«Напахался», — подумал о незавидном положении водителя Тарас, и ему больше всего стало жалко не водителя, а его дочь.
Вероника Семеновна надеялась, что управляющий сам вспомнит об обещанном кредите, но тот словно забыл свои слова. Когда ее терпение стало иссякать, она плотно прикрыла за собой дверь манинского кабинета и обратилась к шефу:
— Борис Антонович! Я нашла подходящий вариант. Дом в центре города…
— Ты это о чем?
— О кредите на квартиру.
— Да ты знаешь, мы пока жирку не набрали…
— Жирку?.. А о жирке вы что-то раньше речи не вели… Помните ваши слова: «Вы нам, Вероника Семеновна, свою трудовую, мы вам ссуду»?
— Да не тяните из меня жилы… Всем от меня чего-то надо… Я же не дойная корова…
— А я не «все», я — второе лицо, главный бухгалтер!
— Да что я могу? — потер плешь на затылке.
— Борис Антонович!
— Только не угрожай!
Взгляд Вероники Семеновны был неумолим. Управляющий сидел, коленки у него дрожали. Ему самому недоставало денег. Все его коллеги-банкиры уже понастроили себе коттеджей, понапокупали яхт, умудрились вложить деньги в недвижимость на Пиренейском полуострове, а он никак не мог развернуться.
Хотел попросить: «Ну, подожди уж…» — но промолчал: где он найдет себе другого главного бухгалтера?
— Вероника! Я вас очень ценю… И от своих слов не отказываюсь. Но дайте время… — Теперь у него дрожали и пальцы.
— Срок вам, любезный, — неделя!
Доходы филиала росли не так стремительно, как того желал Манин. Будь они на порядок выше, он бы смог решить и свои, и главбуховские, и Глафирины — та тоже наезжала со своими жилищными проблемами — вопросы. Ее дочь Очеретяная, как и мать, нашла себе любовника и теперь требовала отдельных квадратных метров.
Манин давил на своего помощника Геру Зыканова, гонял его по пригородам и дальним поселкам, требуя привлекать к банковским операциям больше клиентов, разрешая называть себя заместителем управляющего, самим управляющим, хоть чертом, лишь бы был толк, лишь бы люди доверили свои деньги Хопербанку.
Однажды Гера вернулся с интересным открытием: в районном городке Усе не было ни одного обменника!
Можно было захватить еще никем не оккупированную территорию.
В Усу командировали Жору Жигова, безопасника Балянского, туда съездил с портфелем долларов сам управляющий, и вот разрешение на открытие представительства получено, и на фасаде двухэтажного особняка на склоне между старой и новой частями этого приречного городка озолотилась эмблема Хопербанка.
Директором представительства назначили Разворотова Сергея Сергеевича, бывшего председателя колхоза, некогда тоже партийца, по образованию агронома. Его откуда-то извлекла Глафира. И зачастила машина с валютой из Белодонска в Усу, а с рублями и подарками для Глафиры — обратно.
Безопасник пропадал у юриста. Порой они говорили о милиции. Смеялись над милицейскими начальниками, которые завидовали банковским работникам. Какой-нибудь полковник, которому Балянский прежде был бы рад подержать портфель, теперь сам звонил и, заискивая, просил поменять рубли на доллары.
Вдоволь насмеявшись, юрист заметил прошедшего к Глафире длинноволосого парня.
— А это что за чудо-юдо?
— Неужели не знаешь?
— Вот те крест…
— Это мой юный защитник, Глашкин зятек…
— Но ведь Наталка только развелась! — вздернул Тарас Леонтьевич головой от неожиданности.
— Проснулся… Глаша уже все уши проела шефу насчет хаты семье молодоженов… Зятьку ведь зал для репетиций нужен… Он у них саксофонист…
— Сексо…
— Тарас Леонтьевич! — в стекло постучал кучерявый мужчина. — Можно к вам?
— Работа не волк, в лес не убежит, — сказал и повернулся к окошку юрист. — Проходите ко мне…
— Ты по лесным дебрям бегай, а я пойду. Мне еще к этой курве зайти надо, — показал пальцем на приоткрытую дверь Глафиры.
На мягкое сиденье опустился плотный мужчина и стал рыться в папке:
— Вот документы моей фирмы.
Выложил пачку бумаг.
— А чем занимается ваша фирма?
— Не бойтесь, не наркотой и не оружием, но тоже очень важным делом.
— Вот, заполните анкету.
Посетитель вытащил паркеровскую ручку и принялся мелко писать., изредка что-то спрашивая и снова склоняясь к бумаге. Когда Тарас Леонтьевич прочитал анкету, у него по спине заструился холодок: рядом с ним сидел врач-паталогоанатом, фирма которого занималась туалетом умерших.
Доходное нынче дело!
В доме, где жил Тарас, вывеску хлебного магазина год назад сменили на вывеску аптеки, а недавно вместо трафарета со шприцом зачернело «ритуальные услуги».
— Тарас Леонтьевич! — своей высоченной прической нависла над юристом приехавшая откуда-то Глафира (сзади, с кошелками, виднелась шевелюра водителя Дмитрия). — Вы почему окно закрыли? Душно ведь!
— По спине тянет… Сквозняк, — ответил юрист, вспомнив, что закрыл оконную фрамугу.
