Пелагей Конюхов поклонился и, продолжая кланяться и бормотать слова извинений, попятился к дверям, за которыми благополучно и исчез.
— Виктор, что этот человек хотел? — обратился Сергей к своему помощнику, как более знающему и опытному товарищу. — Что это вообще такое было?
— НБО.
— НБО?
— Неопознанный болтающий объект. Вырвался откуда-то какой-нибудь не удаленный вовремя регистр. Вот и носит его теперь везде. Сам мается и других только отвлекает.
Пока Сергей приходил в себя от подобной новости, в зале появилась целая делегация просителей. Вели они себя, вследствие своей многочисленности, крайне самоуверенно, хотя и удостоили Президента поклонами.
— Господа! Господа!.. Я ни-чег-го не могу разобрать! Говорите кто-нибудь один! — взмолился Сергей: после того как толпа ввалилась в зал аудиенций, она распалась на множество обсуждающих что-то друг с другом и апеллирующих к Президенту групп. — Говорите вот вы! — Сергей ткнул в отчаянно жестикулирующего толстячка с вытянутым по горизонтали овалом лица.
— Серпантин Колобочко, — отрекомендовался тот и торжественно объявил, обращаясь, как истинный оратор, не столько к самому Президенту, сколько ко всем присутствующим: — Господин Президент! Мы представляем хорошо известную вам… — Толстячок помолчал, а затем добавил: — И нам… и всем… Лигу защиты компьютерных вирусов. Конечно, нас целая лига, но мы вынуждены искать защиты и у вас.
— От вирусов? — Сергей был несколько сбит с толку объяснениями лидера вирусофилов.
— Ни в коем случае! — воскликнул тот. — Для вирусов!
Сергей ошарашенно покосился на своего помощника.
Виктор с полуулыбкой молча поглядывал на начальника, в то время как взгляд его уверял: «Да, брат, бывают и такие несуразности».
— Мы требуем… — Предводитель братства защитников вирусов выжидательно замолчал, и тотчас поднялся страшный гвалт, из которого следовало, что просители прибыли сюда не просить, а именно требовать. — Мы требуем запретить уничтожение компьютерных вирусов! Это негуманно — сначала создать что-то, а потом убить. Мы требуем гуманного отношения!
— Гуманного! Гуманного! — подхватили остальные требователи на манер того, как казаки выражают одобрение возгласами «Любо! Любо!».
— Кроме того… — отчеканил их предводитель. — Кроме того, мы требуем, чтобы подвергнутым аресту и посаженным на карантин вирусам полагались ежедневные двухчасовые прогулки! На сво-бо-де! Кроме того…
Вождь вирусофилов явно вошел во вкус. Подогреваемый вниманием Президента и своей возросшей в собственных глазах значимостью, он принялся горделиво прохаживаться взад-вперед, эдакий главный петух в курятнике.
— Кроме того…
— Достаточно, можете идти, — Виктор прервал предводителя уставшим, безразличным голосом. — А о прошении своем забудьте. И еще — проверьтесь-ка на антивирусе.
— Что?!
— А ну, молчать! Я вас самих всех на карантин пересажаю без права выгула!
Окрик Виктора придал вождю вирусофилов ускорение по направлению к двери, которое способен придать пусть и главному, но не по делу зарвавшемуся петуху лишь хороший пинок. Замысловато подпрыгивая и кудахча обиженным фальцетом, он выскочил из зала. Остальные представители Лиги, топча друг друга, в панике бросились вслед за ним.
Сергей с благоговением полюбовался решительным профилем своего помощника, подумывая: «Это ничего. Ничего. Дайте мне только время, я этого Витька за пояс заткну. Я всем, всем… Господи, я же нешифрованным каналом мечтаю…»
Просители тянулись бесконечной чередой до самой ночи. Необычности, а порой и экстравагантности прошений Сергей уже не удивлялся и участия в их обсуждении почти не принимал, рассудив, что Виктор, который знал несравненно больше, был способен принять более взвешенное, да и просто более правильное решение. Себе же он выбрал роль ученика и наблюдателя.
Отужинав в компании телевизора и вернувшись в спальную залу, Сергей понял, что что-то не так, что ему следует разобраться в чем-то важном. Но в чем? В чем? Нет, никак не получается вспомнить. Ведь что-то было. Что-то сегодня произошло такое, о чем нельзя забыть, что нужно разрешить. Какая-то проблема, вопрос, непонятность…
Сергей в отчаянии повалился на постель и уставился на излучавшую мягкий холодный свет люстру. Сияние! Жар в голове! Он отчетливо вспомнил. Он был уверен. Он явственно почувствовал этот жар, неожиданно наполнивший ему голову. Как он, черт побери, возник? Этот Виктор просто… Сергея передернуло от мысли о могуществе Виктора.
«А боль? Боль, интересно, есть?»
Сергей поднялся одним рывком и подбежал к столику в углу, на котором стоял бронзовый подсвечник с воткнутой в него одинокой свечой. Подле подсвечника лежали спички. Нетерпеливым, лихорадочным движением Сергей вытряхнул из коробка спички и зажег свечу. Неуверенно помигав несколько секунд, тонкое пламя устремилось вверх. Сергей было заколебался, но, раздосадованный собственным малодушием, ткнул ребро ладони в пламя. Боли не было. Как не было и копоти, дыма, обгорелой кожи, шипящего мяса… Пламя лишь мягко пульсировало в руку, словно вылизывающая себя кошка.
