Нас тоже дела ждут. Иначе останемся без деталей… Уезжаем чуть свет… Спать ляжем пораньше…
Федор не артачился:
— Но на обратном пути вы ко мне обязательно заскочите.
Эту ночь Покальчук спал как убитый.
Утро зависло над Лукичёвкой низкими темными тучами. Распрощавшись с Федором, выехали на мерцаловский асфальт и заколесили по лесным завитушкам. Теперь никаких отступлений от намеченного маршрута.
Выворачивая левой рукой баранку руля, Покальчук взял протянутую Лобуревым бутылку «пепси». Допив, с каким-то остервенением бросил ее через рамку открытого окна. Она взрывчато зазвенела уже дальше корпуса машины. Окружно провел мясистым языком по губам. Отер рукавом налимий рот. Поудобнее расправил плечи.
В свинцовом подлете тумана еще просматривались хуторские дома. Но вот и их напрочь скрыла мутная хмарь. Дорога становилась все прямее. Ехали меж нацелившихся в небо наклонных сосен.
— Словно пьяные! — вглядываясь в лесной бор, заметил Лобурев.
Зевая, он не мог прогнать от себя еще не покинувший его сон. Сзади покачивал головой тоже толком не проснувшийся Рахимов.
Машина шла легко, приглушенно урча новехоньким двигателем и ровно шурша протекторной зубчаткой.
Совсем неожиданно микроавтобус вдруг повело на ближайшую слева от водителя сосну.
Покальчук инстинктивно придавил тормозную плашку и одновременно выжал педаль сцепления.
Машину резко крутануло, и она, соскользнув с края рубчатого асфальта, передним бампером глухо сотрясла темное, с густой прозеленью сосновое изножье.
Лобурев тюкнулся теменем о гладко-глянцевитую поверхность стекла.
— Черт возьми, откуда она тут взялась?..
Покальчук довольно шустро для своей комплекции спрыгнул с сиденья. Сразу же обратил внимание на спущенное колесо… С удивлением и огорчением протянул:
— Вот тебе и новенькая… Сволочи! Совсем разучились работать…
По другую сторону автомобильного борта раздался голос Рахимова.
— Прямо фокусы какие-то… Шеф! Да ведь мы же с тобой на собственный трюк напоролись!.. И лента наша!.. — Поднатужившись, он уже тянул в свою сторону змеевидную полосу, часто утыканную металлическими шипами. — Штурман! Кинь-ка мне на всякий случай мой карабин!
Лобурев всем своим неказистым телом только еще сильнее сгрудился над портфелем.
— Ну ты, центральная фигура божьей троицы! — Игнатий помахал выхваченным пистолетом. — Смотайся-ка вот по этим кустикам! Осмотри их все. Да повнимательней! Чуть что, свистеть-то умеешь?..
Лобурев невразумительно развел руками.
— А ты, — Покальчук махнул Рахимову, — на другую сторону!
Лес замер в неопределенном молчаливом ожидании. В стороне от Лобурева хрустнул сучок — резко развернулся на звук. За плывущими в глазах кустами можжевельника ничего подозрительного не было. Но из самой густоты тумана, высоко поведя рогами, выскочил стройный олешек и, в несколько прыжков перепрыгнув дорогу, скрылся за глазастыми кустами бересклета.
— У нас всего две запаски! — произнес возвратившийся Рахимов. — А пробито три…
— Ты и виноват, чертило из Дагестана! — смачно ругнулся Лобурев. — Сам шипы вкручивал так близко…
— Вы, ребятки, мне эту лесную философию бросьте! Душа не лежит — а придется теперь назад к Федору. Там уж и завулканизируем третью. Обстоятельства вынуждают. Дорога-то наша только начинается, — Покальчук тяжело вздохнул.
А Рахимов уже копошился в салоне. Поднял за брезентовые ушки рюкзачок:
— А здесь что?
— Дед Пешто! А ну положь! — рявкнул Игнатий.
Рахимов сбросил вниз и вторую запаску. Как бывалый
шофер, подставил под корпус домкрат…
Покальчук напряженно морщил лоб. Это же просто необъяснимо! Лента, которой они пользовались по ночам, вдруг теперь так нелепо перечеркнула их планы. Впрочем, нелепо ли?.. А может, кто-то уже давно разобрался в ситуации и теперь вот попугивает и предупреждает их?..
Навел дуло пистолета на кусты слева. Выстрелил. На кусты справа. Еще три раскатистых оружейных хлопка. Не ожидавший этого Рахимов скатился в кювет. Лобурев нырнул в машину.
— Это называется, ребятишки мои сопливые, проверка на дороге. — Покальчук почесал рукояткой пистолета затылок. — История-то у нас вышла крайне странная…
Когда два колеса заменили полностью, Игнатий с решительной твердостью в уголках губ раздраженно заметил:
— Возвращаться будем на одном голом ободе. След за собой оставим по асфальту… Но по-другому нельзя… Резину пожуем… Хорошо, у Федьки пару досок прихватили… На песке подложим… Господи, времени-то сколько потеряем…
Мимо них одна за другой, не сбавляя хода, промчались три знакомые машины.
— Мужики от той почтарки возвращаются, — с непонятной самому себе завистью отметил Рахимов.
На обратную дорогу потеряли более часа. Долгими гудками дали о себе знать уже у самых-самых ворот.
— Вот и ладненько, что передумали, — открыл дверь Федор и тут же прикрыл изумленный рот рукой.
