Илья Ермолов был фаталистом.
Вернее, он стал им десять лет назад, после того случая в ущелье на юго-запад от Грозного.
Этот чеченский поход изменил его жизнь, его характер и образ мыслей. Илья знал, что память об этом случае присутствует во всех его делах, размышлениях. Он мог неделями не вспоминать об этом эпизоде, но знал, что оно рядом. Это как заноза, которую невозможно извлечь. Она не мешает, но в неудачном положении вдруг кольнет и напомнит о себе.
Его группа шла по тропе вдоль узкого ущелья. На тропе с трудом могли разойтись два человека, а внизу была практически отвесная двадцатиметровая скала. Изредка встречались площадки, на одной из которых Илья догнал капитана Сергиенко. Тот встретил его очаровательной улыбкой и попросил:
— Давай покурим, Илья. Мои кончились.
— Ну, давай, брат.
Илья повернулся спиной к ущелью и встал почти вплотную к Сергиенко, пропуская группу. Он неторопливо полез в карман, достал пачку и протянул ее другу.
Но вдруг почему-то его рука стала ватной, а пачка сигарет упала на камни.
Илья мгновенно наклонился, боясь, что курево полетит в ущелье, и так же мгновенно выпрямился. Он не слышал выстрела. Он только увидел, что Сергиенко, продолжая улыбаться, держится за правую часть груди, а между его пальцев струится кровь. Подхватив оседающего на землю капитана и стараясь не упасть вместе с ним в пропасть, Илья закричал громко, противно и визгливо:
— Огонь! За ущельем снайпер. Беглый огонь, ребята! И санитара ко мне!
Донести Сергиенко до базы живым не удалось.
Всю дорогу Илья шел молча, наклонив голову и разглядывая кровавое пятно на левой стороне своей груди. Кровавое пятно образовалось, когда он в последний раз обнял Сергиенко.
Сомнений у Ермолова не было. Снайпер целился ему в спину. И целился точно, прямо в сердце. Всего один точный выстрел.
Но судьба заставила Илью наклониться за пачкой сигарет. Доля секунды, и случайно убит другой парень.
А пуля-то была его. Это точно!
Дома Липкина не было, и Илье с трудом удалось у одной из соседок узнать адрес его матери.
Пришлось прокатиться в Чертаново. Мать не выразила особого беспокойства, заявив, что Аркадий человек молодой и самостоятельный. Более того, она, как мать, не считает для себя достойным занятием отслеживать его контакты.
Но Аркадий артист, с гордостью сказала она. И где бы он сейчас ни был, к шести часам он будет в театре, где сегодня играет одну из главных ролей.
К началу спектакля Липкин не появился, но администратор Викентий Петрович, предупрежденный Ильей, заранее вызвал замену.
Благодарный и взволнованный деятель искусств угощал сыщика кофе в своей каморке:
— Отличный кофе. Пейте, дорогой. Вот и сухарики домашние. А где Липкин, так я не знаю. И меня это теперь мало волнует.
— Но это же ваш подчиненный.
— Никакой он уже не подчиненный. И я никому не подчиненный. Мы с вами свободные люди. И Аркадий свободен. Особенно с сегодняшнего числа.
— Почему?
— А потому, что он уволен из театра. Липкин у нас с октября служил по договору. Два раза он нарушал договор. Хорошо, мы его простили. Потом он три раза нарушил. Тоже простили. Хватит!
— А как он нарушал?
— Вы действительно интересуетесь? Так я вам расскажу. Вот, например, на Новый год он был у нас барашком. Не улыбайтесь — отличная, надо сказать, роль. Так, когда на него шкуру натянули и вытолкнули на сцену, он даже блеять не смог. Только гнусно гавкал.
— Да, могу себе представить.
— Не можете. Это кошмар! А в марте мы давали «Гамлета». Это, вы же понимаете, что это классика. Это Шекспир! Тут благоговеть надо.
— А какая у Липкина была роль?
— Очень удобная роль. Всего лишь тень отца Гамлета. Это не Офелия и тем более не Лаэрт! Тут даже шпагой махать не надо. Ходи себе в тени и вещай загробным голосом. Это даже с перепоя можно играть. И голос подходящий, потусторонний, и морды мятой под капюшоном не видно. Так нет! Липкин с крепостной стены свалился, и Гамлету вместе с Горацио пришлось его за кулисы вытаскивать.
— Почему?
— А потому, что он к зрителям полз. Вы, уважаемый Илья, представляете картинку: при полном зале Гамлет тянет своего отца за ноги. Это уже даже не Мейерхольд и не Любимов. Это русский сюрреализм!
Викентий Петрович неторопливо пригубил кофе и вежливо продолжил:
— Нет-нет, Липкин уже не жилец. Я имею в виду, что в нашем театре его больше не будет. А если вы все-таки хотите его найти, то вот вам адресок.
— Что это?
— Маленькая дачка в Малаховке. Хозяйка этих хором Ольга Маковецкая, наша бывшая Офелия. Она сейчас развлекается с другом на Кипре. Я знаю, что у Липкина есть ключи от этой дачи.
Он после каждого прокола там отлеживается. А Ольга была его благородной покровительницей. Она и тогда, зимой, два дня его держала, пока он внятно блеять не стал. Нет, он козел.
— Скорее, баран беспробудный.
— Если вы, Илья, найдете это животное, то так ему и скажите: мы можем простить, но в последний раз.
Илья добрался до Малаховки к восьми часам вечера.
