Красная куница вконец измотала его. Нужно было непременно сходить к этому валуну и разобраться, действительно ли что-то зарыто под разбросанными вокруг камнями. Возможно, это помогло бы прекратить его еженощные кошмарные видения.
Вот и валун — изрытый морщинами трещин серый столб, тянущийся, Подобно обступившим его деревьям, вверх, вверх, вверх. К облакам и звездам.
«Ишь ты! — раздраженно подумал Тед и смачно сплюнул. — Ишь ты — романтик выискался! К звездам его, видите ли, влечет…»
Он осмотрелся, примеряясь, с какого камня начать, и обмер: в нескольких шагах от него лежал точно такой же кусок базальтовой глыбы, что он видел во сне. Тед приблизился к нему в крайнем смятении, будто здесь его поджидала величайшая тайна. Опасаясь, что фокус с застилающим глаза и не дающим разглядеть находку пятном повторится и наяву, он зажмурился и осторожно сдвинул камень в сторону. Пальцы тотчас наткнулись на полиэтиленовый пакет, и только тогда решился он открыть глаза: в углублении под камнем был спрятан какой-то тяжелый сверток. Прежде чем вытащить его, Тед машинально огляделся. Никого…
В свертке была их оленина. Вернее, излишки мяса, которые, как он считал, Классэны съедали, пока он кувыркался с их сестрой. Так… Что это могло значить?
«Я все понял, — рубашка Теда пропиталась холодным потом, — эти Классэны… они… они же каннибалы!.. Они откармливают жертву, а потом…»
Изо рта у него брызнула рвота. На несколько секунд его охватила крайняя слабость — в нем было не больше силы, чем в новорожденном птенце. Он надеялся, что еще несколько мгновений — и он умрет. Он ждал этой смерти с надеждой. Но всего несколько секунд спустя, когда дрожь и рвота унялись, был благодарен, что смерть не пришла.
Но что же теперь было делать? Вернуться обратно он не мог: эта странная семейка скармливала ему все съестные припасы не просто по доброте душевной. От мысли, что в один отнюдь не прекрасный день он может очутиться на месте туши оленя над костром, его снова начало мутить.
Тед прокрался к извилистой опушке. Все четверо Классэнов были заняты тем, что таскали бревна и складывали из них стены первого этажа, прижимая бревна к опорам камнями. При этом ни для девушек, ни для парней вес бревен и камней не представлял какой-либо серьезной проблемы: они таскали их в одиночку, с легкостью подъемного крана и подвижностью муравьев.
«Как есть каннибалы! Точно — я же читал: когда они съедают другого человека, то сила этого человека переходит к ним… Мерзавцы, сколько же они, выходит, людей съели!.. На меня тоже глаз положили. Еще бы — во мне мяса-то по-боле, чем в пяти оленях, будет, — невесело подумал Тед, поправляя съехавшие со впалого живота штаны. — А теперь зимовать готовятся, сволочи. Без меня зимовать…»
В тот день в лагерь Тед не вернулся. Поначалу он самым решительным шагом направился на север. Однако с каждой милей шаг замедлялся, а уверенность в кровожадных намерениях Классэнов рассеивалась. Когда же солнце начало свой спуск к невидимому отсюда океану, Тед повернул обратно.
Уже в сумерках он различил меж деревьев огонь костра в лагере и остановился:
«Переночую здесь, на каком-нибудь дереве».
Он выбрал тсугу поветвистей и вскарабкался настолько высоко, насколько позволяла прочность ветвей. Чтобы не сорваться во сне, Тед уселся как всадник на две расположенные бок о бок широкие ветви, упершись спиной в ствол и привязав себя к нему остатками бечевки. Он закрыл глаза и принялся ждать сна.
Однако сон где-то заплутал и составить ему компанию не торопился. Отсветы костра в лагере вскоре погасли. Тед обреченно сидел, не решаясь отвязаться и переменить позу, хотя бедра и ягодицы и напоминали ему непрерывно о своих страданиях на чрезмерно жестких жердочках.
Так прошло часа три. А может, только полчаса. Счет времени ускользал от Теда, как ускользал и сон, должно быть, принявший его за филина и поэтому обходивший его стороной. Вдруг Тед заметил на дереве напротив две искорки — отражение слабой луны в чьих-то пристально рассматривающих его глазах.
О своих измученных бедрах и ягодицах Тед больше не вспоминал. Он оцепенел, скованный мистическим ужасом. Глаза следили за Тедом, не мигая и не отрывая от него взгляда. Ночь замерла, а время остановилось. И казалось, остановилось оно навсегда и этот взгляд будет следить за ним вечно…
Тед вздрогнул, и магия оцепенения вдруг оставила его.
— А… Э… Добрый вечер! — шепотом, но достаточно громко поздоровался Тед. — Извините, пожалуйста, вы — красная куница?
С дерева напротив донеслось недовольное рычание — то ли ответ, то ли настоятельная просьба не беспокоить глупыми расспросами. Тед нервно заерзал. Беседа явно не клеилась.
— Не подскажете, где можно приобрести котят чеширского кота? — наконец выдавил он из себя в продолжение разговора.
Собеседник отозвался яростным стоном. Верхушка соседнего дерева задрожала.
— Но как же быть? — уже вовсе не шепотом воскликнул Тед. — Не гневайтесь! Кому знать, как не вам? Товарищ мой один очень интересуется породой чеширских котов…
Яростный стон повторился.
