Снова оглядел фотографии:
— А, может, там притон? И они туда под видом моделей девушек заманивают? К сожительству их склоняют? Может, даже Вобликова там наводчица? И такое не исключено. Надо разобраться…
Ровно через семь дней Комлев приехал в больницу. Набросив на форменный китель узкоплечий белый халатик, в сопровождении врача прошел в палату.
— К вам следователь, — показал врач на старшего лейтенанта и прикоснулся ладонью ко влажному лбу Иды. Будто вспомнив про какое-то свое неотложное дело, заторопился вдруг:
— Я ненадолго.
Афанасий положил на тумбочку целлофановый пакет с яблоками, подсел к кровати, на которой лежала бледная, и потому, может, еще более привлекательная черноволосая девушка, как ему показалось, даже с искусственно подведенными синевой глазами. Студентка недоверчиво смотрела на посетителя, моргая пушистыми длинными ресницами. «Несколько спичек на них уложить можно, не подломятся».
— Здравствуйте, Ида. Меня зовут Афанасий Герасимович. Я веду ваше дело. Ну как, на поправку идет?
— Лучше, лучше, — заговорила отрывисто, но громко и четко. — Только имейте в виду, я сама. Объяснить ничего не смогу.
— А у меня есть подозрения, что в этом еще кто-то виноват. Вы так разве не считаете?
— Да, глупость я сотворила. Вот и мучаюсь теперь. Но никто меня с балкона не сталкивал.
— Понимаю, что вам трудно сейчас говорить. И по-человечески сочувствую. И хочу разобраться во всем. Как вы оказались в той квартире? С кем? Что же все-таки произошло? Может, это и трудные вопросы для вас. Но я же хочу, чтобы все было по-честному.
Ида перевела удивленный взгляд с яблочного гостинца на выбившийся из-под сморщенного колпачка халата уголок лейтенантского погона, и неожиданные слезы хлынули из ее глаз.
— Я уже больше не могу, — всхлипывала она. — Я все, все расскажу.
Ее сбивчивые слова стали складываться в единую цельную картину случившегося. После предварительных допросов Ирины и Андрея в рассказе девушки Комлев отметил для себя отдельные существенные расхождения. Ида осуждает себя, что связалась с этой компанией, что легкомысленно порой вела себя перед камерой. Конечно же, тогда надо было сразу идти домой. Но выпитый коньяк, пьяные уговоры Марины, ласковые поначалу слова Андрея повлияли на нее. Она словно погрузилась в необъяснимое доселе ей забытье, а уже позже не было сил кричать, звать на помощь. Да и до кого докричишься через плотно прижатую к ее лицу подушку. Случилось непоправимое…
— Вот вам и друзья. Как же можно было так довериться им? Не буду скрывать. За подобное у нас отвечают по всей строгости закона. Заявление будете писать? — спросил Комлев.
— А как вы считаете? — Ида прониклась явным расположением к этому молодому человеку в офицерской форме.
— Иного и быть не может. Совершено преступление. И от вас теперь зависит, чтобы обидчики получили свое.
— Как начать? Мне никогда не приходилось…
Во второй половине дня Комлев арестовал Андрея, обозначил круг вопросов для экспертов, и когда, наконец, уже под вечер оказался в отделе, в кабинет к нему снова зашла Марина.
— Извините, что без приглашения потревожила. Сказали, Андрей арестован… — тихо села.
— Да, ваш друг под стражей. И вы прекрасно знаете, что было совершено насилие. На известной вам квартире. Думаю, с вами у нас впереди неприятный разговор. Вы ведь соучастник. А для них тоже срок имеется.
— Фантастика! Но я же не под арестом.
— Такой необходимости не вижу. Гуляйте пока.
— На пушку берете! Думаете, дуру нашли. Лапшу по ушам развешали. Это все, извините, вранье. И у меня два свидетеля есть.
— Два сообщника.
— Но ведь доказательства нужны.
— Их много.
— Какие же, позвольте спросить?
— И вот эта фотография в дело пойдет, — он показал снимок Андрея с незнакомкой.
— А Светка-то причем? — вырвалось у Марины.
— Вот этим следствие и займется.
— Я спала. Ничего не видела. Перепила и отключилась. Докажите, что я там вообще вместе с Идкой была.
— У меня еще фотографии есть. Спасибо за подарок, — Комлев снова сунул руку в ящик стола.
Марина напряженно глядела на следователя. Ей нечего было сказать. Вдруг встрепенулась:
— Ничего-то у вас нет! Все вы врете! А фотография эти давно сделаны…
Проводив внимательным взглядом в конец запутавшуюся Марину, Комлев задумался: «Да, ребятки-порнографы! На широкую ногу поставили…»
То, что в его кабинете так скоро появилась Ида Захарчук, Комлев ну никак не ожидал. Вот это сюрприз! Искренне обрадовался он:
— Значит, уже лучше?
— Обошлось без серьезных последствий.
— И танцевать можете?
— Да. И бегать, и прыгать, только уже не с балкона. Плохая наука, — Ида села.
— Я тут как раз вашим делом занимаюсь. Осталось немного и в суд.
— А где мое заявление? Можно посмотреть?
— Вот, — показаал он.
— Я его заберу.
— Еще один сюрприз! Я тут, можно сказать, из сил выбиваюсь, вас защищаю…
— Совсем возьму и как будто его не было.