Было еще светло. Это упростило поиски двухэтажного каменного дома с высокой красной трубой и обвалившимся балконом.
Вот и боковая калитка под рябиной.
Молодец Викентий Петрович, дорогу описал точно. Он явно сам ходил к актрисе Маковецкой.
От калитки через небольшой участок тропинка вела к массивной низкой двери, к отдельному боковому входу в жилую часть дачи. Окна были наглухо задернуты шторами, но Илье показалось, что одна из занавесок была неестественно прижата к стеклу. Так, как будто кто-то стоял за ней, вглядываясь в надвигающиеся сумерки.
Не представляло сложности найти дырку в низком прогнившем заборе. Через минуту Илья был уже на крыльце и три раза отчетливо стукнул кулаком в дверь.
— Откройте, Липкин. Мне надо с вами поговорить. — Через минуту он повторил стук. — Откройте. Я буду вынужден сломать замок.
Дверь открылась неожиданно. На пороге стоял очень гордый своим видом Аркадий Липкин: он был в трусах, с огромным топором или, скорее, колуном в хилых руках.
— Ну, приветик, давно не виделись! — ехидно приветствовал его Илья. — Ты, тень отца Гамлета, топорик-то положи. Я ведь мастер спорта по самбо и могу твою актерскую внешность попортить. Очень даже просто.
Топор покорно лег к ногам. Липкин повернулся, и они медленно прошли в большую комнату.
— Оденься, Липкин! Смотреть на такое и то холодно. Ты что, трезвый?
— Да не было тут ничего. Я все обшарил, а выходить боязно.
— А телефон-то здесь есть, герой-любовник?
— Есть, в соседней комнате. И мне звонили уже несколько раз, но я не подходил.
— А почему знаешь, что тебе?
— А кому же еще?
— Логично, но не очень. Может, звонили Ольге Маковецкой.
— Может, и Ольге, — добродушно согласился Аркадий. — Но мне думается, что мне. Ольга в отъезде.
— По Кипру гуляет с новым другом?
— Нет, друг у нее один. Это я. А это так — спонсор. Дойная корова.
— Ну, друг, — сказал Илья, когда Липкин натянул брюки и футболку, — пойдем к телефону вместе, чтоб ты не убежал еще раз.
Илья позвонил в офис «Совы». Трубку взяла Галактионова.
— Привет, Варюха. Артист при мне, и кейс при нем. Больше обещает не бегать. Что делать будем?.. Кого убили?! Понял. Решаю по обстановке. До завтра.
Липкин начал бледнеть. Он хотел подняться с кресла, но не мог. Прозвучало слово «убили», а это уже так страшно.
Не важно кого, но это радом. Это и про него могут так завтра сказать.
Илья понял состояние Липкина и торопливо заговорил:
— Телефониста, кореша твоего, сегодня убили. И тебя хотели устранить. Мы же тебя спасти должны были, а ты убежал.
— Я случайно.
— А они тебя ищут. Они думают, что ты их деньги уволок.
— Аспирин там был.
— Я-то знаю. Сам укладывал. А они думают, что там деньги. Теперь даже если найдут тебя, то не поверят.
— И что делать?
— Не нервничать. Просто мы с тобой должны найти их раньше, чем они тебя. Вспоминай, голубчик, все, что о них знаешь. Тщательно вспоминай.
Аркаша хотел подумать, но начал говорить почти сразу:
— Эти бандиты предложили мне сыграть роль американского бизнесмена.
— Шама?
— Да. Они мне записи давали. Разговоры с настоящим Шамом. Потом мы репетировали. Я просто играл роль. Телефонист Ефим говорил мне, что еще много ролей придется играть. Я понял, что они многих в округе прослушивают.
— А какие могли быть роли?
— Фима говорил, что мне теперь надо будет краситься и усы отпускать «под Кавказ».
— Почему?
— А потому что следующим будет Айвазян или Айрабян.
— Вот что. Мы твои друзья, и ты от нас больше не бегай.
— Да я теперь только с вами. Я ни на метр от вас не отойду!
— Молчи и слушай. Утро вечера мудренее. Но здесь тебе оставаться нельзя. Видишь, я тебя за пару часов нашел. Есть где остановиться?
— Да, в Матвеевском, у Маринки Гладышевой. Она меня всегда примет. Одна она любит. Я сейчас позвоню ей?
— Из Москвы будешь звонить. Давай дойдём пешком до Крас-ково, а там на автобусе. По дороге ты и адрес мне дашь Маринкин, и ее телефон. А пока вспоминай все, что о них знаешь, все мелочи. Часик с Маринкой пообщайся, а потом вспоминай встречи с бандитами. Хоть всю ночь вспоминай. И ни капли в рот. Рюмку примешь, и я тебя бросаю. Сам выкарабкивайся.
— А как вас зовут?
— Зови Илья Николаевич. Завтра общаться только с теми, кто скажет: «Привет от Ильи».
— Привет, ребята, привет! Игорь, жена-то где? Где уважаемая Галина Петровна? — Дибич радушно встречал друзей на своей даче.
— В Крыму жена. С детьми. Завтра прилетают. У Красновых они, помнишь их?
— Конечно, помню. Про Крым забыть нельзя. Это наша боль и наша любовь. А сейчас еще политический вопрос. Но сегодня ни слова о политике. Никаких споров. Иначе вся наша энергия в пар уйдет.
Дибич разгладил усы и улыбнулся: