Официанты проворно разложили приборы и предупредительно замерли в сторонке вместе с хозяином магазина. Сергей проглотил несколько ложек супа, который был не столько вкусным, сколько экзотическим, но все равно почувствовал себя в гораздо лучшей форме и зашипел через стол:
— Вы вот что, Виктор, вы все эти сказки и недоговорки а-ля Стругацкие оставьте себе. Они себя изжили. Одно время читать их было интересно, даже увлекательно, но оказаться в подобной сказочке — это уже отдает второсортным романом, где на читателя обрушивают кучу мистики, да ни черта ему не объ-яс-ня-ют! Скажите мне уже, кто я? В чем моя задача? Что я могу? Я ведь всего лишь номинальная фигура, так?
— Боже упаси! У нас тут не шахматы, чтоб фигурами быть. Вы лицо вполне самостоятельное.
— Угу, самостоятельное… Ложечкой кормить себя самостоятельно могу, ага.
Сергей впал в подавленное молчание, но аппетита при этом не утратил. После супа было подано на выбор несколько мясных блюд. Сергей придвинул к себе «Крылья Пегаса», и вкусом и видом сильно смахивавшие на обычные цыплячьи, однако у него не было ни желания, ни оснований оспаривать тот факт, что перед ним не крылышки пегасят. Виктору выпал «президент-флаш», ассорти из пяти котлет различных наименований, разложенных веером в коробке из тонкого белого картона. В таких коробках когда-то можно было купить ассорти из пирожных. Хорошие были времена, подумалось Сергею: вкусное было в дефиците, а потому было действительно вкусным.
— Виктор, а чем занят ваш брат? — Сергею вдруг стало любопытно, насколько близнец Виктора похож на него — не лицом, конечно, а амбициями, стремлением выжать из жизни по максимуму, однако сделать это аккуратно, чтобы случайно не превратить ее в выжатый лимон: какой прок от выжатого лимона? — Я так понимаю, у нас в администрации он не работает?
— Не работает. Выдерживает паузу. Вот уже третий год, как поставил видеоплеер на паузу. И выдерживает.
— Что выдерживает?
— Паузу. Ждет, когда вызреет.
— Понятно…
Однако понятно не было ни черта, поэтому Сергей спешно переменил тему.
— Виктор, вот мне странно слышать, когда люди ругают правительство. — Сергей заметил, что при этих словах верноподданническая лысина владельца салона вновь пригнулась к земле. — Мол, ворье. Мол, себе все гребут. Ни о ком, кроме себя, не думают. А потом эти же люди идут, скажем, в лес за грибами и разоряют грибницу. Плюют фактически в других. Сами-то, конечно, лишний гриб-другой отхватят, но разоренная грибница плодов уже не принесет. То есть после них грибами уже никто ж не побалуется. А сделай того горе-грибника депутатом, так он и людей будет разорять. Получается, нет у них права вякать на правительство-то, а? Ведь те, кто во власти, — это они сами и есть, только вчерашние.
— Да, хорошо вы излагаете, господин Президент, — согласился Виктор. — По-государственному.
Виктор снова был в благожелательном расположении духа.
Сергей решил воспользоваться этим, чтобы добиться благоприятного ответа на мучивший его почти все время вопрос:
— Виктор, а потом, когда мой президентский срок закончится, вы меня отпустите?
— Что вы, что вы! Не волнуйтесь: мы вас переизберем!
— А если я не захочу переизбираться?
— Да вы что! У нас не предусмотрено, чтобы Президент покидал свой пост. В Конституции четким по белому так и написано, что по истечении срока полномочий Президент переизбирается на следующий срок. А уж переизбрание мы вам обеспечим. Я вам ручаюсь!
Сергей потух и грустно уставился на стоящую перед ним бутылку французского вина, резюмировав ситуацию, в которой оказался:
— Вот, пожалуйста, «Бордо». А кто не хочет наш «Бордо», тот получит по мордо…
От проницательного Виктора нахлынувшая на его подопечного меланхолия, само собой, не ускользнула.
— Да бросьте, господин Президент, — обратился он к Сергею, когда, переварив сытный обед, они появились на крыльце магазина. — Это всего лишь как выйти замуж не по любви: со временем втянетесь и влюбитесь. А хотите, мы устроим вам культ личности?
— Чур меня, Виктор! Вы шутите!
— Отнюдь. Кстати, не желаете ли посетить наших юных сограждан? Будущее, так сказать, нации? Тут буквально за углом расположена средняя школа. Кстати, носит ваше имя.
— Как это, носит мое имя?
— Так. Школа имени С. Н. Висельникова, первого Президента Портупеи. Между прочим, я ее в свое время оканчивал, — улыбнулся Виктор. — Тогда она, конечно, была просто средняя школа. Но теперь это особое образовательное учреждение, отмеченное ва…
— Идите вы к черту с такими идеями! Вы… — Сергей запнулся и внимательно вгляделся в своего помощника. — И что, много чего еще уже носит мое имя?
Виктор улыбался, но молчал, что было красноречивее любого ответа.
— Господин Президент, — наконец сказал он, — вы должны понимать, что, как и любой президент реального мира, себе вы не принадлежите. Как не принадлежит себе любой человек. Мы принадлежим своему обществу, хочется нам этого или нет. И даже если мы не желаем ему служить, оно найдет пути использовать нас в своих интересах.
