Преследователь молчал и лихорадочно искал выход из слоившегося положения.
— Я шел домой, — наконец выдавил он.
— Откуда?
— Из университета.
— Большой, однако, круг дали, молодой человек, большой. — И быстрым движением бандит вонзил металлическое жало в сердце.
Стерев кровь со штыка и бросив носовой платок на камни брусчатки, Лупус проверил карманы убитого, из-за пояса вытащил наган, из кармана пиджака — удостоверение агента первой бригады уголовного розыска Санкт-Петербурга. Повертел и оставил себе, вдруг пригодится. В остальных карманах кроме пары мятых купюр ничего не было.
Так и есть, Илюша под наблюдением, и соваться к нему нет никакого резона.
Идя назад, решал, предупредить Вареного или нет.
— Одну минутку.
Голос молодой, отметил про себя Лупус и засомневался: то же отвечал в прошлый раз или агенты уголовки установили засаду у Вареного?
— Слушаю, — раздался глухой, прокуренный бас Вареного.
— Илья Данилыч?
— Слушаю, — повторил перекупщик, — с кем имею честь разговаривать? — Слышимость была не очень хорошей, но голос звучал без напряжения.
— Это Волков, — произнес Лупус.
— Да, я…
— Не стоит благодарностей, — перебил главарь, — подарок, доставленный мной, всего лишь дань уважения.
— Какой по…
— Илья Данилыч, разве горничная вам не передала? Я не смогу задержаться у вас, ибо меня ждут неотложные дела. Был бы рад встрече, но обстоятельства.
— Обстоятельства?
— Да, обстоятельства, — повторил Лупус, — хотел было остановиться в доме напротив, но он оказался занятым.
Вареный начал соображать, что встреча не может состояться по причине того, что из соседнего дома за ним ведет наблюдение уголовная полиция.
— Отдаю дань вашей занятости. — Стоголов поиграл желваками, такой куш уплывает из рук. — Но, может быть, вы найдете время для встречи в любом указанном вами месте.
— Я подумаю. — И Лупус положил трубку на рычаг.
Фотографические карточки, сделанные с безвременно ушедшего Ваньши, были розданы агентам для предъявления не только осведомителям, но и при случае дворникам, служащим в гостиницах, на постоялых дворах. Там, куда приходили агенты.
Громов отправился на встречу с одним из своих ценных агентов на Рыночную улицу, где с довоенных времен сохранилась квартира, предназначенная для встреч.
В гостиной начальник первой бригады смахнул пыль со стола, протер чистым полотенцем две чашки с блюдцами, достал из принесенной сумки кулек пряников, пирог с рыбой и колотый большими кусками сахар. Наколол из полена щепок и разжег самовар, наполненный наполовину колодезной водой.
До встречи с агентом оставалось около получаса.
Кабинет Арнольда Маркусовича, залитый августовским солнцем, тремя окнами выходил на западную сторону. Большой резной стол мореного дуба занимал почти треть пространства. Во взгляде Кирпичникова управляющий заводом прочитал удивление.
— Аркадий Аркадьевич, если не ошибаюсь?
— Совершенно верно.
— Этому деревянному чуду почти двести лет, и я не стал избавляться от него в пользу менее пафосного. И теперь приходится терпеть некоторое неудобство, хотя, честно говоря, я привык и не обращаю внимания. Так, говорите, вам необходимо представить список владельцев наших сейфов в столице? — То ли вопрос, то ли уточнение распоряжения хозяйки.
— Да.
— Связана ли ваша просьба с теми ограблениями, происходящими в Петрограде?
— Не стану скрывать, не исключено.
— Теперь я понимаю желание Вирджинии Ивановны помочь вам. Не буду интересоваться, как идет дознание, ибо понимаю: если вы обратились к нам, то до задержания преступников далеко.
— От вас, деловых людей, невозможно ничего скрыть, — с расстановкой произнес начальник уголовного розыска. — Вернемся к списку.
В углах позади рабочего стола стояли два сейфа, хозяин кабинета подошел к левому. Поколдовал над замками и открыл тяжелую дверь, перебрал несколько папок, выбрал одну и с ней присел за стол.
— Аркадий Аркадьевич, присаживайтесь, — Литвин указал рукой на массивный дубовый стул, видимо, изготовленный в паре со столом. — Кто вас интересует?
— Находящиеся в столице фирмы, компании, тресты, имеющие большой оборот, да, — дополнил Кирпичников, — в том числе богатые частные лица, ювелиры, банкиры.
— Таких не так уж много, — Арнольд Маркусович перекладывал листы в папке с одного места на другое, — я думаю, около двух десятков.
— Значит, два десятка.
— Но вы понимаете, что я не могу никого привлечь для печати списка, придется вам переписать в записную книжку.
— Я слушаю.
Арнольд Маркусович начал диктовать.
В списке оказался двадцать один адрес.
Кирпичников закрыл книжку и отложил в сторону перьевую ручку.
Потом вновь открыл записную книжку.
— Здесь указаны все?
— Да, — пожал плечами хозяин кабинета.
— Скажите, кто имеет доступ к списку? — Аркадий Аркадьевич указал на папку.
— К полному списку только я.
— Понятно, но ведь есть машинистка, которая печатала этот список.
