Да, я поверил в свои способности. Но и вспомнил (а может, только что сам придумал?) старое правило: прежде чем использовать свои возможности, подумай, правильно ли ты выбрал цель.
Мне так нужен слиток золота, что я готов еще раз проламывать головой стену Библиотеки? Нет, не готов. Я так хочу узнать заказчиков убийства журналиста? Нет, мне все равно, к какой части негодяев принадлежит заказчик — к правящей партии или оппозиции. Для меня лично эта информация бесполезна. Зачем она нужна Куратору? Для проверки, кто из сбродной группы на что способен? Ответов ведь может быть много, но только один — правильный. Или… на самом деле он не знает, кто заказал журналиста, и хочет узнать? Зачем? Доказательства из Библиотеки не принесешь, даже если там и есть «копии документов». Да и опасно их на руках иметь. Остаток жизни будет ярким, но очень коротким.
Нет, здесь что-то другое. Цена на золото через год — тоже ложное ответвление в лабиринте, скрывающем истинную цель проекта.
Странно, что Куратор в этот раз не интересовался, кто из «соискателей» какой методикой пользовался. Только у меня спросил. Заметил, что вид у меня неважнецкий? Сам бы попробовал проламывать лбом стену Библиотеки…
А еще Куратор ничего не сказал по поводу отсутствия Йога и Ясновидящего. Хотя мог бы, что-нибудь в своем духе, ироничное: «Наверное, они нашли более легкий способ находить золото. Уехали на прииски». Но, кажется, он не хочет, чтобы мы из сбродной группы превратились в сплоченную команду. Ничто так не разделяет людей, как конкуренция и зависть. А Куратор делает все, чтобы у нас было в избытке и того, и другого. Надо срочно поговорить с другими сбродниками. Конкуренция, переходящая в зависть — кратчайший путь к ненависти.
Йог вчера не пришел. Ему я и решил позвонить, посоветоваться. И по поводу моей методики, и относительно двойной игры Куратора. Йог, со свойственной таким людям беспристрастностью, должен оценивать события лучше любого Аналитика, даже финансового.
— Здравствуйте. Меня зовут Изобретатель. Я сейчас назову ключевые слова: Куратор, Гадалка, Акаша. А вы — Йог, я не ошибся?
— …Да… Не ошиблись, — после пятисекундного замешательства ответил Йог.
Озадаченность неожиданностью иногда переходит в радость. Жаль, что только иногда.
— Я хотел бы встретиться с вами.
— Как хорошо, что вы меня нашли! Я тоже хочу поговорить с кем-нибудь из… жертв Куратора. Сегодня вышел на очень интересные вещи. Вы понимаете, о чем я? Но нужно еще немного поработать. Мы сможем встретиться завтра вечером?
— Где и когда?
— Назовите адрес ближайшего к вашему дому метро. В девятнадцать ноль-ноль — удобно будет?
— Да, вполне.
Я решил назвать не ближайшую станцию, а ту, возле которой нам будет проще всего найти друг друга.
— Если будете ехать из центра, выход против хода поезда направо. Встречаемся перед входом в разноцветное здание с верблюдами на крыше, это хороший ориентир.
— Да, хороший. Я знаю это место.
— До завтра.
Наверное, Йог тоже заподозрил неладное. Как он сказал — жертв Куратора? Что ж, у меня появился союзник.
Но чем больше союзников, тем лучше.
Я позвонил Ясновидящему. Назвал ключевые слова.
— А, это вы…
Похоже, Ясновидящий не обрадовался моему звонку. Завидует? Но он ведь не знает, что я тоже нашел слиток.
— Я хотел бы встретиться с вами и поговорить Вы, к сожалению, на собрание вчера не пришли.
— И не приду. Вас Куратор на меня науськал?
Кажется, меня хотят разозлить. Но это не так просто сделать.
— Нет. Я хотел…
— Это он дал вам мой номер телефона?
— Тоже нет. Мне, лично мне, очень нужно с вами поговорить. Ну, пожалуйста!
— Хорошо. Когда вы приедете?
— Прямо сейчас, если вы не против. Куда ехать? Назовите адрес ближайшего к вам кафе или угла дома.
Ясновидящий, хмыкнув, действительно назвал угол дома, на другом конце города. Как-то неудачно я шучу в последнее время.
Через час мы встретились возле длинной панельной девятиэтажки, «на углу, который ближе всего к стихийному рынку». Ясновидящий, протягивая руку, смотрел на меня не только исподлобья, но еще и хмуро.
— Ваше счастье, что, пока вы ехали, я успел поужинать и подобрел, — обрадовал он меня. — Что ж, давайте поговорим. Вон там есть свободная… уже нет!
Я впервые увидел на лице Ясновидящего улыбку. Вообще впервые за все время, которое был с ним знаком.
Скамейку заняла молодая парочка. У него было сразу несколько сережек в левом ухе, у нее по одной, но под нижней губой тоже что-то блестело.
Как можно назвать людей, которые специально уродуют свое тело? Уроды:
— Ладно… Давайте встанем вон там, за рекой, в тени деревьев, — предложил Ясновидящий. — Разговор у нас будет короткий, можно и постоять.
— Мне тоже нравится этот роман.
— А вот проект, в который мы вляпались, мне не нравится. Вам, судя по тому, что вы меня отыскали, тоже. Почему?