— Хорошо, но какой у всего этого смысл?
— Смысл? А разве нужен смысл? Разве в жизни человека он обязательно должен быть? Смысл может быть вложен в жизнь лишь самим человеком, но поскольку жизнь уже предрешена за него обществом, откуда в ней смыслу взяться? Человеку дается предназначение. И, я считаю, это важнее смысла.
От вина и жары Сергея снова замутило. Слова Виктора проникали к нему, словно пули, пробивающие тяжелую фанеру, — с трудом, но при этом все равно разили наповал. Каждое слово заставляло его внутренне содрогаться и искать опоры в своем ускользающем мироощущении.
— Виктор, а Земля здесь круглая?
— Извините, не понял вопроса.
— Земля. Планета. Круглая или плоская?
— Она такая, какая нам удобна. Захотим, будет круглой. Хоть кубом будет.
У ступенек крыльца школы их уже поджидала мрачного вида матрона.
— А вот и наш дире-ектор, Флавия Помпеевна, — заискивающим голоском сообщил Виктор. — Главная шпаноукладчица микрорайона. Рекомендую.
Сергей вгляделся. Да, тут было что рекомендовать. В юности Флавия Помпеевна наверняка увлекалась тяжелой атлетикой или дзюдо. В ее взгляде отчетливо читалось желание схватить собеседника и победно вздернуть его над головой либо бросить эффектным приемом через бедро. Любой президент был бы рад видеть подобных директоров во главе всех своих школ. Да и не только школ.
Экономным, рубящим движением ладони Флавия Помпеевна указала на входную дверь и столь же экономно, то есть немногословно, отчеканила:
— Прошу!
Сергей вошел в школу. Была перемена. В холле скопилось множество учеников, однако в воздухе висела то ли торжественная, то ли зловещая тишина. Ученики передвигались неспешно и размеренно, будто свое в детстве они уже отбегали. Не было ни возни, ни смеха, ни визгов.
— Вы, случаем, не нашу школу оканчивали, господин Президент?
— Нет… — выдавил из себя осекшимся голосом Сергей.
Флавия Помпеевна вышагивала сбоку от Президента, не отрывая от него сурового взгляда, как бы обещавшего: «Ну, только попадись мне!»
Дверь в конце коридора, куда директриса отконвоировала Сер гея, распахнулась. Мимо них проскочил звонко икающий, зареванный мальчонка лет восьми. Из комнаты, откуда он выбежал, на Сергея смотрели, ухмыляясь, с полдюжины учителей. Или не ухмыляясь, а приветливо и верноподданнически улыбаясь?
Взгляд Сергея случайно упал на табличку на двери. На официально траурном прямоугольнике таблички золотом было выведено: «Мучительская».
— Нет, Виктор, я туда не пойду, — Сергей завертел головой и попятился, осознавая, что принадлежит не себе, а наций, и, значит, пора кончать с развлекательными экскурсиями и возвращаться к государственным делам. — Нет, нет и нет!
Со вчерашнего вечера ландшафт на конторке швейцара кардинально изменился. Она уже не была заставлена обветшалыми фолиантами старинных изданий и внушительными томами родителей русской литературной классики. Вместо них на столе высилось несколько стопок из хлюпких — в основном тонких, в мягких обложках — книжонок, в названиях которых Сергей узнал несколько современных изданий. Над одной из таких книжек, в напряжении навалившись на нее обеими руками, Словно придавливая поверженного врага, возвышалась громада швейцара.
— А… Сергей! Добрый вечер! — Швейцар был столь поглощен разворачивающимся перед ним на страницах романа действием, что заметил Президента лишь спустя пару минут после его появления. — Скажите, а правда, что в вашем мире новости тоже на компьютере делаются?
— С чего вы взяли?
— Да вот, тут один автор весьма толково разоблачает…
Швейцар закрыл книгу, чтобы Сергей мог прочитать на обложке фамилию автора и название: Тюленин, «Генерация Пи».
— Да ну! Бросьте вы эту ерунду, — Сергей махнул рукой, показывая, как следует расправляться с распространяющими дезинформацию изданиями. — У этого товарища что ни книжка, так «откровение» о тайном устройстве мира и истинном его предназначении.
— А что же читатели? Не понимают?
— А что читатели? Им позапутанней о них самих соври, они это и съедят с превеликим удовольствием, и причмокивая, и добавки попросят. Вообще-то это немало утомляет, когда в каждой книге у него новое откровение — а что делать со старым? — и новая система мироздания, а мы для него — оральные едоки его анальных продуктов. Пардон, но я лишь пользуюсь его собственной терминологией. В действительности же все гораздо проще, чем видится нам, и гораздо сложнее, чем представляется ему.
— Извините великодушно, но это как? Не совсем вас понимаю.
— Па-ра-докс! — выдохнул Сергей не без торжествующего самолюбования. — Но ведь я вас заинтриговал, а?
— Заинтриговали.
— Вот видите, заинтриговать-то несложно. А вот разъяснить… Тюленин дает оценку происходящему, пусть и оригинальную, но не дает ответов. Что, впрочем, не его одного беда, а системная. Внятно разъяснить свою идею авторам развлекательного жанра не дано.