уках. Что известно про Петьку Билыка и Ваську Нетопыря? Я, честно говоря, с ними ни разу не сталкивался.
Сергей Павлович достал из внутреннего кармана пиджака записную книжку, открыл почти посредине.
— Петька Билык, на самом деле Петр Прокофьевич Назаров, тысяча восемьсот семьдесят седьмого года рождения, сел Назаровка Торопецкого уезда Псковской губернии, и крестьян. Первый срок — три месяца — получил в девяносто втором году по статьям сто сороковой и одна тысяча сорок седьмой Уложения о наказаниях в Псковском окружном суде…
— Раненько начал «трудовую» деятельность, — не сдержал себя Кирпичников.
— Дальше — больше. — Сергей Павлович оторвал взгляд от записной книжки. — В девяносто третьем году Московским окружным судом осужден по статьям сто тридцать седьмой, сто сороковой, сто сорок девятой и второму отделению тысяча шестьсот сорок седьмой в арестантское отделение на два с половиной года или исправительный приют до восемнадцати лет. Девяносто седьмой год: Тамбовский окружной суд — на четыре месяца, потом опять на четыре месяца Саратовским окружным. Все мелкие сроки до девятьсот шестого, когда его приговорили к пятнадцати годам каторжных работ за убийство. В двенадцатом он бежал, более сведений о нем нет.
— Откуда эти?
— Перед самым поджогом архива дело было изъято одним из следователей для работы, вот чудом сохранилось.
— Я не верю в совпадения, но здесь, — Кирпичников покачал головой, — подарок судьбы. Неужели такое еще встречается? Может быть, там и на Лупуса что-нибудь есть? — ироническим тоном спросил Аркадий Аркадьевич.
— Наше везение исчерпывается только делом Петьки Билыка, а вот про Ваську Нетопыря мне сказать нечего. Как говорится, терра инкогнита.
— Понятно, но с Билыком удача. Отчего такое прозвище?
— Вот об этом дело умалчивает.
— Что Билыка связывает со столицей?
— Ничего, либо он здесь впервые, либо не попадался местной полиции.
— Приметы его присутствуют в деле?
— А как же! Есть даже фотографическая карточка.
— Ей-богу, Сергей, не верю я в такие совпадения, не верю.
— Придется. — Громов положил перед начальником фотографическую карточку не совсем хорошего качества, слегка потертую и выцветшую.
— Определенно под этот типаж половину рабочих можно арестовывать.
— Согласен, но другой карточки нет.
— Хорошо, хоть такая есть.
Васька, прозванный за природную кровожадность Нетопырем, лежал на незастланной постели в брюках и сапогах, почесывая голый живот. На вид ему можно было дать лет тридцать, но на самом деле в прошлом году он проводил сорок второй год. В спутанных волосах ни единой седой пряди, глаза, словно застывшие ледышки, смотрели в потолок.
— Ты раньше тут бывал? — спросил Васька и обратил взор на приятеля.
— Было дело, — ответил немногословный Билык. Чему-то улыбнулся и, вопреки нелюдимому характеру, рассказал: — Мне довелось тут побывать в феврале прошлого года, дельце одно наклевывалось. А здесь раз — и революция, словно по заказу. Покуролесили мы, сколько этой швали городовых с околоточными порезали, эх!
— Я в то время с пересылки деру дал, — вставил Петька.
— Я в ту пору узнал, что мной один следователь занимался. Копал, копал и докопался. Я его собственными руками, — посмотрел на мощные ладони, — видишь ли, вместе с семейством на встречу с Богом отправил. Дочка у него красивая, стерва, была.
— Дело нашел?
— He-а, в тайнике спрятал. Но я квартиру поджег, думаю, все вместе с ними прахом пошло.
— А если в другом месте спрятал?
— Кто ж теперь найдет? Хозяина я на куски порвал, так кому он мог про тайник сказать? То-то, что никому, кроме Бога.
— Ты что все Бога поминаешь?
— Что его не поминать? Может быть, он есть на свете.
— Не боишься, что накажет?
— Давно бы наказал, — отмахнулся Билык.
— Значит, ты с прошлого года в столице?
— Сперва тутечки был, ну мы и покуролесили, пока эту самую чеку не учредили. Вот тогда туго стало, прижали наше раздолье, вот и пришлось деру давать, пока не встретил этого самого Лупуса, ну и имечко придумал, черт бы его побрал. А ты? — спросил Петька.
— Что я? — Нетопырь поднялся с кровати, подошел к столу и налил половину стакана водки. Выпил, крякнул и захрустел соленым огурцом. — Жил, не тужил, пока война не началась. Вот и пришлось ноги в руки. В общем, простая сказка моя. Ты лучше мне скажи, давно ли этого самого Лупуса знаешь?
— Перед отъездом из Москвы Иван Кошель нас познакомил и сказал, что у этого Лупуса вполне стоящее дело есть, золота и денег можно на всю жизнь взять.
— Кошель — личность авторитетная, ему можно верить.
— Я и поверил, но… — Нетопырь внимательно посмотрел на Билыка, сощурил глаза, словно испытывал, — не верю ему.
— Кошелю?
— Какому, к черту, Кошелю, Лупусу не верю. Мутный какой-то он, все на уме держит. Вот все взятое у него припрятано. А вдруг что с ним стрясется? Без копья останемся.
