– Понятно, понятно! – поспешно сказал Сергеев, мысленно ругая себя за то, что и сам не догадался сделать то же. Но не удержался от того, чтобы не высказать сомнений: – Однако, товарищ полковник, не муха же этот самый икс-игрек?.. Не ползал же он по стене вверх-вниз?
Но на эту реплику Прозорович не отреагировал. Сказал коротко:
– Выполняйте! – давая понять, что разговор закончен.
Спустя час Сергеев подъехал к злополучному дому, где уже стояла в ожидании телескопическая вышка. Вместе с помощником, лейтенантом Мироненко, Сергеев забрался по узкой лестнице на огороженную перилами площадку. С ними было все необходимое: фотоаппарат, принадлежности для взятия мазков, сильная лупа.
Включили мотор, и площадка медленно поползла вверх, минуя этаж за этажом, напротив окна девятого этажа она остановилась. Прямо перед взором оперативных работников находилось окно той самой квартиры, откуда исчез знаменитый браслет, о котором Сергеев теперь знал и еще кое-что: он был, оказывается, подарен великой актрисе не менее великим итальянским тенором в 1834 году.
Осмотрели раму и переплеты, полого спускающийся подоконник, – нигде ничего. Сделали несколько фотоснимков и спустились. С лица Сергеева не сходило саркастическое выражение: как он и думал, с этой стороны никаких следов быть не могло.
Он сидел у себя в кабинете, когда лейтенант Мироненко принес проявленные и отпечатанные снимки. Вид у него был взволнованный.
Он положил на стол четыре фотографии рядом, сунул в руку Сергеева лупу и показал пальцем:
– Посмотри-ка, посмотри!
Оба склонились над снимками. Там, где кончался подоконник и уходила вниз стена, обозначались неглубокие бороздки. Четыре, на расстоянии полусантиметра одна от другой, слева от срединной линии, и точно такой же пучок – четыре бороздки – справа. Оба эти пучка шли строго параллельно, промежуток между ними составлял 32 сантиметра. Длина бороздок не превышала четырнадцати сантиметров, а далее, книзу – они исчезли и более не обнаруживались.
Оба оперработника довольно долго молчали. Наконец Сергеев сказал:
– Что же это такое может быть?.. Как думаешь – не от строителей ли осталось? Давай-ка, Мироненко, выясни, бывают ли у них такие вот бороздки на стенах и от чего.
Он убрал снимки и занялся бумагами. Дело в том, что в одежде подобранного накануне человека, который, по заключению медиков, упал с высоты и разбился насмерть, никаких документов не оказалось. Не было на лице и теле каких-либо особых примет. Но во внутреннем кармане куртки, в которую он был одет, нашли двадцать восемь небольшого формата прямоугольных кусочков тонкого картона, испещренного отверстиями.
– Перфокарты, – определил эксперт. – Перфокарты, используемые в электронно-вычислительных машинах.
– Значит ли это, что неизвестный имел к ним отношение или они попали к нему случайно?.. – Капитан Сергеев, перебирая их в сотый, может быть, раз, размышлял вслух, и, таким образом, лейтенант Мироненко имел возможность принять участие в этих размышлениях.
Посовещавшись, они решили, что надо, во-первых. выяснить, не работал ли неизвестный в одном из научных учреждений города, где имеются ЭВМ. И попутно установить, не исчез ли кто-либо из сотрудников.
Во-вторых, проверить по картотеке отдела, нет ли в ней кого-либо похожего на этого неизвестного (собственного говоря, заметил Сергеев, этот пункт должен был быть первым).
И наконец, установить, нет ли фотографии неизвестного среди тех, на кого объявлен всесоюзной розыск. Должны же где-то его хватиться?..
Проверка отпечатков пальцев на перфокартах кое-что дала: оказалось, что эти кусочки картона побывали в руках двух человек: одним из них был сам погибший, а второй… В дактилотеке эти двое представлены не были.
Минула неделя, другая. Ни по одному из пяти пунктов ничего нового выяснить не удалось. Единственное, что смогли сказать специалисты до поводу найденных перфокарт, – ни к одной из известных им типов ЭВМ они не подходили.
А таинственные исчезновения редких произведении искусства – как и ранее, легких, небольших по объему и неизменно пропадавших из квартир, расположенных на последних этажах, не ниже седьмого (но теперь появились еще десятый и двенадцатый) и только в панельных зданиях – продолжались.
Правда, теперь уже след их ни на международных аукционах, ни в чемоданах иностранных туристов не объявлялся. Они словно бы растворились в воздухе.
Однако стало известно и другое: почти везде тщательный осмотр ниже подоконника ограбленной квартиры обнаруживал непонятные бороздки в виде пучков. И, как правило, длина их не превышала четырнадцати сантиметров. Инженеры сказали, что эти бороздки не могли быть оставлены при строительстве.
Полковник Прозорович увеличил группу поиска; вместе с капитаном Сергеевым в работу включились еще шестеро сотрудников. Но делу это не помогло: оно не продвинулось вперед ни на йоту.
– Вот что надо сделать, – предложил на одном из совещаний Прозорович, имевший крайне усталый вид, – выяснить, кто из ученых или коллекционеров, обладающих редкими и ценными произведениями искусства, проживает на последнем этаже панельных зданий. – И повторил: – Только панельных. И выяснить – оперативно.
