— Порядок! Тут даже на ремонт хватит! Спасибочки! А чего это в телеграмме-то было?
— Ты получила приз, разыгранный среди покупателей воды «Ромжинская», Послала им круглую бумажку из крышечки, вот и повезло, Поняла? А коли спасибо, так скажи: Тось, Кротова одна приехала?
— С хахалем прикатила, Он у них и поселился.
— Чем приехали, не знаешь? Автобусом, поездом?
— Какое там! Черный крутой джип, у дома стоит.
— Скажи, а у тебя последние дни не было новых постояльцев?
— А как же, план в июне выполняем! Четверо, и знаешь в каком прикиде?
— На чем приехали? Не на черном ли джипе? Бывали ли здесь раньше?
— Ой, правда! Лучше б ты мне, Петенька, на Рдянск деньги выслал!
Хотел было «Роман» спросить, похожи ли новоприезжие на ментов, однако вопрос вышел бы не вполне телефонный, потому замешкался, а неблагодарная Анфиска тем временем бросила трубку, Все, впрочем, и так было ясно: это посланцы хозяина «Копейки», и бедная Тоська у них в руках, Вопрос только в том, выдала ли она им добычу, а если уже выдала, что они тогда делают в Старозыбкове? Если не выдала, тогда ее можно попытаться отбить, в благодарность потребовать свою долю — и разделить с девкой все последующие опасности, Если же выдала, то ее держат как приманку для него — но зачем он им тогда? Вернули почти двадцать миллионов в гривнах, так чего им три десятка косых? Или из принципа — чтобы неповадно было? У «Романа» холодный пот пролился между лопатками, когда ему пришло в голову наиболее логичное объяснение: стерва Тоська, понимая даже — далеко ведь не дура, — что живой не выпустят, стоит на том, что все взял он, то есть Роман Коротков… Надо было срочно эвакуироваться.
И все-таки он оказался здесь, на дубе. На текущий момент, 9.55, почти все нужное ему уже высмотрел. Один мужик залег прямо в рожь метрах в ста от парадных ворот бывшего спичечного комбината, то есть градусов на пятнадцать вправо и в двадцати пяти метрах от дуба, и срезать его там из хорошо пристрелянного автомата не представит никакой трудности. Еще один засел в деревянной сторожке возле ворот, два снайпера — прямо на крыше четырехэтажного цеха. Когда час тому назад «Роман» увидел, как они заняли эти угаданные им наперед позиции, то усмехнулся, но сейчас, когда успел прокачать ситуацию, ему было уже не до смеха. Во-первых, его готовились, не мудрствуя лукаво, расстрелять, а из этого следовало, что деньги уже у противника. Во-вторых, Тоську, если она вообще до сих пор жива, должен ведь кто-то привести и выпустить, а вот этого кадра проконтролировать он как раз и не сможет.
10.30. Полчаса до времени, указанного в его телеграмме. Тихое урчание — движка, слабый лязг дверцы, голоса, снова лязг дверцы… Уехал. Надо действовать скорее, пока этот невидимка не занял позицию у тебя за спиной. Из-за угла заводского забора показывается Тоська, медленно поворачивается и, еле переставляя ноги, движется к воротам. Останавливается, озирается. В бинокль «Роман» видит ее тщательно накрашенное, однако неподвижное, совершенно мертвое лицо. Он всматривается вторично, качает головой. «Я смогу тебе помочь только тем, что сейчас сделаю», — обращается к ней мысленно, а когда она, продолжив движение, почти уже доходит до сторожки, опускает бинокль, перехватывает автомат и аккуратно, прицелившись в круглую голову с торчащим у рта микрофоном, мочит мужика во ржи, который как раз привстал, чтобы поглядеть на Тоську: любопытно, небось, какая она накрашенная… Тем временем в лице Тоськи происходит изменение; однако, хоть и с заминкой, «Роман» носком кроссовки нажимает красную кнопку на ротном минном пульте. Прячется за дуб. Цепляясь из всех сил ногтями, закрывает глаза и раскрывает рот. Пуля, пронизавшая только что древесину толстенного ствола, бессильно тычется в его бронежилет, вторая свистит возле уха, потом почти одновременно его накрывает грохот и бьет взрывная волна.
Опомнившись метрах в десяти от дуба, «Роман» отряхивается от узорных ярко-зеленых листьев и черных сухих веток и смотрит на «Командирские». Те не подводят и показывают, что он был в отключке секунд двадцать, не больше. За стрелками пред ним по-прежнему сияет улыбающееся, счастливое лицо Тоськи, снова полное жизни и куража… Как же он рассмотрел — ведь уже опустил тогда бинокль? Роман закрывает и снова открывает глаза, избавляется от наваждения и, наконец, осматривается. За дубом полыхают остатки сторожки, снесенной противопехоткой направленного действия, замаскированной под старым пнем, а от крыши, по которой ударил заряд второй такой же мины, осталось несколько стропил. «Где сейчас пятый?» — задает себе вопрос. «Роман». Сознавая, что мог не услышать, как вернулся «джип», встает, разыскивает в траве покореженный пульт и зигзагами, согнувшись, бежит к лесу. Никто так и не пальнул ему в спину.
