Когда Керкира в очередной раз вскрикнула и задрожала всем телом, Ликий понял, что что-то поменялось. Он прижал ее сильнее, оставляя следы на тонкой коже, но ничто не может остановить дуновение Ветра Богини.
Керкира видела черную реку, текущую на север. В ней отражался огонь. Город, сгорающий дотла, становился все отчетливее. Можно было различить отдельные дома и даже людей, мечущихся, бегущих к реке в тщетной надежде зачерпнуть влаги. Они добегали до воды и оставались в ней навсегда:
Среди них выделялся один, воин по наружности и духу. Черты лица нельзя было разобрать, но глубокие серые глаза отражали языки пламени. Он стоял по центру, ровно напротив Керкиры, а с юга, по направлению течения реки, к нему скакали воины-духи. Они убивали всех на своем пути. Мужчина не видел их, он смотрел прямо на женщину, словно действительно мог видеть ее. И чем дольше их взгляды были соединены, тем больше черт самой Керкиры проступало на его лице.
Это было в отражении.
На противоположном берегу же не было ни города, ни огня. Гам, где отражались в воде воины-духи, шла траурная процессия. Люди вели быков, вели на заклание. Они шли оплакать падение рода Царей, шли скорбеть о смерти и запустении. Напротив женщины, там, где отражался сероглазый юноша, начинался обряд. Быка держали двое мужчин — бородатый великан и худощавый, рано повзрослевший мальчишка. Сама Керкира стояла перед ними с жертвенным ножом в руке. Она нанесла удар, и красная кровь окропила землю. Земля была суха, потребуется много крови, чтобы снова сделать ее плодородной.
Кровь стекала к реке, смешивалась с ее водами. Отражение мужчины начало волноваться, терять очертания, и только тогда Керкира поняла, что оно не было перевернутым. Оно отражало не тот берег, а этот.
Человеческое тепло Ликия — первое, что почувствовала женщина, когда пришла в себя. Он был рядом, конечно же, ведь прошло всего несколько секунд. Потом она открыла глаза. Предметы казались пятнами — темными и светлыми. Одно из пятен постепенно превратилось в Ликия.
Мужчина смотрел на нее с беспокойством и одновременно с облегчением. Взгляд этот пробудил в сознании женщины воспоминание о видении — это были те глаза, которые смотрели на женщину из реки. Страх мгновенно сжал сердце Керкиры ледяной рукой.
— Что с тобой? — спросил Ликий.
— Я… ты… — женщина не могла подобрать подходящих слов. Да и какие подбирать слова, как объяснить человеку, что это такое — когда Богиня касается тебя дланью.
Керкира резким движением встала и подошла к столу, на котором были разбросаны фигурки для игры. Жрица схватила несколько штук наугад, скинула на пол остальные и, прошептав сакральные фразы, бросила фигурки на стол. Их расположение, форма фигуры, в которую они сложатся, должны были дать женщине подсказку.
— Копье направлено на сердце… Белый перекрывает черное… Почему он оказался на доске? Если это река, то…
Ликий за это время подошел к женщине и приобнял ее за плечи.
— Ты что-то видела, да? Предсказание. Не колдуй, я готов заплатить цену, если придется.
— Ты готов, но, может быть, я не готова, чтобы ты ее платил.
Тут у нее появилась догадка. Она медленно обернулась в руках у Ликия, прижалась к нему.
— Ты действительно должен заплатить… За меня. Это я настояла на нашей близости. Я притянула тебя к себе. Это пророчество было не для тебя, а для меня.
— И что же?..
— Прежде чем я скажу тебе, я хочу услышать честный ответ: почему ты стал служить мне?
Ликий резко посерьезнел. Он мягко отстранил от себя Керкиру.
— При чем это тут сейчас?
— Мне нужно знать, чтобы я могла сказать смысл пророчества. Поверь, я не настолько глупа, чтобы поверить, что мужчина готов просто так пересечь море и поклясться на крови служить чужой властительнице. Так в чем причина?
— Если ты правда хочешь знать, то пускай. Я был там, когда погиб твой отец. Я видел, как пришел чужеземец, как серебряная конская голова держала его плащ. Я не честный человек и убил многих, но никто не должен проливать кровь царей.
Керкира догадывалась, но не хотела признаваться себе в этом. Но услышать, что человек, самый близкий этой ночью, был среди убийц ее отца… Ей потребовалось много мужества, чтобы остаться стоять ровно.
— То есть тебя замучила совесть, а духу убить себя не хватило?! И ты решил, что будет лучше всего — поступить на службу к дочери своей жертвы! Ты животное, варвар!
Он не стал оправдываться, как не стал и противиться, когда женщина ударила его несколько раз в грудь.
— Знаешь что теперь? — спросила она, всхлипывая. — Теперь я знаю, что! Царству суждено гореть в огне. Оно, а не мой отец, жертва твоего клинка! И за это знание, что самое смешное, я должна отдать тебя. Ты близок мне по крови дважды — как убийца и как Защитник, принесший клятву на крови.
Душевные силы ее оставили, и она опустилась на руки своему невольному мучителю.
— Я готов принять смерть. Сейчас более, чем когда-либо.