— Что подшито, то должно быть на месте, — сухо сказал следователь, забирая у Иды том.
— А я изменила решение. Не хочу суда. Не хочу всего этого…
— Хотите прекратить дело?
— Да.
— Почему?.. Испугались?..
— Мне никто не грозит..
— Взяли и пожалели?
— А вы знаете, да… пожалела.
— Удивительно. А себя вам не жалко уже?
— Очень даже. Но не хочу, чтобы Андрей пострадал… Знаю, что неправа. Но не хочу.
Комдев подался вперед:
— Переломанные ребра! Сотрясение мозга!
— Да что об этом вспоминать. Не хочу и все тут. Но вы не думайте. Я не какая-то там, развратная. По рукам не пойду.
— Ложные показания, значит.
— В суде я все равно ничего не скажу. Это мое последнее слово.
— Вот так и бывает в жизни. Вы сейчас на попятную идете, а преступник скольким еще судьбу исковеркает. Впрочем, это ваше право. Нажимать на вас не буду. Порхайте! Но только, чтобы окончательно дело закрыть, новое заявление требуется.
«Ёлки зеленые! Тратишь столько сил. С таким терпением собираешь все по крохам, чтобы погань всякая не плодилась вокруг. И на тебе. Придет вот такая святоша, просто с глупым принципом своим. Или, видите ли, пачкаться ей не захочется. И труды твои — насмарку. Как карточный домик. А что поделаешь?.. А стервецы эти будут другим души калечить. Обидно. И несправедливо… — взгляд Комлева упал на фотографию. Выражение лица Светланы, казалось, молило о помощи. — Вот и займемся этим. Может, через нее выйдем?»
Он вовремя успел расспросить Марину о ней.
— Надо действовать!
Сунул фото в дипломат, набросил плащ на плечи, поехал в институт, в котором училась Светлана. Побывал в деканате и стал ждать звонка на перерыв.
— А вот и товарищ следователь! — вдруг раздалось из-за слеча Комлева.
Обернулся и увидел встрепанную Марину.
— Не меня ли ищете? — встревоженно заглянула в глаза.
— Светлану ищу.
— Сейчас позову, раз надо.
И скрылась в зале. Оттуда ленивой походкой вышла манерная юная дамочка в очках с супермодной оправой.
Комлев растерялся, помня ее выражение лица на фото. Понял, что ни о каком спасении тут и речи быть не может. Фирмовая девчонка. Видать, не только медные трубы прошла!
— Арлеухова?
— По паспорту — я.
— А без кривляний можно? Отойдем в сторону. Встали у окна.
— Я, как видите, из милиции. Следователь.
Девица всем своим видом показывала, что услышанное никак не соотносится с ней. Она, словно уйдя в себя, медленно протирала длинными пальцами с зелеными коготками выпуклые стекла очков и, наконец, с явным вызовом спросила:
— А что, собственно, гражданин, вам надо? Можно ваше удостоверение? Теперь ведь всякое…
Афанасий показал корочку.
— Ну, и что?
— К одному из уголовных дел приобщена фотография. Может, подскажете, кто на ней изображен. Не вы ли?
Света снова сняла очки, близко к носу поднесла карточку и несколько секунд разглядывала. Потом резко протянула обратно:
— Похоже. Но это совсем не я. Как вам не стыдно шантажировать!
— А, может, вы этого молодого человека знаете?
— Затрудняюсь ответить, — снова стала разглядывать фото.
— А вот свидетельница более определенно заявила нам, что это вы и Андрей.
— Да о чем же идет речь? Я ничего не знаю. Что произошло?
— Насилие, — односложно ответил Комлев.
— Это вы про Идку-то? Так это все просто. Весь институт знает. А на фотографии действительно я. Позировала.
— Странное позирование. Но здесь я вам не судья. Скажите, а несовершеннолетние тоже позировали с вашими друзьями?
— А это вы у них спросите. Зря вы ко мне пришли. А уж если хотите доброе дело сделать, если это вашей службе не во вред, то подарите мне эту фотокарточку. Я только что замуж вышла. Вам подтвердят. Не разрушайте семью! Я хочу быть другой.
Взяла фотокарточку из рук молчащего следователя и осторожно стала рвать ее на мелкие кусочки. Комлев не остановил ее.
— Будьте счастливы! — только лишь сказал он и быстро, не оглядываясь, пошел прочь.
Дорогу ему перерезала железнодорожная линия, по которой громыхал нескончаемо мелькающий порожний товарняк, заглушавший все кругом. И только здесь Комлев дал волю своим эмоциям. Он матерился в полный голос. Дико кричал от души. Проклиная всех этих баб, подлецов-андрюшек, милицию и закон. Все. Все на свете! Колеса перед ним лязгали, лязгали. Сцепки вагонов скрежетали, скрежетали…
Вот пришел и холодный сырой ноябрь. Комлев смотрел в окно на грязные и мокрые от первого снега тротуары, на съежившихся одиноких прохожих и думал: как жаль, что преступность не подчиняется законам природы, не является сезонным явлением. А ведь как было бы хорошо, если б она с наступлением холодов затихала, уползала в неведомые обществу норы, залегала на долгую зимнюю спячку, давая следователям, да и всем людям, возможность малой передышки.
Сбоку открылась дверь, и