Мы остановились под деревьями. Блики заходящего солнца иногда падали на лицо Ясновидящего, и от этого его взгляд исподлобья казался еще более хмурым.
— Мне то ли привиделось, то ли приснилось, что Куратор нас обманывает. Истинная цель проекта другая. Какая — мне еще не показалось.
Ясновидящий на мою улыбку ответил тяжелым вздохом.
— Ладно, не хотел, но все же скажу. Я во время последней встречи попытался увидеть, хотя бы в общих чертах, будущее участников проекта. И не увидел. Будущее Куратора от меня закрыто каким-то мощным блоком, ау остальных… ею просто нет. У вас и у меня — тоже.
— Мы все скоро умрем?
Мой голос не дрогнул. А лицо? Что прочитал на нем Ясновидящий? Ишь как уставился.
— Нет. А может, да. Не знаю! — разозлился сам на себя мой собеседник. — Смерть я могу увидеть… хотя и не всегда. То есть могу ошибиться. Когда кто-то закрыт — вижу блок. Но у вас, у других, у меня самого — не вижу ничего. Вообще ничего, ни жизни, ни смерти.
— Кома?
— Я ее вижу как тяжелую болезнь. Вижу! А здесь… Впервые с таким сталкиваюсь.
— И что нам теперь делать?
— Слишком много слов, — хмыкнул мой визави.
— Что делать? — исправился я. — На этот, стандартный вопрос вы ответ знаете?
— Ни на этот, ни на тот. Ясно одно: из Проекта нужно выходить, как можно быстрее. Будущее многовариантно, может, и у нас появится шанс. Уходите из Проекта!
Ясновидящий круто повернулся и быстро пошел к дому.
А я, медленно, на остановку.
Ни в какое ясновидение и прочие эзотерические глупости я до сих пор не верил. А теперь? После того как вспомнил случаи из своей жизни, да еще и слиток нашел… Даже я оказался на что-то способен. Из Проекта я уже несколько раз собирался уйти. Другие, наверное, тоже? Но — игра, но — завораживающий блеск золота…
Следующим вечером я напрасно ждал Йога у дверей детского развлекательного центра. Он не приехал ни в девятнадцать, ни в двадцать ноль-ноль. Его мобильник не отвечал. В половине одиннадцатого вечера я звонить перестал — ведь даже после десяти беспокоить людей уже невежливо.
На другой день после работы я еще раз позвонил Йогу. Ответила какая-то женщина. Голос ее был усталым, но спокойным. Говорила она короткими фразами, с большими паузами, словно чуть было не захлебнувшийся пловец, вытащенный на берег.
— Ивана Михайловича нет… И уже не будет… Никогда… Похороны завтра, в два часа дня… Вы его друг?
— Да… — Мне тоже вдруг стало не хватать воздуха. — Примите мои искренние соболезновании… Куда и могу приехать, чтобы проститься?
Женщина назвала адрес, я попросил повторить, чтобы лучше запомнить, потом записал. Придется отпрашиваться с работы, но теперь это уже не проблема. Не на оборонку работаю. Не нужно, вымаливать увольнительную или тратить с таким трудом достающиеся отгулы.
По дороге к дому Йога я купил четыре темно-красные розы. У подъезда стояло несколько человек с печальными лицами, почти все — с цветами. Я подошел к ним, чуть было не брякнул «добрый день!», но вовремя спохватился и, поклонившись, тихо сказал «здравствуйте». Мне отвечали так же тихо или просто кивали. Медленно смещаясь в сторону невысокой стройной женщины в траурном платке, обнимавшей мальчика лет десяти, я старался рассмотреть каждого из пришедших на похороны и прислушивался к тому, что говорили друзья и родственники.
— Прямо во время медитации… Сердце не выдержало…
— Маша не раз говорила, что эта ёга до добра не доведет….
— Такой здоровяк был… Зимой без пальто и шапки ходил, милиция останавливала и спрашивала, где ограбили…
— Еле-еле его из позы лотоса выпрямили… А почернел весь, словно изнутри сгорел.
— Маша, ты поплачь, легче станет…
Вдова смотрела на всех невидящими глазами и только крепче обнимала сына.
И что? О чем-то ее спрашивать? Но другой возможности у меня не будет.
— Простите… Примите мои соболезнования.
— Спасибо. А вы…
— Я совсем недавно познакомился с Иваном Михайловичем. Мы участвовали в одном проекте.
— Проекте?! — Маша посмотрела на меня так, словно рентгеном просветила. — А вы, случаем, не Куратор?
— Нет-нет, что вы! — Только благодаря моей инстинктивной, на уровне спасения от смерти, реакции рентгеновские лучи не превратились в лазерные, высокомощные. — Наоборот, я хотел поговорить с Иваном о Кураторе и проекте. Не нравится мне он. Точнее, оба.
— Ване тоже не нравились, оба. Он пытался понять почему… и вот результат…
Маша заплакала.
Довел женщину до слез. Терпеть не могу себя… такого.
— Он что-нибудь понял? Это важно… чтобы не было новых жертв..
— Не знаю…
Маша вынула платочек — женский, маленький, в цветочки — вытерла слезы. И быстро встряхнулась, собралась, напружинилась.
— Сказал, что вышел на новое знание. Очень важное. Но нужно еще посидеть… А из медитации не вышел. Вы тоже йог?
— Н-нет. Хотя… собирался им стать. Спасибо вам!