— Я не готова, — только и ответила она.
Они стояли и молчали какое-то время. Керкира напряженно думала, правильно ли она истолковала плату. Она не должна была отдать свою кровь буквально, это бы она поняла. Ликий был ей ближе всех по этой дурацкой духовной связи, он был ей братом, если верить этим старинным традициям о роли Защитника. Он даже был ей ближе всей родни по праву убийцы — отнявший жизнь считается связанным той же связью, что и жизнь давший.
— Послушай, — сказала она с надеждой в голосе, — столько старых традиций вспомнилось… Может быть, нам поможет еще одна? Раньше равным смерти считалось быть изгнанным из Царства. Богиню это не обманет, но вдруг ее удовлетворит пролитая взамен кровь Птерелая.
— Я не хочу. Жить с тяжестью вины еще и за то, что оставил тебя в самое трудное время. Лучше убей меня.
— Замолчи ты. Ты поклялся быть моим слугой, значит, обязан выполнять приказы. Я приказываю тебе покинуть пределы Царства. — Она замолчала и снова прильнула к его губам, на этот раз по своей воле.
Отпрянув, Керкира сказала:
— Я не хочу терять тебя. Прошу. Не осталось никого ближе мне по закону крови… Нет никого ближе моему сердцу, Ликий.
Керкира ошибалась и в том, и в другом.
Узнала она об этом только на третий месяц. Ее сложно винить — поверить в то, чего не может быть, бывает довольно сложно. Подумаешь, тошнота и головокружение, и запах благовоний внезапно начинает казаться невыносимым.
Да и не поверила бы Керкира себе, если бы Талия ее не убедила. Подруга видела тело жрицы со стороны и знала его лучше ее самой.
С тех пор Царица стала реже появляться перед людьми, а чиновникам давала указания, только сидя на троне в отдалении.
Ликий исчез из дворца, как ему и было приказано, но отследить его не удалось. Началась суматоха в связи с мятежом Птерелая. Жители с восточных регионов потянулись к защищенной столице, а легион Марция был отправлен подавлять восстание.
Авл собирался расправиться с противником за два месяца и триумфально вернуться в столицу. На деле он лишь не позволял Птерелаю продвинуться на запад. Разгромив то, что казалось главными силами мятежников, военачальник обнаруживал только, что они перегруппировались и атакуют где-то на другом направлении.
Подготовка подкреплений из населения Царства, сначала шедшая хорошо, постепенно застопорилась. Люди приходили, под руководством ветеранов старой войны с Кортосом они все лучше овладевали азами войны. Но когда дело доходило до отправки подкреплений, Керкира медлила. Сначала Стратег всецело разделял желание помуштровать зеленых новичков, прежде чем бросать их в битву, но, когда легион Марция стал терпеть все больше поражений и зарабатывав меньше побед, мнение старика переменилось.
Закончилась весна, прошло и лето. Год был все такой же жаркий и сухой. Уже никто не сомневался, что урожая будет не больше, чем прошлой осенью, а значит, пояса придется затянуть еще туже.
К осени Керкира совсем переложила дела на Управителя. Не слишком любимый людьми, но верный и умеющий экономить, он занял эту должность еще при ее отце и верно служил государству.
Царица же перебралась в старый храм Богини, расположенный к северо-западу от столицы, вдалеке от города. Мысли ее занимало пророчество, данное в роковую ночь. Как-то постепенно, незаметно для себя, она поняла, что на самом деле оно означало. Серые глаза на ее лице, на лице того, кто ближе ей всех по крови. Жертва — ее еще не родившийся ребенок.
Керкира тратила все время на то, чтобы придумать способ обхитрить предсказание. Ведь это долг матери — спасти свое чадо любой ценой. Но долг жрицы — быть верной своей Богине. Что могло заменить желаемое Богиней подношение? Чья жизнь могла стоить столько же, сколько жизнь ребенка, принадлежащего Керкире по праву крови? Быть может, жертва в тысячи человек могла бы умилостивить ту, что возжелала отнять самое дорогое.
Так Керкира и нашла ответ. До смешного простой.
В тот холодный день поздней осени, когда люди кутались в покрывала, Керкира в последний раз принимала у себя своего Стратега.
Он пришел уведомить ее, что собирается приказать войскам отправиться против Птерелая. Тот оправился от летних поражений и уверенно продвигался в сторону столицы. Год назад старик бы и не подумал поставить царицу в известность, но за это время он увидел ее благоразумие. Он желает убедить ее в правильности своего решения.
Все это он хотел сказать, пока ему не была дарована аудиенция. Увидев Керкиру, он все понял. Всего через несколько дней она сможет начать переговоры на новых условиях. Он согласился отложить наступление.
Когда Стратег отправился обратно, появилась Талия.
— Моя владычица, — начала она, и голос ее дрожал, — я только что узнала… Терций Аквилий начал наступление.
— Что?
— Терций начал наступление на Кортос. Авл знает… Он покинул войско и едет сюда.
— Сюда? — Керкира нахмурилась, обдумывая услышанное. — Конечно. Он все поставил на ресурсы Царства, и теперь у него нет выбора, кроме как забрать их силой.