После солидного задатка и двухчасовых уговоров хозяин квартиры разрешил заселение до оформления документов.
Все эти дни у Савенкова «скворчонком стучали в виске» мысли о необходимости и неизбежности разговора с бывшим компаньоном Борисом Татариновым.
То, что они не будут работать вместе в новой фирме, Игорь понял еще на Кипре. Но нужен был решительный разговор.
Их связывало очень многое. Невозможно просто позвонить и сказать: «Больше мы вместе не работаем, дальше выкарабкивайся сам».
В конце концов, надо забрать из офиса свои вещи, некоторые документы, книги.
Игорь не собирался передавать Борису, свои связи и перспективные проекты.
Свои связи они и есть свои! Никуда не денутся и в любой момент могут пригодиться. А проекты — их пока можно притормозить, заморозить и, если будет такая возможность и необходимость, возобновить в новой фирме.
Если будет время.
Первый звонок из нового офиса Савенков сделал Борису Татаринову. Они договорились на восемь вечера.
Лобачев в общении с Елизаветой, женой Панина, чувствовал себя неуютно. Он побаивался ее. Вернее, никак не мог найти верный тон в разговорах с ней.
Эта очаровательная сорокалетняя женщина обладала мужской логикой, строгим характером, расчетливостью, упорством и упрямством…
Она совершенно не реагировала на комплименты, игривые разговоры!
Вернее, реагировала — смотрела на тебя как на клоуна. Про себя Лобачев называл ее «синим чулком» или «классной дамой». Но эти ее особенности были заметны лишь при обычном, бытовом общении. В делах она была сотоварищ, партнер, совершенно равноправный компаньон.
Они расположились в кабинете и минуту помолчали. Начальника среди них не было. Так договорились — полное равноправие и единогласие в решениях. Но Панин был всегда как бы председательствующим. Он начал спокойно:
— Ты в курсе, Елизавета?
— Да, Федор Дмитриевич мне подробно рассказал.
— Итак, возможные варианты действий: доплатить Артисту в разумных пределах, нейтрализовать его физически или оставить все как есть, прекратив с ним контакты. Что он знает о нас? Федор, давай восстановим картину.
— Познакомил нас Геннадий, телефонист. Оба знают меня как Николая Николаевича. Правда, Геннадий видел меня без грима, а для Липкина я усы клеил, родинку, очки темные.
— Да, мы видели твой маскарад. Описать тебя трудно, но при встрече Артист может узнать.
— Возможно! Оба они в офисе не были, телефонов не знают, только мой подставной сотовый. Геннадий, правда, жучки ставил. А я его предупреждал, что зона приема не более ста метров.
— Это значит, Федя, что он наш офис может по трем точкам определить.
— Может.
Все объекты, которые прослушивались в «Янусе», располагались в круге со стометровым радиусом. А в центре круга вот этот кабинет.
Телефонист знал много точек. Он ставил жучки в конторах Елагиной, Дроздова, Павленко, Айрапетова и других.
Проставить всех на карте — и вот он, круг! А в центре фирма «Янус». Это неприятно, но поправимо.
Федор Лобачев продолжал доклад:
— Ребята, я предупреждал Телефониста о конспирации неоднократно. Говорил, что его оплата от этого зависит напрямую. Он смекалистый парень! Да и знакомство у них с артистом Липкиным шапочное: две-три встречи в пивной. Нет, Геннадий не должен проболтаться.
— Не должен, но может, — остановила его Елизавета. — Ты-то сам лишнего ничего ему не говорил? Ты же с ним неделю репетировал.
— Нет, конечно! Спецподразделение ФСБ, майор Николай Николаевич, и все! Остальное только по Павленко и Шаму.
— А где вы с Артистом встречались?
— Встречались пять раз на его квартире. Однокомнатная развалюха на Плющихе. Легенду с ним отрабатывали, акцент под Шама, подпись. Договор штудировали. Записи разговоров Шама с Павленко изучали. Вопросы я ему задавал как бы к Шаму. Репетировали. Да вы слышали, как он переговоры проводил. Без сбоев практически. Талант! Но жадный оказался, стервец.
Ситуация подошла к моменту, когда Панину, как начальнику, надо было принимать решение.
— Предлагаю следующий вариант. Артиста пока убирать не будем. Дадим ему еще пять тысяч и скажем, что основная часть денег задерживается. Через недельку его просьба об увеличении гонорара будет рассмотрена и решена. Пусть актер пока живет. Будем тянуть время. А Телефониста надо строго предупредить о конспирации. Ты сделай все это, Федор.
Панина прервал телефонный звонок. Он молча выслушал, поблагодарил и положил трубку.
— Галаева позвонила. В 11.20 Павленко появился в своем офисе. Из его интересных звонков есть один. Он позвонил тому же другу, что и перед отъездом с благодарностью за знакомство с Машей. Восхищался ею, ну и всякие мелкие интимные подробности. Так что все спокойно! Одной проблемой меньше. Давайте планировать следующие шаги.
Борис Татаринов, бывший компаньон Савенкова, встретил Игоря в своей обычной манере, с добродушной, обезоруживающей улыбкой.
— Заждался я тебя, Игорь. Ты как-то быстро уехал. Я и не понял ничего.
— Так получилось.
— А у нас тут такие дела начались. Трое реальных заказчиков! И каждый готов сразу аванс выплатить.