— Дим! — поправила выпавшую на предплечье шлейку лифчика. — Открой!
Водитель прошел к окну, распахнул его настежь.
Тарас встал, прошел к раме и закрыл окно теперь уже на обе щеколды.
Дмитрий замер в ожидании, что скомандует ему Глафира, но та лишь произнесла:
— Тарас Леонтьевич у нас вечно с причудами!
Тарас промолчал: его способ борьбы — молчание.
Было слышно, как Глафира взяла трубку звонившего телефона, потом, что-то рявкнув, вылетела в кассовый зал:
— Где Балянский?!
Видя, что ей никто не отвечает, метнулась по залу и взбежала на второй этаж.
Под ее крики: «Я что, тебе ноги переставлять буду?!» — на выход из банка пронесся бывший майор.
«Фельдфебельша», — подумал Тарас Леонтьевич.
Глафира вернулась к себе и стала куда-то названивать и расхваливать свою прическу:
— И ты знаешь, как она называется? Косточка персика! Ну, как тебе описать. Это как бы рельеф в форме стоящей косточки обыгрывается. Контраст темного и светлого. Сначала приподнимают волосы феном от самых корешков. Обрызгивают лаком. И разбирают по отдельным прядям. А проборчики закрашивают цветной пенкой… Получается живописнейший эффект!
«Вот она, оказывается, где мотается… По парикмахерским…» — юриста покоробило.
Глафира опустила трубку на аппарат и от треньканья снова подняла. По разговору можно было догадаться, что это звонил Балянский.
Глафира заорала:
— Чем ты еще недоволен! Ну и что, что два пацана!.. Ведь обменнику нормально работать не дают! А ты весь излежался! Все, даже слушать не хочу!..
Бросила трубку, и зал облетел вопль:
— Ведь тяну четыре отдела: кадры, хозяйство, машины, да еще и этот ментовский майор свалился мне на шею!
— Глафира Львовна, вы как подполковник милиции! — громко произнес юрист.
— Я, подполковник? — выскочила Глафира. — Да я, я — целый полковник!
Тарасу Леонтьевичу чуть не сделалось дурно, и он от раздирающего смеха зажал себе рот.
Истекала неделя после разговора Вероники Семеновны с Маниным о ссуде. Веронике донесли, что Манин с кем-то договаривается о продаже ему двухэтажной квартиры. Последнее означало, что, во-первых, в банке появились достаточные денежные средства и, во-вторых, что шеф хочет обойти главбуха. Действовать надо было немедленно.
— Борис Антонович! — Вероника вошла в кабинет управляющего, как всегда, плотно закрыв за собой дверь. — Какой же вы резинщик!.. Если до конца дня вы не выдадите мне кредит, я возвращаюсь в свой прежний банк.
— А ты уверена, что тебя возьмут обратно? — сощурился Манин.
— Ах, так! Тогда ложусь в больницу и посмотрю, как пойдут у вас дела без главного бухгалтера!
— Шантажистка!
— А вы лучше?!
Вероника Семеновна хлопнула за собой дверью.
В кабинете утолкала в сумочку маникюрный набор, флакон духов, крем для лица, рук. Набросила лямку сумочки на плечо. Закрыла сейф.
— Вот проходимец! Кинул меня…
Уже через минуту Манин — до его филологического ума дошло, что без главного бухгалтера банк парализует: ведь ни один платеж без ее подписи не пройдет — влетел к Веронике.
— Ну, не горячись же ты! — замурлыкал. — Я все утрясу… У меня есть планчик…
— Врете!
— Не вру! Хочешь, партийный билет в залог оставлю?
— Да им теперь разве что….
— Ну, клянусь! Хочешь, на колени встану? — опустился на корточки, держась за край стола.
— Учти, это в последний раз! — Она сняла с плеча сумочку.
Манин задержался в банке допоздна. Главный бухгалтер ухватила его крепко. От умственного напряжения трещала голова. Иной момент казалось, что она вот-вот треснет. План, который бы устроил и его и главного бухгалтера, не созревал.
— А почему о моем кредите никто не подумает? — вопрошал управляющий.
Он так бы и остался в кабинете на ночь, если бы ему не позвонила жена:
— Ты ведь не в горкоме!
Уехал домой и всю ночь воевал с навязчивыми снами. Ему казалось, что банк погрузился в темноту ночи и захрапел при входе милицейский охранник. Где-то зашуршало. Потом что-то щелкнуло. Шорох распространился по входным углам. Маленькие холмики скользнули вдоль плинтусов. Перетекли через носок сапога милиционера. Выкатили на середину зала и распространились по всему мраморному полу, виртуозно влезли на стойку, со стойки покатили к хранилищу… Мордочка самого крупного грызуна осветилась плоским лицом Глафиры… Грызун достал из своей ворсистой шубки ножичек и сунул острие в скважину сейфа.
— Держи! — вскочил Манин.
— Ты что? — проснулась жена и сказала заглянувшему из соседней комнаты сыну. — Кирилл, ложись! Папашка снова баксы считает.
Жизнь в белодонском филиале кипела. Кого из сотрудников с валютных операций переводили на кредитные, кого со сделок с ценными бумагами на сделки с драгоценными металлами, кого из бухгалтерии в кассу, кого из кассы в бухгалтерию.
Кого повышали в начальники, кого понижали в рядовые, а кого и выгоняли.