— сказал магистр Генри. — Мы тебя оставим с Леопольдом и пастором ненадолго. А чуть позже к вам присоединятся и Белла с Сергеем.
Петр с любопытством оглядывался вокруг и, казалось, не совсем понимал, где находится. Магистр Генри тронул его вежливо за рукав, возвращая к реальности и поворачиваясь, чтобы уйти. Петр закивал и засеменил за товарищем.
Оба магистра исчезли в неосвещенной части зала. Марк по-прежнему оставался на удивление спокойным. Его человеческая, эмоциональная составляющая отошла на второй план, уступая метафизической сущности, которую, видимо, удивить гораздо сложнее. И как ни странно, но говорящий стул удивлял менее всего, потому что с развитием технологий говорящих предметов, выполняющих роль домашних роботов, становилось все больше.
Пастор и стул оказались в некотором замешательстве, оставшись без магистров. Первым прервал затянувшуюся паузу пастор.
— Я покажу наш скромный храм, — произнес священник, как потом оказалось, Церкви Святой Энтропии, и жестом пригласил к экскурсии.
— Ну, я-то здесь и так все знаю, да и мне ли не знать: кто только на мне не сидел, и некоторые из них были адептами Церкви, — вставил слово Леопольд.
Они двинулись в глубь зала. За ними свет гас, а перед ними загорался. Контрастное освещение делало всю работу за воображение. Выхватываемые светом предметы и их резкие тени составляли неожиданные композиции.
— А это наш новый алтарь, — указал пастор на полупрозрачное сооружение, напоминающее кристалл, внутри которого мерцало множество огоньков.
— Старый мне нравился куда больше, — опять обратил на себя внимание Леопольд.
— Этот лучше передает суть учения, — наставническим тоном заметил пастор, сразу превратившись в мудрого служителя культа. — Рост энтропии — высшее благо и высшая цель развития осознания любого уровня.
— Ну, об этой сути я бы еще поспорил, ведь изначально…
Чувствовалось, что стул мог долго рассуждать на эту тему, но его прервало появление девушки и парня, ровесников Марка. Композиция зала перестала быть гармоничной, возможно, еще и потому, что Марк был смущен и растерян, как и всегда в таких случаях. Он отвел глаза и какое-то время не знал, куда деть руки, пока не свел их за спиной, предварительно потерев ладонью шею. Пастор представил их друг другу. Парня звали Сергеем, а девушку Беллой. Белла смотрела доброжелательно, а Сергей, смерив взглядом, больше уже не удостаивал Марка таким пристальным вниманием. Даже руку пожимал, смотря по сторонам, с видом если не хозяина, то очень своего здесь человека.
— Значит, мы можем уже отправиться в путь, раз его нашли, — сказал Сергей пастору.
— Магистры просили подождать, — ответил тот, — и вы еще не посмотрели наши новые инсталляции!
Священнослужитель несколько суетливо повел их по периметру зала, показывая голограммы. Первая из них являла собой черный объемный шар. Он выглядел абсолютно мертвым и холодным, но стоило посмотреть на негр внимательно — начиналось погружение, и по мере погружения усиливалось ощущение хаоса, потом шар опять удалялся, снова становясь холодным и безжизненным.
— Красиво, но тоже не оригинально, одно лето я работал в Федеральном музее и не такое там видел, — комментировал Леопольд.
— Тепловая смерть, — с видом знатока пояснил Сергей Белле.
— Я слышала, — сказала девушка, лишь вскользь проведя взглядом по голограмме.
— Совершенно верно, — подтвердил пастор, к удовольствию Сергея. — Если энтропия системы равна нулю, то она — мертва, то есть может находиться только в одном состоянии. И — это может произойти, если энтропия частиц, ее составляющих, либо максимальна, либо тоже равна нулю.
— Две крайности в одинаковой степени приводят к смерти всей системы. Как это поэтично! — воскликнул стул. — Так Дедал не может опускаться слишком низко к морю, чтобы не намочить крылья, и не может подниматься слишком высоко, чтобы не растопить воск, скрепляющий перья.
Сергей, по-прежнему не глядя на Марка, держался как равный пастору и пытайся привлечь внимание девушки. Он бесцеремонно трогал экспонаты и даже попытался шутливо усесться на Леопольда, что, впрочем, ему не удалось.
— А это наш основатель Кларк Л., похищенный и замученный врагами Церкви, — сказал пастор трагическим голосом, указывая на абстрактную композицию.
— Но ведь это не смогли доказать, ясно было только одно — Кларк пропал, — уточнил Леопольд.
— Он же не мог просто так пропасть, а враги у Церкви были всегда.
Пастор попросил Марка распутать узел ремня, обвязанного вокруг большой коробки, а сам взялся задругой. Юноша уже понял, как можно распутать, но Сергей его отстранил, развязал узел и подал ремень Марку, как бы говоря «ну, и что ты тут копался?».
Марка злило поведение Сергея, поэтому трудно было сконцентрироваться на происходящем. Пастор убрал упаковку и провел рукой по открывшейся панели. Появилась еще одна голограмма. На этот раз — перевернутая пирамида, которая опиралась на вершину, вращаясь и качаясь из стороны в сторону. В движениях не чувствовалось системы, они было нарочито случайными.
