи умалчивают о своих поисках и заблуждениях. Мол, бандита вычислили и приземлили.

- Я не умалчиваю.

Разговор сам давался в руки. Впрочем, ради него и пришел. Я изложил в подробностях дело, которым занимался: про синяк у женщины, про полет кастрюли, про покупку другой квартиры, про Кому-Камиллу. Но Рябинина детали почему-то не заинтересовали. Налив по второй чашке кофе, он усмехнулся довольно-таки ядовито:

- Ты сам-то веришь в эти полтергейсты?

- Верю фактам.

- Нет, Боря, ты веришь не фактам, а моде. Почему, чем выше образование, тем больше дури? Зональный прокурор, весивший девяносто пять килограммов, искренне верил, что габариты не от еды, а оттого, что он голодал в одной из своих прежних жизней. Кстати, один насильник вкупе с адвокатом тоже сослался на свою предыдущую жизнь на востоке, когда у него был гарем, - дескать, привык иметь много женщин. И ведь оба с высшим образованием. А знакомый доктор наук, профессор, отправился путешествовать. Думаешь, почему?

- Отдохнуть.

- Нет. Подпитать свое биополе другими, чужими биополями.

- Полтергейст, Сергей Георгиевич, я видел воочию.

- Боря, знаешь, почему полтергейст бушует?

- Почему? - попался я.

- Из-за жадности хозяев - не кормят.

Откровенной насмешки мне не вытерпеть даже от Рябинина. Тем более что я видел воочию… При помощи эрудиции следователя не одолеть: мы, оперативники, работаем на «земле» и живем фактами. Утром я встретился с Антониной Михайловной и забрал свой диктофон. Видел воочию и прослушал воочию, вернее, в оба уха.

Я открыл сумку, достал диктофон и, сделав информационную вводку - как его поставил в квартиру - включил.

Шумы, двигают стулья… Пьют чай, разговор слышен плохо… Долгая тишина… Опять разговор… Тишина… И вдруг почти оглушительно… Стук-стук- стук-стук! Четыре раза.

- Сергей Георгиевич, что это?

- А кто был в квартире?

- Жена говорит, что никого.

- По-твоему, полтергейст бродит?

Я прокрутил пленку обратно. Стук-стук-стук- стук!

- Да, или работает громадная мышеловка.

- Только ловит не мышей, а дураков.

- Сергей Георгиевич…

- Боря, это срабатывает та самая пружина, которая сбросила с полки кастрюлю.


Слова Рябинина сперва меня обескуражили, но потом легли точненько, как патроны в обойму. Доллары, барменша, выдуманный полтергейст… В квартире Поскокцевых надо делать обыск. Легко сказать: кто мне даст санкцию без возбуждения уголовного дела? А кто решится возбудить дело, если все факты - полтергейст, звук пружины, любовница - не криминального свойства? Надо еще раз идти к Рябинину - он решится. Но сперва к Камилле.

Кафе открывалось в полдень, но оно для оперативных бесед - место неудобное. Узнав ее адрес, в десять утра я позвонил в дверь, затянутую в крепкую синтетику. Камилла не удивилась, потому что работники злачных мест с милицией имеют дело частенько. Она кокетливо предположила:

- Виктор Оладько оперативник, значит, и вы оперативник.

Меня провели не в какую-нибудь кухню, а в гостиную, показавшейся мне необычной. Ага, кованая мебель в стиле «Кантри». Я расположился на диванчике с металлическими завитушками и мягким сиденьем. Хозяйка спросила: