По пути каждый из их группы подвергся перекрестному допросу.
— Вы знаете этих людей? — спросил Марка полицейский слева.
— Нет, почти нет, — пересохшим ртом ответил юноша.
— Они вас заставили пойти с собой? — спросил полицейский справа.
— Да, — вырвалось у Марка, и он туг же пожалел о своем малодушии.
Однако больше его никто ни о чем не спрашивал, в отличие от других, с которыми активно беседовали остальные полицейские. Весь оставшийся путь юноша корил себя за трусость и мысленно представлял, какой остроумно водит за нос полицейских. Но сказанных слов не вернуть. Знакомая улица теперь представлялась Марку угловатой и мрачной.
Их привели в камеру предварительного заключения, которая больше походила на плацкартный вагон прошлого века. И там уже находился взъерошенный рыжий человеке немного растерянным видом.
Сергей снова продолжил играть роль если не главного, то самого активного члена команды.
— А тебя за что? — с ухмылкой опытного рецидивиста спросил он у рыжего.
— За то, что отвечаю на такие вот вопросы, — улыбнулся человек, — хотя что теперь-то…
И он рассказал новым знакомым свою историю. Его зовут Анри, и он художник. Несколько лет назад он решил, что готов к главному свершению в жизни художника — созданию собственного художественного фильтра для превращения изображений и видео в произведения искусства. Два года Анри работал над тысячью примитивами, которые легли бы в основу фильтра. Он изнурял себя ежедневным выбором между несколькими вариантами с еле заметным отличием. То до изнеможения перемещал квадрат в поисках его особого положения, искал то наилучшую линию, то цвет. Он вглядывался в свои примитивы, пока не переставал ощущать различия. Потом он их откладывал, а когда возвращался, то все начиналось сначала. Через три года такой работы Анри решил, что уже создал свой фильтр, и задумал отметить это событие небольшим походом по живописным окрестностям.
Художник собрался переночевать над входом в большую пещеру. Он уже поужинал и приготовился созерцать звезды, как вдруг увидел, что в пещеру начали заходить люди. Включился свет, послышалась музыка. Началась какая-то вечеринка. А люди продолжали подъезжать. При свете установленных фонарей он узнал почти всех политиков их города, и в конце концов уже под утро, под уходящей Венерой, Анри решил посмотреть, чем они там занимаются. Незаметно пробравшись, художник увидел внутри ярко освещенной пещеры не более двенадцати человек, что его очень удивило, потому что заходило намного больше.
Внезапно присутствующие стали раздваиваться и делиться натрое. Появляющиеся люди не были похожи друг на друга. А появившись, они направлялись к выходу. Анри был так ошарашен, что не заметил, как кто-то подошел к нему сзади и сделал укол. Потом, ничего не помня, — он оказался уже тут.
Удивленные молодые люди, выслушав рассказ художника, посмотрели на магистров, ожидая объяснения.
— Политики этого города — потомки баканэко, они могут раздваиваться почти до бесконечности, поэтому никто не знает, сколько их, — пояснил Петр и добавил мечтательно: — Была у меня в молодости одна баканэко.
— А сознания клонов самостоятельны? — спросил Сергей.
— Мы остаемся одним сознанием, — ответил внезапно появившийся Мэр города.
И, видимо, в качестве иллюстрации он закатил глаза, поднатужился и… разделился. Теперь рядом с мэром стоял и проигравший выборы политик, которого Марк видел сегодня на улице.
— С ума сойти, — сказала Белла.
— Нас задержали по формальному поводу за связь с Церковью Святой Энтропии, и подставил нас местный пастор.
— Но ведь вам что-то от нас нужно, не так ли? — спросил Генри, который явно торопился и хотел опустить часть предварительных разбирательств.
— Да, и кроме того, мы знаем, кто вы и каковы ваши возможности, — уважительным тоном ответил Мэр. — Мы и не думали, что эти стены вас удержат. Но у нас, в более укромном месте, есть еще два полубога из вашей команды.
— Сатрапы! И вы думаете, что нас остановите?! — запальчиво воскликнул Леопольд.
— Мы знаем, что таким могущественным магистрам не сложно освободить любого заключенного этого мира, — сказал Мэр, обводя взглядом всю группу, что польстило Сергею.
— Но это потребует много энергии, — продолжил проигравший политик. — Человек может раскрутить маховик, но не сможет его мгновенно остановить. Так и боги, как мы знаем, могут создать мир, но мгновенно изменить его даже им не под силу.
— Мы же поможем вам воссоединиться с друзьями в ответ на небольшую услугу с вашей стороны, — закончил Мэр.
— Низкий шантаж, — опять воскликнул Леопольд. — Низкий даже для шантажа!
— Это как-то связано с Анри? — уточнил Генри.