— Символ жизни, — опять опередил всех Сергей.
— Жизнь как способ передачи энтропии с низшего уровня на высший, — затараторил Леопольд, — причем, заметьте, не только органической. Живой организм передает неопределенность одного атома на макроуровень. Живое общество передает неопределенность одного живого существа на еще более высокий уровень, на уровень всего общества…
— Когда передает, а когда и нет. Вы видели, что творится в городе? — перебил Леопольда Сергей, обращаясь к пастору и Белле.
— Везде пузыри летают, как воздушные шарики, — ответила Белла. — Но ведь эти люди не умирают?
— Конечно нет, — сказал поспешно пастор, стараясь придать лицу как можно более беспечное выражение.
— Смотря что называть смертью. Все думают, что знают о ней, но нужно быть стулом, чтобы осознать смерть по-настоящему, — неожиданно серьезно сказал Леопольд.
— Ну, я-то… точно жив и точно не стул, — сказал Сергей и широко заулыбался, ожидая смеха окружающих, но его не последовало.
— А что нам говорили магистры про предательство Церкви? Это никак не связано с розовыми пузырями? — снова спросила Белла, которая больше была поглощена каким-то внутренним диалогом, чем тем, что происходило вокруг.
Сергей и пастор отрицательно покачали головами, почти синхронно, и двинулись дальше вдоль зала.
— А что есть предательство? — опять начал рассуждать Леопольд, семеня ножками рядом с Беллой. — Не родня ли оно с борьбой? И если тебя еще предают, значит, ты еще борешься и чего-то стоишь.
Пастор с Сергеем шли вперед мимо стены с различными инсталляциями. За ними следовали Белла с Леопольдом, а за всеми плелся Марк.
Марк был в замешательстве. В городе происходило что-то странное. И вероятно, нужно было что-то делать. Но эти люди, втягивающие его в какую-то авантюру, очень напоминают религиозную секту. Он не знал, как относиться к тому, что произошло с его матерью и тем человеком, упавшим на тротуар. Он слышал про Церковь Святой Энтропии, она была полулегальной — ее храмы тщательно прятались. Вернее, даже не сами храмы, а ходы, ведущие к ним, которые постоянно менялись. С другой стороны, эти, не считая Сергея, люди производили приятное впечатление, Марк был склонен доверять им. И даже робот в виде стула, со своими постоянными разглагольствованиями, казался забавным. Или Леопольд — не робот?
Внезапно в полутьме зала, слева от себя, Марк увидел полупрозрачный розовый женский силуэт. Сердце юноши учащенно забилось. Розовый призрак оказался прямо перед ним и всматривался в его лицо. Сомнений быть не могло — это был призрак его матери.
— И облако, и машина, — произнесла она, — и ангел, и мать.
Как странно… И вижу, и не вижу… и знаю, и не знаю… и не мертва, и не жива.
Марк не мог пошевелиться. Все странные события этого дня оставляли его относительно безучастным. Но видеть призрак своей, еще живой, как он надеялся, матери было страшно.
— Не меня ты должен бояться, — словно угадав мысли, продолжил призрак, — бойся тени, которая охотится за тобой, и двух предателей, которые рядом с тобой.
После этих слов призрак растворился, оставив Марка в темноте и в замешательстве.
Юноша пошел на свет и на голоса своих новых знакомых. Кем бы они ни были, но они единственные, кто сейчас предлагает какие-то действия, направленные на возвращение его матери в прежний телесный вид.
Глава 3
Если бы Марк отправился вместе с магистрами, то место, в которое они прибыли, напомнило бы ему древний амфитеатр, наполненный величавыми людьми в белоснежных тогах. Впрочем, это были и не люди — скорее боги. И перед ними выступала Гера, в том же хитоне с вышитыми на нем козами, в котором предстала перед Марком.
— Тюрьма осознаний не должна существовать, я это утверждала всегда. И хочу, чтобы ее уничтожили.
— Мы знаем мнение Геры, — спокойно произнес бог, который, видимо, председательствовал на — этом собрании, — и знаем (ее заботу о развитии осознания матушки Сью…
— И не только, — властно прервала его Гера. — Множество прекрасных осознаний, в том числе и снов второго-третьего уровня, не получают должного развития в этой тюрьме.
На лицах присутствующих можно было угадать скуку и раздражение, впрочем, довольно умело скрываемые из уважения к выступающей.
— Но, — продолжал Председатель после паузы, — тюрьма — проект Боба, и мы не можем ее обсуждать в его отсутствие. К тому же на момент ее открытия эта идея не лишена была смысла — она предотвратила войну богов, если я не ошибаюсь. А как сложится на этот раз? Без Боба такое решение принимать не хотелось бы.
— Так давайте его вернем. — Гера отыскала взглядом Генри и Петра, кивнула им и продолжила — Давно пора, кстати. Изобретательность моего братца хорошо известна, но превратиться в мышь, чтобы погубить собственный мир, — это уже чересчур.
— Мы тоже склоняемся к этому мнению, — осторожно поддержал Председатель, — и не очень понимаем Боба, хотя, наверное, у него были веские причины.