«Вот ведь захочешь утопиться с тоски, а не получится! — Сергей уныло шлепнулся на стул. — Я уже совсем запутался. Все можно, и ничего нельзя. Еще немного, и я начну сходить с ума. Вот это, думаю, мне удастся. А свечи? Зачем здесь свечи? На случай отключения электричества? Но позвольте, чтобы оно вырубилось во дворце, оно должно вырубиться по всей системе, по всем серверам. Черт! А что будет, если оно действительно отключится? Я выживу или… не выживу? Черт! Черт! Черт!..»
Чтобы забыться, можно было бы лечь спать, но спать, как всегда, не хотелось. Проведя в раздумье несколько секунд, Сергей направился в холл.
Швейцар сидел на своем привычном месте, за конторкой. В желтом круге, отбрасываемом массивной канцелярской лампой, был распростерт очередной том человеческих комедий и трагедий, которые швейцар усердно и с видимым удовольствием штудировал.
Присутствие Президента он заметил, только когда тот принялся перебирать загромождавшие стол книги, в основном — собрания сочинений авторов девятнадцатого столетия.
Сергей рукой предупредил подобострастный порыв швейцара и открыл наугад одно из лежащих на поверхности изданий. Швейцар попытался вернуться к собственному чтению, но было видно, что это ему не удастся. Около минуты он напрасно боролся с собой, после чего вкрадчиво поинтересовался:
— Ваше высокоблагородие, я вот многих вещей не понимаю. Дозвольте полюбопытствовать?
— Валяй… — скорее отмахнулся, чем ответил Сергей: сказалось влияние манеры, в которой Виктор обращался с просителями. — Дозволяю. — Устыдившись своего неуместного барства, Сергей захлопнул книгу и улыбнулся.
Швейцар кивнул и, собравшись то ли с духом, то ли с мыслями, спросил:
— Почему как «умница» — так умная, а если «умник» — то дурак?
— A-а… Э-э… Ну…
Поняв из нечленораздельных объяснений, что сложность данного вопроса застала Президента врасплох, швейцар решил пожертвовать ответом на него ради ответа хотя бы на менее сложный:
— Почему человек умирает, а собака подыхает?
— Да… конечно… язык, знаете ли, необычайно богат на такие подвохи. И знаете ли, не только это, не только это. Вот, скажем, в девятнадцатом веке понятие «получить ссылку» имело совсем другое значение…
— И между прочим… между прочим… — Швейцар заговорщически огляделся и, привстав, чтобы быть ближе к уху Президента, прошептал: — Между прочим, ваше превосходительство, у раков нету шеи!.. Да-с!
— Нет?
— Нет-с!
— Э… И что?
— Конфеты «Раковая шейка» есть?
— Есть.
— А самой шейки нет-с! О как, значится. Парадокс!
— Парадокс, — вынужден был признать Президент.
— Или вот, или вот… — неугомонный слуга познаний захлебывался словами, боясь, должно быть, что Сергей потеряет интерес прежде, чем он успеет его обо всем расспросить. — Не соизволите ли разъяснить, зачем мучиться с локтями, если покусать себя за коленки гораздо проще?
— Так затем и надо пытаться укусить себя за локоть, чтоб помучиться. В этом и есть смысл данного упражнения.
— То есть это такое упражнение?
— Выходит, да.
— И его смысл в том, чтобы… помучиться?
— Точно.
— Практический смысл именно в этом?!
— Не практический, но… Понимаете, проще-то проще, но ку сать себе коленки смысла нет. Просто никакого!
— Мудрено-то как. И причинно и следственно одновременно… То есть возможное смысла не имеет… А невозможное, наоборот, имеет… Ага… Я правильно разумею?
— Я сам уже ничего не разумею, — тягостно вздохнул Сергей и присел на соседний стул. — А вы, я смотрю, все с книгами.
— Да, вот-с. Читаем-с.
— По-прежнему хотите стать человеком?
Швейцар смущенно заулыбался.
— А вы знаете, ведь многие люди желают, чтобы они никогда и не были людьми, — заметил Сергей.
— Может быть, оттого, что у них быть людьми не получается?
— Возможно.
— А как там вообще?
— Где?
— У вас. В том, настоящем мире.
— Вообще-то не очень. Каждый стручок и каждая луночка мнят о себе невесть что.
— Даже стручки?! Ишь ты! Как же мало я ведаю о настоящем мире… Кофею не изволите? У меня превосходнейший кофей. — Было видно, что швейцару очень хотелось, чтобы у Президента. был хоть такой маленький, но повод гордиться своим ночным стражем. — Контрабандный, — полушепотом признался он. — Из игры «Преображение Вселенной». С какой-то планеты завезли-с.
— Да мне что кофе, что ртуть — выпью и не почувствую разницу. Ничего не чувствую…
— А вы ощущения включите, ваше высокоблагородие.
— А что, здесь есть ощущения?! И я могу их… включить?
— Конечно. У вас же есть доступ.
— Доступ? — Сергей недоверчиво прищурился. — Вы уверены?
— Да есть у вас доступ, ваше преосвященство, есть. У вас один из самых высоких уровней доступа.
— А почему не самый высокий?
— Ну, помилуйте, кто же даст постороннему самый высокий уровень? Ведь и в вашем мире есть правители формальные, которые на виду, и те, что страну создали и теперь ее оберегают. А президенты — это всегда люди наемные. Посторонние. Не извольте гневиться, ваше сиятельство!