Передок новехонького микроавтобуса был глубоко вмят спереди и по всему левому борту.
— Понаставили тут сосен на дорогах, — спрыгнул ему навстречу Лобурев.
— А это что у вас за штука? — Федор указал на выброшенную из салона шипастую ленту.
— Видать, у вас тут какой-то разбойничек завелся. Ванька Каин. Уж не ты ли это? — Игнатий пристально заглянул в самые глаза хозяина дома.
— Смеетесь, я и сам сколько живу здесь, столько и леса боюсь. А такое вообще вижу в первый раз. Ну и влетели вы… У меня тут есть сосед Кешка — водила с двадцатилетним стажем. Всю страну на большегрузной кобылке объездил. Сейчас как раз дома…
Покальчук хотел было остановить Федора, но решил осторожно подразведать у его приятеля детали предстоящего маршрута. Вскоре во дворе появился крупный парень в курточке и кирзе.
— Кеш! Во картина! Прямо тебе «Девятый вал» Айвазовского. И бампер зарогатился. И капот продыром. И в колесах дырки…
Сосед-шофер, развернувшись вполоборота к машине, увидел вдруг ленту, захохотал:
— Ну и удружил я вам, мужики! Да я же против этой самой стервучки… Ну замумукали тут всех нас, лукичёвских, ее городские дружки… Я эту цепочку давно уже подобрал. И все целил, как бы мне их поудобнее прихватить. Эвон, что вышло!.. А то подличьё укатило как ни в чем не бывало… Вы на меня уж дюже не серчайте. Федюнок говорит, что вы свойские ему люди. Вот по-свойски и разберемся тут. Кстати, я вам два комплекта обувки машинной подброшу. Почти задаром… Сами понимаете, время рыночное…
— Торговаться мы с тобой, Кеша, не будем, — Игнатий положил ему на плечо свою тяжеленную ладонь. — Ну а ты уж, брат, постарайся. Ведь после служебной нашей поездки мне надо будет еще кое-куда наведаться. Несколько тысчонок километров прокатиться. Машина должна быть на ходу.
— Семеныч, родной! Чего дрюкаешь?.. Я чуть ли не каждую поездку к черту на рога товар вожу… И почти ни одной серьезной остановочки…
Кеша сбегал домой за инструментом. Помог выправить передок. Даже лачком прошелся по свежим царапинам. Оценивающе отошел к самым воротам:
— Вот теперь порядок! За резиной ко мне заедем. А ленту попрошу мне оставить. Уж очень хочется тех фраеров на нее нанизать.
Пообедали.
И микроавтобус снова вырулил из ворот, в которых стоял и пристально махал рукой улыбчивый Кешка. Уж теперь он маху не даст!
Хмарь сгустилась. Канонадно, с высверками, забабахало над лесом. По крыше машины часто затарабанил дождь. Вдали все еще дробно раскатывался гром, а макушки деревьев так и клонило к дороге.
Вот уж поистине Петька родился в рубашке. Живым остался тогда на черной лесной дороге. Мертвяком его посчитали и когда скинули в разверстый зев колодца. Бывает же такое счастье! Стон его, еле поднимавшийся с самого дна этой ловушки, услышал случайно оказавшийся рядом грибник…
В больнице у Петьки объявился еланский участковый.
Вот страху-то было! К кому теперь он его потянет и останется ли он в живых на этот раз?..
Дернулся было к двери. Резкая боль вжала его глубоко в больничную постель.
— Петро! Чего ты искал в колодце?.. Ну, даешь!.. Все у тебя одни приключения… То банда та… Неужто снова они?..
В райотделе поговорил с Эфиопом. Ничего путного предположить они не могли.
Кирпотин мыслил глубже. Тут же приказал:
— В больницу нашего человека! А сюда того самого, что по лесу блукал. И на колодец вышел… Допросить потщательнее…
На окрайку леса в яр, где чернел кузов обгоревшей легковушки, съехал «уазик». На расстоянии до десяти метров разбросаны рваные клоки металла, подгоревшие кожаные лохмотья салона, остатки одежды, ботинок… В гущине куста рыжела вздутая канистра.
Очкарик-следователь Анатолий ходил рядом и натужно думал. В салоне находились два сильно обгоревших трупа. У одного — закопченные часы на левой кисти руки. Протер мизинцем копоть. Стрелки свидетельствовали, что механизм остановился в десять минут второго.
Ближе к заболоченному озерку с ржавой осокой лицом вниз лежало еще одно тело со следами термических ожогов.
Эксперт уже заливал колею густой белой массой.
— Так что тут за петрушка вышла? — спросил милиционер-водитель.
— Ты бы это лучше Покальчука спросил. Кстати, где он? Уже несколько дней не вижу. А это его прямое дело. Ковыряться тут…
— Да начальник уже и сам за ним не раз посылал… — повернувшись, сказал эксперт.
В сопровождении гаишника-мотоциклиста на своей личной автомашине подкатил полковник Кирпотин. Выбрался наружу. Почесал затылок. Подходить к груде обгоревшего металла не стал. Только показал пальцем:
— Так я и знал! Значит, Покальчук там… Какие у нас еще подробности?.. А рядом уж не Рахимов ли?.. Тоже, стервец, сколько дней в отдел носа не кажет…
Толик пожал плечами. На этот раз мизинцем протер свои очки.
«Уж лучше бы это Кресало был. Вот бы Клавка обрадовалась… Да и ему бы самому поприятнело… Но вроде не он… Эти помельче будут…»