— Я ему так и сказал: сейчас не время, чтобы о котах думать. И все же, как мне быть?
В ответ раздался протяжный вой. Черный ком неведомого зверя скатился вниз по ветвям и с жалобными воплями исчез в расстилающемся под ногами мраке.
Бессонная ночь и голодный желудок полностью деморализовали Теда.
— Почему сразу — «каннибалы»? — выговорил он себе, спустившись с дерева с первым огнем зари и разминая затекшие члены. — Может, это диетическая секта какая-нибудь. Как их там… Пожиратели или поедатели солнца, что ли? Обычную еду не трогают, а жрут солнечные лучи — и им хватает. Поэтому и сильные. А чтоб сила жертвы перешла к тому, кто ее сожрал, — это, конечно, несерьезно. И потом, я ведь совсем не разбираюсь в людях. Мужчину от женщины, конечно, отличу, но дальше… Это в играх я могу безошибочно выбрать единственный персонаж, способный пройти игру до конца. А что я знаю о людях? Я слишком часто принимал зло за добро, а добро — за равнодушие.
Но решиться вернуться было нелегко. Ноги вновь, на этот раз — уже сами, понесли его в противоположном от лагеря направлении.
«Бежать или остаться? — билось у него в голове, в то время как ноги то и дело срывались на бег. — Оставаться жутковато. Люди они вроде миролюбивые, но эта их непонятная сила… И странности. Их странностей хватило бы на сто человек. Но, с другой стороны, выживу ли я в одиночку? Вряд ли. Что замерзну насмерть зимой, что умру от пули — невелика разница. К тому же у меня теперь подруга. И не фиктивная, для отвода глаз и видимости, а самая настоящая. Что там говорил отец? «Уход — это далеко не всегда выход». Сказал бы он это сейчас? Мушки доживают до старости по прихоти Удачи, а не благодаря осторожности и мудрости. Насекомое ли я? Нет, не насекомое, но осторожность и мудрость вряд ли мне помогут. Так что здесь мушки мне — ровня. Что ж, надо оставаться…»
Убедив себя таким образом в том, что встретить смерть от рук Классэнов ему будет комфортнее, чем сгинуть от голода и морозов, Тед развернулся и уже с некоторой веселостью и легкостью в сердце зашагал назад.
Все Классэны, за исключением Нойджела, сидели вокруг костра, над которым коптилась форель. Роймонд и Сантра, как показалось Теду, не без умиления наблюдали за тем, как Линта расправляется с одной из рыбин.
— Ого, я смотрю, у тебя появился аппетит! — с удовлетворением заметил Тед.
— Где ты был? — воскликнул Роймонд, протягивая ему прутик с насаженной на него рыбой.
— Да так… Ходил на север. Хотел проверить, что там с дичью. Пришлось заночевать в лесу.
Форель была сладкой и сочной. Разговаривать не хотелось. Хотелось лопать, лопать, лопать до отвала… Едва Тед управился со своей рыбиной, как Роймонд протянул ему вторую.
«А что… Меня здесь ценят. Пора, пора выторговать уже себе лучшие условия… — прикинул Тед. — А то обижусь — кому тогда будет нужна их форель?»
— Линта… — с укором в голосе начал он.
Девушка замерла, должно быть, ощутив еще непонятную ей обиду в голосе возлюбленного.
— У нас с тобой уже несколько дней не было близости! — закончил Тед.
Чтобы продемонстрировать степень своего огорчения, он убрал рыбину ото рта.
— В этом больше нет необходимости, — сухо прокомментировала Линта.
— Нет необходимости? Очень даже есть! Ты за последнее время изменилась. Кто-то налаживает друг с другом дипломатические отношения. А мы с тобой — драматические!
— Уверяю тебя, я ничуть не изменилась. Изменился ты сам. Ты очень много нервничаешь, а что хуже всего — потакаешь своему воображению.
— Никакому воображению я не потакаю! — Обед придал Теду сил, и он мог без усилия разговаривать на повышенных тонах.
Линта ничего не ответила. Она тоже перестала есть и уставилась на Теда со столь обезображивающей ее улыбкой, что Теда словно прошил разряд тока. Он театрально вскочил и прокричал петухом:
— Я убью себя! Если так и дальше будет продолжаться, я убью себя!
Его расчет был на то, что Линта непременно испугается и одумается. Она не могла не одуматься, когда на карту была поставлена жизнь самого близкого ей человека! Но вместо этого она, не переставая улыбаться, бросила:
— Хорошо. Но только после того, как переспишь с Сантрой.
— Что?..
Голова Теда непроизвольно повернулась в сторону Сантры. У той не дрогнул ни один мускул лица, словно то, что Тед переспит с ней, было делом решенным и согласованным с ней. Тед впервые пригляделся к Сантре. Она, бесспорно, превосходила сестру в красоте. Но что все это значило? Наскучил ли он Линте? Или Сантра воспылала к нему тайной страстью и подговорила сестру уступить его ей? Тед приосанился…
Из дома появился Нойджел.
«Сейчас будет расспрашивать, где я шлялся да почему не помогал им застраивать первый этаж, — неприятно заныло под ложечкой у Теда: конфронтации с Нойджелом протекали для него все более и более болезненно. — Кстати, неплохо у них вышло. Только конопатить щели между бревнами неделю придется. Опять надо будет на охоту отправляться, чтобы в этом не участвовать… Загоняли они меня с этой охотой».