— Есть, вы думаете…
— Арнольд Маркусович, в обязанности моей службы входит проверять все варианты, ничего не упускать и по возможности все предусматривать.
— Понимаю. — Хозяин кабинета сощурил глаза, снова повторил: — Понимаю. — И добавил: — Но вы тоже должны меня понять, есть люди, которым доверяете вы, есть такие же, кому доверяю я.
— Во избежание неясностей между нами, Арнольд Маркусович, если я проверяю кого-либо, то, клянусь, никто не заподозрит. Повторяю, никто.
— Все документы мне печатает одна девушка. — Директор слегка покраснел и отвел взгляд в сторону. — Лариса Ульяновна Петровская. — Он посмотрел в глаза Кирпичникову. — Проживает здесь же на Литовском, в доходном доме Григорьевой, дом десять. При сборе о ней сведений станет известно, что у нее бывает довольно часто господин, похожий на меня. Это я говорю к тому, что Ларисе я полностью доверяю и за нее готов поручиться.
— Вопросов больше не имею, — поднял руки вверх Аркадий Аркадьевич, — я верю вам и не имею желания копаться в ваших отношениях. Но смею предупредить: если на вашу даму или, простите, на вас падет хоть малейшее подозрение, то я буду вынужден проверить.
Управляющий заводом вначале насупился, со злостью взглянув на начальника уголовного розыска, но потом лед в глазах начал таять.
— Аркадий Аркадьевич, мы с вами выполняем возложенные на нас обязанности, поэтому ваше право проверять нас с Ларисой. — И добавил, подумав несколько секунд: — Если мы дадим хоть малейший повод к таким подозрениям.
— Благодарю за понимание.
Лупус задумался. Зачем предупредил Вареного, ответить он не смог самому себе. Пусть бы внимание уголовного розыска было привлечено к старому пронырливому лису. А ныне он станет осторожнее и своим поведением может выдать, что знает о слежке.
Хотя пусть будет то, что будет.
Четверть часа, которые Лупус провел в кофейне, наслаждаясь не суррогатом, выдаваемым за благородный напиток, а именно натуральным, ароматным кофе, с приятной горчинкой. Возвращаться в гостиницу или нет? Ждет там засада или молодой агент был один и не успел никому доложить о нем? Вопросы, вопросы. Извечные вопросы. Теперь в Петрограде остался один крупный перекупщик, которому можно оптом предложить золото, камни, остальные работают по мелочи. Значит, есть большая вероятность попасться на карандаш сыскным агентам.
Лупус решил навестить гостиницу. Там, в тайнике, два пистолета, пачка новеньких банкнот, заменивших царские. Это не так важно, но там лежит список владельцев сейфов. Серьезная улика, по которой в конечном итоге могут выйти на него, боевого капитана. А еще там лежат часы, переходящие от отца к старшему сыну. Ничем не примечательные, но дороже всякого золота. Семейная реликвия. Единственная вещь, оставшаяся от отца, в феврале прошлого года растерзанного крестьянами. Согда по России прокатилась волна разрушения старого царского мира и ликвидации «дармоедов», засевших в своих усадьбах, именно тогда решилась судьба Лупуса. Он пришел к выводу, что если власть не в состоянии защитить своих граждан, то какого рожна он, капитан с четырьмя медалями, в том числе солдатским Георгием, должен проливать за нее свою кровь. Особенно когда под небольшим селением Миссо в Эстляндии из боя вышли десять человек, а остальной батальон удобрил костями поле, засыпанное темным от пороха снегом. Тогда он бросил погоны на стол полкового командира и под непонимающим взглядом полковника покинул часть. Он присягал Государю, а не горлопанам, захватившим власть. Стало до того противно и муторно, что целый месяц не вылезал из публичного дома и спустил кучу денег. Потом две недели приводил себя в чувство после такого затяжного запоя. Познакомился с двумя отчаянными головами и с ними отправился на родину предков. Погоревал у разворованного и сожженного родительского дома. Слава богу, что не дожила мать. Полез в детский тайник, где хранил в далекие юные годы всякие мелочи, и обнаружил там часы отца. Выступила слеза, но в душе заклекотало чувство мести.
Боевая шашка испила крестьянской крови, всех мужчин ближайшей деревни извели под корень, находя в избах вещи и предметы из усадьбы.
Потом попытался забыть о пролитой крови, но в первое время не давали покоя застывшие в ушах детские и женские крики. Но нет ничего вечного, и все злодейство покрылось патиной памяти, провалилось в бездонные уголки души, воспоминания потускнели и исчезли. Кровь превратилась в прах…
Лупус вошел в гостиницу с черной лестницы, предварительно около часа продежурив у входа, в подъезде напротив. Подмечал каждого вошедшего и вышедшего из гостиницы, обращая внимание на все: одежду, движения, взгляды. Жизнь зависит от мельчайших капризов людского характера, поэтому напряжение не спадало. Начали мелкой дрожью подергиваться пальцы на руках, напряжение довело до состояния натянутой струны.
Вошел в номер, осмотрелся. Следов чужого присутствия не заметил. Еще в годы юности увлекался авантюрными и сыщицкими романами, из которых много почерпнул. И вот теперь оставлял метки на дверях шкапов, ванной комнаты, письменном столе. Не тронуты.