За опушкой, на просеке, «Роман» сметает со своей «Нивы» уже пожухлые зеленые ветви, на себя накидывает поверх камуфляжного комбинезона и бронежилета длинный пыльник, скрывающий автомат пол правой рукой и с прорезью для нее, достает из бардачка и натягивает перчатки, запускает движок. Просека выводит его на шоссе, и через десяток минут он въезжает в город с противоположной от спичечного комбината стороны. Его обгоняет неистово сигналящая пожарная машина. Словно испугавшись ее, «Роман» съезжает на обочину, чтобы подумать. Дворняга за невысоким штакетником трясет цепью, облаивает взахлеб две полицейские машины с мигалками, потом «Романа», а на всякий случай виляет мохнатым хвостом. Внимание ментов, несущихся на взрывы и пожар, псу привлечь не удается. Да и «Романа» тоже. Лай, электронное улюлюканье, бряцанье в рельс с каланчи пожарной части он, конечно же, слышит, но словно из-под воды. Есть шанс, что покойница Тоська (ведь предупреждал же ее!) спрятала деньги «Копейки» где-то в этих краях. Ее привезли сюда на тот случай, чтобы, если наврала, выбивать от нее правду по-новой, ну и чтобы его, обидчика, прищучить. Они не хотят его захватывать, догадываются, что ловок, вот и решили, выманив на деньги, расстрелять наверняка. Троих для этого мало, четверых достаточно, но нужен еще один — чтобы выпустить подсадную утку. Вопрос: если чемодан с деньгами у них, где они должны были его оставить в случае, если уходят все пятеро? В домике Тоськиной матери (едва ли она жива) или в гостинице, где четверо из них остановились? Да и здесь ли чемодан? Конечно же, здесь: их старший не мог отправить его в «Копейку», потому что не мог бы доверить полтора миллиона кому-то одному из них. Будь они дома, давно бы вывезли чемодан вертолетом, но здесь они должны прятаться. Пятьдесят на пятьдесят, что деньги остались в Старозыбкове (да и кого им здесь бояться — местной шпаны?) — и в гостинице.
Решившись, «Роман» отжал сцепление… Остановил тачку за углом, у торговых рядов, двигатель рискнул не выключать, но кабину запер. Вышел на площадь, у гостиницы не увидел черного «джипа». Неужто ошибся? Перед массивной дверью «Путника» (а почему не «Приют паломника»?) вытащил из-за пазухи и напялил черную десантную маску с прорезями для глаз.
— Веди в камеру хранения! Быстро!
— Это ты, Петенька?
«Романа», несмотря на уютную прохладу полутемного вестибюля, обдало жаром: из-за ободранного письменного стола на него смотрела подурневшая и растолстевшая красавица Анфиска.
— Ты-то чего тут делаешь? Не твое ведь дежурство…
— Да Шурку заменяю… А ты чего?
— Потом объясню! Там, за твоей спиной, камера хранения? Те, четверо, утром сдавали тебе чемодан, такой в коричневую клетку?
— Это твой, что ли? Нет, чемодана не сдавали…
— А что сдавали? Быстро неси сюда!
Анфиска, с несчастным выражением лица, не пошевелилась. Он подскочил к столу, схватил лежавшую там связку ключей, быстро подобрал нужный, локтем нажал на выключатель. Камера хранения оказалась обычным чуланом, на стене которого, оклеенной обоями, были толсто намалеваны цифры от «1» до «14» и под каждой забито по здоровенному гвоздю. На гвозде под номером «7» одиноко висел большой грязный рюкзак. «Роман» сжал его с двух сторон руками, удовлетворенно кивнул и вскинул на плечи.
— Анфиса, это бандиты! Бросай все, бежим со мной! Есть еще места, где можно спрятаться. А жить там веселее, чем у вас здесь…
Дверь стукнула, пахнуло с улицы горячим, а «Роман» полетел в сторону лестницы на второй этаж, одновременно ударив очередью из автомата прямо через пыльник. Шапочка и рюкзак смягчили удар о ступеньки, а вот правый локоть ушиб сильно. Крохотный вестибюль затянуло сизым дымком, в пыльнике тлели алые края дырки.
— Это что же за безобразие, дежурная? — раздался начальственный басок со второго этажа. — Я спрашиваю, кто разрешил детям взрывать здесь петарды?
«Роман» подскочил к мужику в футболке и джинсах, согнувшемуся — в три погибели у двери. Бело-голубые внизу, сверху его джинсы темнели прямо на глазах. Неладное за спиной творилось, но сейчас надо было заняться бандитом. «Роман» вырвал у него из руки пистолет и бросил под стол, ухватил за подбородок и дернул кверху. Кровавая дыра в челюсти уродовала это грубое, незнакомое лицо. Сказать боевик уже ничего не мог. Блокируя выход со второго этажа, «Роман» бросил бесполезного раненого на ступеньки.
— Анфиса, мы не успеваем заехать за твоими вещами… — начал было «Роман» и замолчал. Анфиса уже не слышала: пуля, ему предназначавшаяся, попала в ее полное белое горло. Задыхаясь от ярости, «Роман» повернулся к боевику, чтобы сломать ему шею, но тот уже затих.
— Дежурная, пожар! Горим! — завизжало со второго этажа.
Он сбросил пыльник, затоптал огонь ногами. Сорвал с плеча автомат, поставил на предохранитель и, стиснув зубы, прижал теплые ладони Анфиски к накладке и рукоятке, а палец с фиолетовым маникюром (для кого, интересно, потратилась?) — к спусковому крючку, сдвинул флажок вниз и отпустил автомат. «Вот вам и версия, ребята! — обратился к старозыбковским Шерлокам Холмсам. — Извините, лучшей нет». Повернулся спиной к бедной Анфисе, сбросил рюкзак на пол и принялся расстегивать камуфляжный комбинезон…