В течение двух дней задание выполнили. Выяснились интереснейшие и неожиданные вещи. Среди предметов, которые можно было отнести к разряду редчайших и ценнейших, выявились такие, поисками которых иные крупные музеи занимались годами. Однако все, кто владел подобным имуществом, приобрели его вполне законным образом, и никаких претензий к ним предъявить было нельзя.
Но, собственно говоря, не в этом было и дело. Имея перед собой сводный список – кто есть кто, и что у кого имеется, – Сергеев на следующем совещании сказал:
– Надо сделать так, чтобы в прессе появилась информация об одном из наиболее редких предметов, например, ну-у… – Он подумал с минуту, – серебряная скульптура бога Солнца, созданная, как считают, инками в шестнадцатом столетии. Она находится… – Он назвал имя владельца.
– И что же? – спросил Прозорович. – Думаете – клюнет?.. – Он иронически усмехнулся. – Попробовать, конечно, можно, но полагаю, что похититель не глупее нас с вами!
Заметка о том, что коллекция профессора Квилишвили пополнилась замечательным произведением инкского искусства, появилась в трех газетах. За квартирой Квилишвили установили тайный надзор, но дни проходили за днями – никто на коллекцию ученого и не пытался посягать. Полковник Прозорович оказался прав: похититель не пошел на эту приманку.
А пропажи продолжались.
И тогда Сергеев предложил начать наблюдение за всеми квартирами, покушения на которые предположительно можно было ожидать. Предложение было встречено отрицательно, но потом, рассудив, руководство пришло к заключению, что иного способа помочь делу нет. В домах, расположенных напротив взятых под контроль квартир, скрытно разместились посты. Они имели в своем распоряжении сильные морские бинокли, фотоаппараты и портативные прожекторы, свет которых способен был ослепить человека на расстоянии 50-70 метров. И кроме того, микрофоны высокой чувствительности, фиксирующие звук на таком же расстоянии.
Наступила осень. Дни стали короче, вечера и ночи – темнее. Вдруг пропажи прекратились, словно бы кто-то предупредил похитителей, что им грозит опасность.
Так прошло около десяти дней.
Наблюдение за намеченными домами не приносило пока результатов. Сергеев стал уже подумывать о том, что этот прием все равно ничего не даст, как вдруг вечером с одного поста сообщили, что на доме номер 17/4 по Откидаеву проезду замечено нечто странное. Часы показывали полночь.
Капитан вместе с лейтенантом Мироненко сейчас же выехал по этому адресу. Время в пути – всего-то каких-нибудь двадцать минут – показалось Сергееву бесконечным. Столько уже сил и времени отдано поискам – и все безрезультатно, неужто сейчас улыбнулась удача?
Здание под номером 17/4 по Откидаеву. проезду – десятиэтажной жилой дом панельной конструкции – стояло чуть в стороне от остальных, в глубине улицы. Ночь уже спустилась на город, в большинстве окон темно.
У одной из стен стояла пожарная машина с поднятой лестницей. Однако на самой лестнице никого не было. Сержант Успении, вызвавший Сергеева, басовитый мужчина в кожаной куртке, смотрел вверх, на стену, и с досадой говорил:
– Был бы я пьяный, ну ладно – померещилось, а то ведь – ни в одном глазу! Сам видел!
– Объясните, в чем дело, – пытливо глядя на его круглую физиономию, сказал Сергеев.
Сержант доложил, что хоть ночь нынче безлунная и звезд тоже почти не видно – облака то откроют, то скроют, – с поста приметили, что по этой вот самой стене что-то ползет…
– Как же это вы в темноте заметили?
– А у нас ведь бинокли не простые, а ночного видения, товарищ капитан, у военных мы взяли…
– Продолжайте.
– Вижу – как будто ползет вверх по стене человек…
– Кто?!
– Человек, товарищ капитан… Я и сам себе не поверил: ни лестницы, ни люльки там какой-нибудь, а ползет и ползет вверх, уже до восьмого этажа добрался…
– Постой, постой, а как же он держался? На четвереньках, что ли?.. – Сергеев даже засмеялся, настолько несуразным показалось ему то, о чем рассказывал сержант.
– Да не-ет, – с оттенком обиды сказал сержант, полагая, не без основания, что ему не очень-то верят. – Ну-у… как будто сидит на чем-то, ну вот боком так сидит, ноги свесил, ни за что не держится, а это что-то, значит, подымает его.
– Так. Дальше.
– А дальше – дурака я, видать, свалял: включил прожектор, точно разглядел, как к дому быстрее пробраться, вызвал по телефону пожарную лестницу, взял свою команду – нас здесь трое – и туда! Прожектор, конечно, выключили. Прибежали, сейчас, думаю, возьму кого надо, посветили – нигде ничего. Пожарники примчались, подняли лестницу, я сам туда слазал, до восьмого этажа – ничего. Никаких следов!
– А внизу осмотрели?
– Обязательно! Идемте покажу. – Он подвел Сергеева к подножью стены и, включив ручной фонарь, указал на отчетливо видимые следы ног. Здесь проходили, стояли и опять проходили – двое. Одни следы, как видно, принадлежали мужчине в тяжелой резиновой обуви с рубчатой подошвой, другие – небольшие – женщине в легкой обуви, размера 36.