— Многие переселенцы больше никогда не встретятся с Космосом лицом к лицу. Потому и спешат набраться впечатлений на всю оставшуюся жизнь.
— А из вашего выпуска… Многие попали хотя бы на Космофлот?
— Нет. Меньше четверти. Мне еще повезло.
На тропинке показался Клим Феррис, один из немногих знакомых Ростиславу пилотов, приветственно взмахнул рукой, исчез за близким поворотом. Галерея была устроена так, чтобы даже при большом числе «релаксирующих» почти каждый мог насладиться иллюзией одиночества.
— Рад за вас. Мои перчатки… летним утром… Странно, да? Могу усугубить ваше удивление. У меня и обувь специальная, и одежда. Очки я тоже снимаю очень редко. Это не чудачество и не примерка маскарадного костюма перед Сатурналиями, а всего лишь следствие одного неудачного эксперимента.
— Разве космоэкология — наука экспериментальная?
— Отчасти. Причем эксперименты бывают весьма опасными. На мои руки, когда на них нет перчаток, лучше не смотреть. Хорошо, лицо уцелело. Почти.
Ростислав сочувственно улыбнулся. Лицо Михаила Романовича в ярких лучах имитатора солнца блестело, словно паркетный пол в музее, покрытый лаком.
Фу, стыдно-то как… У человека несчастье, а он… сравнениями развлекается!
На ажурном белом столике пискнул портативный терком. Михаил Романович, наклонившись, повернул его так, чтобы Ростислав мог заглянуть в окно.
— Не возражаете? Прямая трансляция заседания Совета Развития. Вам, уверен, будет интересно. Проект «Сотворение мира», знакомо?
— Да, конечно. С его помощью Совет Развития, насколько я понимаю, попытается как-то компенсировать урон, нанесенный им же космической программе.
В окне теркома возникло объемное изображение знакомого каждому жителю Земли и Системы зала, в котором проводились заседания Совета. На трибуне стоял склонный к полноте мужчина с по-женски пышной прической. Лицо его — в качестве противовеса, видимо — украшали густые темные усы.
«Томас Гроули, вице-руководитель проекта „Сотворение мира“», — промелькнула внизу бегущая строка. Видимо, Михаил Романович не захотел смотреть стандартную церемонию открытия заседания, но чуть-чуть не угадал со временем: выступление вице-руководителя уже началось. Тембр голоса переводчика точно соответствовал голосу оратора, интонации тоже передавались безупречно, так что было полное впечатление, что Томас Гроули говорит на русском.
— Да, — гудел он низким густым басом, — в настоящее время постройка пятого большого интерференционного радиотелескопа или закладка нового рудника на Ганимеде, несомненно, более полезны для человечества, чем предлагаемый нами проект…
Томас Гроули так жирно подчеркнул слово «настоящее» — я даже провел эту черту в воздухе энергичным взмахом руки, — что у членов Совета и многочисленных журналистов не должно было остаться ни малейшего сомнения: только очень недальновидные люди могут проголосовать за очередной БИРТ или рудник на Ганимеде.
— Но что получили земляне после полета Гагарина? — вопросил он громовым голосом. — А после первого полета на Луну? — И сразу же, не давая слушателям опомниться, ответил: — По крупному счету — ничего. Ничего кроме осознания: Человек Может Уже Даже Это. Но без этих, почти бесполезных с точки зрения практической пользы полетов не было бы ни уже существующих БИРТов, ни поселений на Марсе и Спутниках, ни вообще какого-либо присутствия человека во Внеземелье. А еще…
Томас Гроули эффектно выдержал паузу, окинул переполненный зал взглядом человека, готовящегося изречь Истину.
— Еще человек должен хотя бы изредка чувствовать себя богом. Это стремление у нас в крови со времен древних греков. А после завершения проекта «Сотворение мира» каждый житель Земли и Системы будет некоторое время чувствовать себя обитателем Олимпа. Каждый из нас! Кто может оценить, сколько пользы принесет это человечеству?! И еще один момент. Все то новое, что человек мог сделать, он всегда делал, начиная от первого колеса и кончая атомной электростанцией, или, как вариант, атомной бомбой. Поэтому остановить проект «Сотворение мира» уже нельзя, можно лишь задержать его завершение. Но стоит ли напрасно терять время?
— Как вы думаете, выделит Совет деньги для этого проекта? — спросил Михаил Романович, уменьшив громкость.
— Вполне возможно, — пожал плечами Ростислав. — В результате ТФН высвободились немалые средства, многие ученые остались без работы. Так что… Хотя бы ради снижения возникшей из-за этого социальной напряженности…
— А я полагаю, они не получат ни единого цента.
— Из-за отсутствия практической пользы?
— Это послужит всего лишь главным доводом.
— Он настолько убедителен, что никакие другие уже не нужны.