— Типун тебе…
— Вот именно, что типун. Нету у меня доверия Лупусу, нету. Не из наших он. Сразу видно, что голубая офицерская кровь. И опасаюсь я, что с нашими денежками облюбует себе место где-нибудь в Париже, а мы с тобой останемся лаптём щи хлебать.
— Какое ты имеешь предложение?
— Проследить, где он хранит наше добро, и…
Билык прикусил губу, размышляя над сказанным. Нетопырь внимательно следил за приятелем. В случае чего, в кармане брюк лежал маленький нож с лезвием в ширину ладони, а там будь, что будет.
— Не наш он, — хриплым голосом выдавил из себя Петька, — а значит, и договоренности наши ничего не стоят.
— Вот и я об этом. Сейчас еще один сейф возьмем, проследим за ним, — Нетопырь недобро усмехнулся, — работодателем, и отправим его на покой. По рукам? — протянул ладонь Петьке.
— По рукам, надо держаться вместе.
В десятом часу вечера стало известно об очередном убийстве. Если бы сотрудники не находились на квартире Пашки-Быка, то можно было воспринять трагическое известие, как другое дело, не относящееся к грабежам сейфов. Но бандит убит, а следом и люди, поставленные в засаду.
— Аркадий Аркадьевич, — телефонировал дежурный по уголовному розыску. Кирпичников только вошел в квартиру и не успел снять пиджак. — На Екатерининском, шестьдесят девять засада перебита.
— Что?
— Сотрудники, оставленные в засаде, убиты.
— Кто сообщил?
— Дворник телефонировал. Он видел хорошо одетого господина, и в нем шевельнулось подозрение. Пошел к квартире, хе проживал Пашка-Бык, а там дверь только прикрыта. Он в квартиру, а на пороге два убитых. Он сразу же сообщил в участок, а оттуда нам.
— Выезжаю, — коротко бросил Кирпичников, и где-то под левой лопаткой кольнуло и стало щекотно внутри, словно кто специально начал играть с сердцем. Никогда так остро Аркадий Аркадьевич не ощущал свою беспомощность. Бандиты шли на шаг впереди или были рядом и видели, чем занимается уголовный розыск.
— Что могу вам, господа, сказать? — эксперт-криминалист поднялся с колен. — Петров и эти двое убиты одним и тем же клинком, как мне кажется. Точнее я скажу позднее, когда проведу вскрытия наших сотрудников.
— Двое не могли справиться с одним бандитом? — спросил, ни к кому не обращаясь, Громов.
Кирпичников осмотрелся, останавливая взгляд на каждой подмеченной детали.
— Видимо, — сказал начальник уголовного розыска с расстановкой, — открыли дверь, один стоял за дверью, револьвер держал в опущенной руке, второй не смог даже пошевелиться, когда лезвие проткнуло одного из них. Потом бандит уперся лезвием в грудь второго. Что-то спросил, получил ли ответ, для нас останется тайной. Лупус, а теперь я уверен, что это был он, проткнул второго и спокойно ретировался, словно ничего не случилось.
Громов молчал, добавить было нечего.
Очередное фиаско.
— Дворник кого-либо постороннего видел во дворе? — спросил Аркадий Аркадьевич.
— Видел, — выдохнул Сергей Павлович.
— Где он?
— Во дворе.
— Пригласи.
Громов в ответ только кивнул.
— Так я у ворот стоял, когда господин в цивильном костюме с тросточкой в руках вышел из двора, — начал рассказывать дворник.
— Как выглядел господин?
— Обычно, — пожал плечами дворник, — костюмная пара, шляпа и тростью помахивал.
— Что, голубчик, я тебе вопросы задавать должен? Сколько лет господину? Лицом какой? Волосы? Усы, борода?
— Гладко брит, прошу прощения, усики такие… ниточкой, глаза строгие, взглянул, словно дырку сделал. Лет под тридцать, — вспоминал дворник, почесывая нос. — Волосы… волосы скорее темные, в шляпе он был, — оправдывался хозяин метлы, — туфли добротной кожи, это я сразу подметил. И вышагивал он, как один наш жилец-офицер, спина прямая.
— Куда он направился?
— Как вышел из ворот, так в сторону Столярного.
— Что еще припомнишь?
— Так боле ничего.
— Опознаешь господина, если тебе предъявим.
— Так точно, у меня на лица память хорошая.
— Вот и отлично. Из посторонних еще кто был здесь?
— Не, только он один.
— Ладно, ступай. Понадобишься, вызову.
Кирпичников прошел в одну из комнат и тяжело опустился на стул. Снял очки и провел рукою по лицу.
— Вот такие, Сергей, дела. За одного бандита платим жизнями трех сотрудников.
— И далеко не худших, — подлил масла в огонь Громов.
— Вот именно, пора ставить точку. Четыре месяца — это большой срок.
— Выслать за Чернявеньким?
Аркадий Аркадьевич сжал несколько раз правый кулак, потом стукнул по колену.
— Рано, — произнес он, понимая, что скоропалительные решения никогда не приносят ожидаемых плодов. — Все-таки рано. Что находится в Столярном? — перевел разговор в другое русло.
— Там могла ожидать нашего Лупуса пролетка или авто.
— Проверь. И неужели никто в доме больше ничего не видел?
— Людей по квартирам я направил, но не надеялся бы на результат. Если кто что и видел, то попросту не обратил никакого внимания. Идет человек по двору с тросточкой, мало ли таких ходит?