Компаньон начал торопливо рассказывать о подробностях, называл фамилии, даты, суммы.
Игорь слушал невнимательно. Он вглядывался в глаза Татаринова и размышлял. В этой его торопливости, в напряженном прищуре глаз, в напускной веселости чувствовался какой-то второй план, какая-то задняя мысль.
О новом повороте в жизни Савенкова Борис не мог еще узнать. Очевидно, он просто готовил очередную ловушку.
В их взаимоотношениях это было уже много раз. Например, Татаринов печально сообщал о своем старом долге. Затем несколько дней ходил удрученный, убитый горем. Потом трагическим голосом сообщал: «Игорь, они ко мне пристали, как с ножом к горлу. Я готов застрелиться. Ты не знаешь, моей жене выплатят страховку, если я случайно попаду под электричку?»
Каждый день при расставании он просил: «Помоги моей семье, если со мной что-нибудь случится»…
Затем он вдруг приходил веселый, с жаром рассказывал, что нашел выход, что есть человек, готовый вложить деньги в их проект, или дать в долг, или заплатить аванс за немыслимо сложную работу. Игорь без особой настойчивости объяснял, что это опасно, сложно, что они не смогут выполнить эту работу и что эти их обязательства повиснут новым долгом.
В этой ситуации Савенков психологически не мог сказать решительное «нет!». Это бы означало, что он предает друга, толкает его к самоубийству и что он вообще последняя свинья.
Дальше Татаринов брал деньги, давая при этом любые обязательства и заверения, быстро закрывал свой долг и бежал искать нового «лоха». А Игорю ничего не оставалось, как выбираться из трясины, в которую он сам бы не влез ни за что.
Похоже, что и сейчас Борис готовит подобную комбинацию.
— Ты только вдумайся, Игорь. Они готовы завтра нам пятнадцать тысяч передать. И еще сорок пять после завершения.
— Всего лишь?
— Это не так мало! И почти ничего не надо делать. Я основные документы и визы за штуку получу. Конечно, надо будет на самом верху подписать, надо будет попасть в постановление правительства, но все это потом. А сейчас меня эти пятнадцать тысяч просто спасли бы.
— Опять долги?
— Да! Представляешь, Игорь, эта сволочь, ну, тот, у кого я деньги два года назад взял, требует их вернуть. И уже ребята какие-то от него приходили. Ну, просто головорезы! Я уже думал стреляться… Постой, Игорь, да ты меня совсем не слушаешь.
— Верно, не слушаю. Неинтересно мне это. Уже неинтересно.
— Не понял!
— Пора нам с тобой разбежаться в разные стороны. Я собираюсь в другой фирме работать.
— А как же я?
— Ты можешь здесь оставаться. Я вот только вещи сейчас заберу — и живи себе, командуй.
— Но я же не могу один. — Голос Татаринова стал звонким и дрожащим. — Ты прекрасно знаешь, что у меня долги. И в самый трудный для меня момент ты меня бросаешь. Это предательство! Я давно чувствовал, что ты собираешься бежать. Чистеньким хочешь быть?
— Это ты в самую точку попал! Хочу быть чистым, Борис. И многое мне не нравится. Не люблю я обманывать людей. В бизнесе, как в шахматах. Надо стараться переиграть соперника, можно хитрить, делать обманные ходы, скрывать свои планы. Но все это надо делать по правилам. А ты хочешь потихоньку фигуру с доски стащить, и в карман. Я в такие игры не играю!
— Значит, я, по-твоему, вор?!
— Вроде того. Внешние формы только другие.
— Они сами мне деньги давали.
— Давали. А ты их уговаривал, обещал огромные проценты. И всегда знал, что не сможешь вернуть. Должен был знать! А это обман, жульничество. Вот ты мне скажи, Борис: имея такие долги, как ты мог отправить дочку на три месяца в Америку, устроить ее в платный и дорогой университет, жене вещи дорогие покупать.
— Стой, Савенков! Этого ты не трогай! Это ты зря про жену.
— Сам знаю, что зря. Считай, что так, по глупости вырвалось. Давай разводиться цивилизованно.
Пока Игорь собирал вещи, они молчали. И только минут через пять, когда он взял сумки, огляделся в последний раз и направился к двери, Татаринов остановил его:
— А что это за твоя новая фирма? Ты в ней главный будешь?
— Да, я буду главный.
— И ты взять меня к себе не хочешь?
— Не хочу! Но мы будем общаться. Мы ведь просто разошлись, а не поссорились. Как устроюсь, дам телефон, адрес. Ты только постарайся здесь не провалиться совсем. Не подставляйся! Ну, все, привет!
— До встречи.
После ухода Савенкова Борис долго сидел неподвижно и смотрел в одну точку. Такогоюн не ожидал.
Мысли путались: «Он меня предал! Он, конечно, много для меня сделал, но и я ему помогал. Он дружбу предал, самое святое. Я-то выкарабкаюсь. Надо только мои долги на него перевести. Брал я, но от имени фирмы, а она совместная. Его подписи у меня есть и печати. Такие можно документы составить. Нехорошо это! Но это не подлость, а месть. Он первый начал, и теперь я на все имею право. А зачем он жену и дочь вспомнил? Это он зря, ой как зря! Это мое святое, и ты не трогай. Ты чистенький, а я вот такой. Но я мстить умею…»