— Именно поэтому вице-руководителем проекта назначили Гроули. Он прекрасный оратор, и уже через полчаса все участники заседания и зрители, вроде нас с вами, будут абсолютно уверены в том, что «Сотворение мира» — заветная мечта человечества со времен питекантропов. И тем не менее…
На тропинке показались еще двое прогуливающихся: вчерашняя своенравная красавица и ее спутник. Он не представлял собою ничего особенного, а вот девушка… Ее темные волосы, вьющиеся крупными локонами, несмело тревожил утренний ветерок. Длинная юбка из тончайшего сатиса, кофточка с короткими рукавами-буффонами, бархатная черная безрукавка, крестообразно стянутая спереди шнурком — все казалось придуманным гениальным портным специально для нее, единственной и неповторимой женщины на Земле и в Системе. Обеими руками красавица опиралась на согнутую в локте руку своего спутника. Вот они поравнялись с беседкой…
— Красивая девушка, не правда ли? — нарушил космоэколог неожиданно возникшую паузу. — В ее присутствии все разговоры кажутся вульгарными. Хочется лишь петь и говорить о любви.
Родников покосился на Михаила Романовича. Глаза космоэколога закрывали теперь видеоки с затемненными экранами, но говорил он, кажется, совершенно серьезно. Во всяком случае, на лице его не было и тени улыбки.
Ответить пилот не успел. Девушка, бросив взгляд в сторону беседки, просияла, улыбнулась и проговорила-пропела звонким чистым голосом:
— Здравствуйте. Вы уже не сердитесь на меня за вчерашнее?
— Доброе утро. Нет, не сержусь. Напротив, я рад вспомнить, что все закончилось благополучно.
— Ну вот, всегда так! — притворно рассердился Михаил Романович. — Вчера, оказывается, произошло что-то интересное, а я ничего не знаю! Такая скука на этой «Деметре»… Ни тебе инопланетян, ни катастроф, ни даже элементарных космических пиратов! Может быть, расскажете?
Мужчина помог своей спутнице подняться к беседке.
— Дэвид Касмер, бизнесмен, — коротко представился он. — Моя невеста, Луиза Додсон. Мы не ошиблись, вам ведь удобнее говорить на русском?
— Да, а вы…
— Меня отец научил, — похвасталась Луиза. Говорила она совершенно без акцента.
— Ну, а я просто не мог, учитывая это обстоятельство… — улыбнулся Касмер. Его русский тоже был великолепен. — Мужчина, который рассчитывает покорить сердце красивой девушки, должен уметь говорить о любви на всех знакомых ей языках!
После ответного представления Дольный извинился за то, что не может снять очки, а Ростислав и Луиза, смеясь и перебивая друг друга, начали рассказывать о вчерашнем инциденте. Пилот даже изобразил, как он безуспешно пытался встать с кресла, чтобы спасти девушку, «которой никто никогда и ни в чем не отказывает».
— Да, никто и никогда. Вы первый посмели, — нахмурила было брови Луиза, но тут же улыбнулась. Вела она себя совершенно иначе, чем накануне. И вообще была совсем не похожа на себя вчерашнюю. Ростислав подивился было ее актерским способностям, огорчился — значит, вчера она была неискренней? — но потом успокоился. Другая прическа, новое платье — для девушки этого вполне достаточно, чтобы и внутри стать совершенно другой.
— Вы смотрели что-то интересное? — обратила Луиза внимание на кингол-экран портативного теркома. — А мы вам помешали!
— Нет, нисколько. Заседание Совета Развития нельзя отнести к захватывающим зрелищам.
— Вы полагаете, я ничем серьезным не способна интересоваться? — обиделась Луиза.
— Ну что вы, — спохватился космоэколог. — Мы вовсе так не думаем. Терком, громче!
Томас Гроули по-прежнему рубил ладонью воздух над трибуной:
— Познание — это соска-пустышка, которой мать-природа тысячи лет успокаивала людей, дабы они не плакали от холода и одиночества. Но теперь человечество вышло из младенческого возраста и должно отвыкнуть от соски!
— Что вы предлагаете взамен? — допытывался у вице-президента маленький юркий мужчина с невысоким выпуклым лбом. Видимо, доклад уже закончился и началась дискуссия.
— Я предлагаю начать делать то, к чему рано или поздно приступает каждый человек, достигший зрелости, — работать!
— В каком же это учреждении, позвольте узнать? — съехидничал оппонент Томаса Гроули.
— Нам доступно пока только одно учреждение — наша Вселенная, — спокойно парировал вице-руководитель.
— О чем они так горячо спорят? — не выдержала Луиза.
— О проекте «Сотворение мира», насколько я понимаю? — блеснул эрудицией Касмер.
— Вас тоже интересует судьба этого проекта? — удивился космоэколог.
— Не пройдет у них номер, — сказал Касмер и посмотрел на Михаила Романовича таким долгим взглядом, что стало ясно: из стен Совета дискуссия грозит перейти под ажурные своды беседки.
— Не люблю, когда мужчины говорят о том, чего я не понимаю, — обиженно надула губы Луиза и сразу стала похожей на себя-вчерашнюю.
— Слушаем и повинуемся, сударыня, — шутливо склонил голову Михаил Романович. — И срочно меняем тему разговора.
— Нет. Вы должны немедленно рассказать мне, о чем идет речь. И рассказать так, чтобы мне казалось, будто я понимаю все так же хорошо, как и вы!
Ростислав улыбнулся. Луиза вновь разыгрывала роль капризной девочки. И делала это столь умело, что ему все время хотелось погладить ее по голове. Погладить, потом легчайшим движением пальцев приподнять мраморно-белое личико за подбородок и поцеловать изумительно красивые губы. Вначале нежно и целомудренно, но потом…