нство порфировидной плешью. В подсобке стало тихо, да тут всегда тихо. Мне с Поскокцевым не о чем было говорить и не о чем было его спрашивать. Впрочем, один вопрос имелся, потому что я не забыл о больной сестре покойной Антонины Михайловны:
- Где деньги?
Он молча кивнул на сумку. Но у меня было и предложение:
- Поскокцев, едем в прокуратуру!
Рябинин расследовал это хитроумное убийство и передал дело в суд. Приговора я не дождался: меня послали в одну из горячих точек страны оказывать оперативную помощь местным товарищам. Перед отъездом я зашел к Рябинину.
- Сергей Георгиевич, почему они, эти горячие точки?
Следователь вздохнул, поправил очки и пристально взглянул на меня, словно я только что возник в кабинете; словно проверял меня, выдержу ли его ответ.
- Боря, в нашей стране более ста национальностей…
- Ну и что? Жили ведь.
Рябинин достал початую бутылку коньяка, две шоколадные конфетки, кофейные чашки и налил по половинке. Мы выпили прощальные граммы. Я повторил:
- Жили ведь.
- Один из наших президентов - не помню его фамилии - предложил народам брать суверенитета столько, сколько захотят. Что это значит?
- А что?
- По-моему, это призыв к гражданской войне. Ну, и начали брать суверенитеты. Поэтому, Боря, ты и едешь в горячую точку.
Его оригинальный взгляд меня удивил. А Рябинина собственные слова, похоже, расстроили. Поэтому он взял бутылку и налил еще. Мы выпили.
- Сергей Георгиевич, но ведь президента, фамилию которого ни вы, ни я не помним, выбирал народ. Дурака же не мог выбрать?
- А почему? Чехов в записных книжках написал, что на одного умного приходится тысяча глупых, которая способна все заглушить. Так почему же тысячи глупцов не могли выбрать глупца в президенты?
- Хорошо, что мы забыли его фамилию.
- И даже не попытаемся вспомнить.
Мы допили коньяк, обнялись, и я отбыл в горячую точку…
…Уехал летом и вернулся летом. Отсутствовал почти год. С чем вернулся? Главное, не ранен. Получил медаль и чин капитана. И приобрел еще что-то основательное, серьезное и непередаваемое речью. Оладько заметил, что я стал меньше шутить. Ну, это дело поправимое.
На второй день после возвращения я шел по проспекту, впитывая солнце и дух родного города. Не хотелось ни вспоминать о командировке, ни думать о предстоящей работе в уголовном розыске.
Мне показалось, что рядом плывет белая яхта, подгоняемая солнечным ветром. Автомобиль шел вровень с моим шагом. «Мерседес» вроде бы последней модели «S». Элегантнее шестисотого. Он прижался к поребрику и остановился. Открывшаяся дверца едва не уперлась в меня. Из машины вышел человек в белом костюме в тон своего «Мерседеса». Я непроизвольно глянул на его обувь - белые туфли.
Еще ничего не случилось, еще лица его не видел… Но я знал, что сейчас случится. Может быть, потому, что, вылезая, он склонил голову, которая из автомобиля показалась первой: круглая, крупная, плешивая, пропечатанная кляксами, пятнами и родинками. Я спросил, не веря собственным глазам:
- Поскокцев?
- Привет, опер.
- Разве ты не сидишь? - вырвалось у меня.
- За что? - ухмыльнулся он...
- За убийство своей жены.
- Меня оправдали.
- Не ври…
- Лох, а не опер, - рассмеялся Поскокцев.
- Наверняка ты в бегах…
- Мой адвокат доказал, что Антонина покончила жизнь самоубийством.
- Ты же убил ее, скотина!
- Брось, опер, быльем поросло. Лезь-ка в мой «мерс», и двинем в «Эммануэль». Кафе теперь принадлежит Камилле…
Видимо, мое лицо побелело; видимо, веревки желваков вздули мои щеки; видимо, хрустнули сжавшиеся кулаки; видимо, я сделал к нему крутой шаг… Поскокцев исчез, провалившись в машину, которая отплыла, как и приплыла, - сказочной яхтой.
Мне захотелось броситься к Рябинину, но он был в отпуске. Я смотрел вслед «Мерседесу»… Как там сказал Чехов? Тысяча дураков приходится на одного умного. А сколько подлецов приходится на одного честного и порядочного?
Эллери КуинПрезидент сожалеет
Клуб «Рождественская головоломка» - это узкий кружок весьма видных людей, объединенных в общем-то детской, но зато пылкой страстью к мистификациям и розыгрышам. Иными словами, создавался этот клуб специально для решения всевозможных загадок и ребусов.
Подать прошение о приеме в члены клуба можно лишь при условии, что вам предложат это сделать, а членский билет еще надо заслужить, разгадав заранее заготовленную головоломку. В случае удачи соискатель без дальнейших проволочек причисляется к «лику высоколобых».
Перед самым Рождеством, вскоре после того, как Эллери Квин стал шестым по счету действительным членом клуба, на общем собрании было решено предложить президенту Соединенных Штатов подать прошение и попытаться вступить в ряды великих сыщиков-любителей.
На самом деле члены клуба относились к своему увлечению очень серьезно, а президент слыл большим любителем всяческих тайн. Кроме того, основатель клуба, нефтяной магнат Сайрз, водил дружбу с нынешним обитателем Белого дома с тех времен, когда оба они, тогда еще совсем мальчишки, вкалывали бурильщиками на техасских скважинах.
Итак, приглашение отправилось в Вашингтон, и президент, к великому удивлению Эллери, тотчас принял дерзкий вызов. Он лишь попросил в связи с обилием неотложных государственных дел разрешить ему самому назначить дату приезда. Вскоре дата была назначена, но, когда Эллери прибыл в украшенную новогодними гирляндами квартиру Сайрза на Парк-авеню, его ждала там грустная весть: президент очень сожалеет, но приехать не сможет, сообщил членам клуба специально присланный нарочный из охраны Белого дома. Внезапно разразившийся кризис в Азии вынудил президента в последнюю минуту отказаться от рождественского путешествия и Нью-Йорк.
- Ну-с, и как нам теперь быть? - спросил Дарнелл, известный судебный защитник по уголовным делам.
- Думаю, надо приберечь заготовленную головоломку, - рассудил доктор Вриланд, знаменитый врач-психиатр. - И дождаться другого случая. Рано или поздно президент сумеет выбраться к нам.
- Жаль, что доктор Аркави все еще на симпозиуме в Москве, - подала тоненький голосок маленькая сухонькая поэтесса Эмми Уондермир. Доктор Аркави был биохимиком, Нобелевским лауреатом. - У него такой изобретательный ум! Он наверняка выдумал бы какой-нибудь экспромт.
- А может быть, нас выручит новичок? - проговорил хозяин дома. - Что скажете, Квин? Наверняка у вас припасены сотни головоломок, не зря же вы столько лет расследуете преступления и пишете о них.
- Дайте-ка сообразить, - глубокомысленно изрек Эллери и тотчас рассмеялся. - Ага! Что ж, ладно. Мне понадобится несколько минут, чтобы обмозговать детали…
На самом деле на обдумывание деталей ушло гораздо меньше времени.
- Итак, я готов, - объявил Эллери. - Для начала давайте-ка поимпровизируем все вместе. Поскольку речь пойдет об убийстве, нам, конечно же, понадобится жертва. Есть какие-нибудь предложения?
- Разумеется, это должна быть женщина, - мгновенно ответила поэтесса.
- И очень знаменитая, - добавил психиатр.
- Стало быть, голливудская звезда, - ввернул судебный защитник.
- Хорошо, - согласился Эллери. - Звезде экрана нужно звучное имя. Давайте наречем ее… ну, скажем, Валетта ван-Бурен. Согласны?
- Валетта ван-Бурен, - задумчиво повторила мисс Уондермир. - Да. Во всех своих ролях она - воплощение женственности. Томная колдунья с oгромными глазищами, похожими на две полные луны. Как вам такой портрет, мистер Квин?
- Великолепно. Итак, Валетта ван-Бурен приезжает в Нью-Йорк на премьеру своей новой картины и намерена выступить в серии телепередач, - продолжал Эллери. - Но обычного рекламного тура не получилось. С Валеттой произошло нечто настолько страшное, что она написала мне очень взволнованное письмо, которое я, по дивному совпадению, получил только сегодня утром.
- И в котором говорилось… - поторопил его доктор Вриланд.
- Что во время визита ее по очереди сопровождали четверо мужчин…
- И все они, естественно, были влюблены в нее, - вставила поэтесса.
- Вы угадали, мисс Уондермир. Валетта назвала мне их имена. Один из них - скандально известный бездельник и повеса Джон Трашботтом Тейлор Третий. Если вы о нем не слыхали, то лишь потому, что я его выдумал. Второй - волк (во всех смыслах этого слова) Уолл-стрит, по имени… Палмер Гаррисон. Третий - модный и популярный художник-портретист Леонардо Прайс. А последний участник этого квартета… дайте подумать… Ага! Бифф Вильсон, профессиональный футболист.
- Пока все довольно складно, - с улыбкой заметил нефтяной магнат Сайрз.
- Идем дальше, - продолжал Эллери, составив, пальцы мостиком, как и подобает профессиональному сыщику. - Назвав мне имена этих четверых, Валетта рассказала, что вчера все они сделали ей предложение. В один и тот же день. К сожалению, наша невыразимо восхитительная Валетта не испытывала ни к одному из них никаких глубоких чувств и дала всем от ворот поворот. У мисс ван-Бурен выдался суматошный день, который, впрочем, мог бы быть весьма приятным, кабы не одно обстоятельство.
- Кто-то из мужчин повел себя неприлично, - предположил адвокат.
- Вы правы, Дарнелл. Валетта написала мне, что трое восприняли отказ более-менее достойно, но четвертый впал в убийственную ярость и пригрозил Валетте расправой. Испугавшись, что он осуществит свою угрозу, она попросила меня незамедлительно связаться с ней. Обращаться в полицию ей не хотелось: кому нужна шумиха такого рода?
- Что было дальше? - спросил Сайрз.
- Разумеется, я позвонил, - ответил Эллери. - Хотите - верьте, хотите - нет, но было уже слишком поздно. Накануне вечером Валетту убили. Вероятно, вскоре после того, как она отправила письмо. Мир кино лишился самой соблазнительной актрисы, и миллионы простых американцев оплакивают невосполнимую утрату.
- Как же свершилось это лихое дело? - спросил Дарнелл.