— Да, мы не можем позволить ему рассказать нашу тайну и выпустить его отсюда. Но он согласен стать Агнцем.
Все посмотрели на художника, который пожал плечами, как бы говоря: а что мне остается?
— Что это значит? — спросила Белла.
— Жертвой, — со знающим видом произнес Сергей.
— Жертвой? — не то испуганно, не то удивленно повторила девушка.
— Мы обещали ему организовать переход на более высокий уровень мироздания, — сказал Мэр. — Многие о таком только мечтают.
— Но гарантировать этот переход можете только вы, — добавил второй политик.
— У нее были длинные ноги и раздвоенный хвост, — продолжал вспоминать магистр Петр не то о любовнице, не то о домашней питомице.
Генри на секунду задумался, оценивая ситуацию и принимая решение, потом тряхнул за рукав Петра. Тот, словно очнувшись, рассеянно осмотрелся по сторонам, пристально глянул в глаза Генри, проникая в его мысли, и сосредоточился на художнике. Вся фигура магистра Петра начала излучать неведомую силу, которая расходилась от него и преображала все вокруг. Помещение стало почти круглым. Оба магистра поднялись и протянули ладони в сторону Анри. Художник провалился в глубокий транс, он видел себя в окружении хаоса, от которого ему было больно почти физически, однако постепенно мир вокруг стал упорядочиваться, все более и более завораживая своей гармонией. И художник успокоился, наблюдая самый прекрасный сон в своей жизни.
Помещение стало прежним, а Петр опять рассеянным. Магистры сели.
— Ему нужно немного поспать, и он будет готов, — произнес Генри.
— Вы должны побыть с ним это время, — сказал Мэр.
— Побудем, — ответил Генри и почему-то посмотрел на Беллу и Марка, что не укрылось от ревнивого внимания Сергея.
— А зачем вам этот Агнец? — спросил Сергей, вновь желая проявить активность.
— Мы с их помощью управляем потоками эмоций, — начали объяснять политики.
— Понятное дело, — пробурчал Леопольд. — Сатрапы и есть.
— Не понимаю, — честно призналась Белла.
— Наше общество основано на культе слабости. А слабый хочет, чтобы все атрибуты сильного достались ему без каких-либо усилий.
— На то он и слабый.
— Он хочет чувствовать, что главенствует, поэтому хочет, чтобы во главе правительства стояли люди, которых он выбирает сам. И мы ему даем такую иллюзию — выбора одного из нас.
— Слабый, не имея воли, не терпит ее проявления в других, хочет, чтобы во главе правительства стояли безвольные, законопослушные винтики-чиновники.
— Мы даем и такую иллюзию, скрывая процесс принятия решений.
— Слабый хочет быть великодушным (потому что это привилегия сильного), но при этом ничего не делать и ничем не рисковать. И мы даем ему возможность считать, что это с его разрешения общество защищает слабых и обиженных.
— Слабый хочет, чтобы все это ему давалось без борьбы, по факту его существования, он хочет прав и главенства закона.
— И даже если слабый собрался с кем-то бороться, он требует, чтобы тот, с кем он борется, сам себя ослабил и победил.
— Но общество слабых беззащитно перед врагами, — заметил Сергей.
— А мы сами не воюем, мы ищем союзников и направляем их на своих врагов, — пояснил Мэр.
— Только вот потом союзники решают, что проще захватить вас! — хмыкнул Леопольд.
— Бывает, да, но тогда их побеждают наши бывшие враги. В итоге мы клеймим позором и тех и других.
— А зачем вам Анри? — спросила Белла.
— Еще не знаем. Но в нашем обществе гнев — негативная эмоция. Узаконен только гнев против убийц Агнца, поэтому в них всегда есть потребность, и лучше, чтобы был запас.
— Ну, вообще… — с гримасой отвращения произнесла Белла.
— Но мы же не чудовища какие-нибудь, — поспешно пояснил проигравший политик. — Каждый Агнец обеспечивается счастливой жизнью после смерти. Многие бы им позавидовали.
От художника стала отделяться розовая субстанция, но не такая, как у всех, — более насыщенная. Петр, не глядя, протянул руку в сторону Анри, и субстанция вернулась в тело.
— Его осознание готово, — сказал Генри.
— Вот и хорошо, а мы сейчас же отпустим ваших товарищей. Политики направились к двери. Все молчали, и Марк решился задать вопрос, который его терзал.
— А что… Анри… погибнет?
— Будет убит. Не сомневайтесь, — сказал Мэр, который уже успел опять объединиться с другим политиком. И после этих слов дверь за ним закрылась. Марк был смущен и растерян, он не знал, как относиться к происходящему.
— Я не хочу здесь оставаться, — с решимостью капризной девочки и боевого командира одновременно сказала Белла.
Оба магистра немедленно встали, на секунду замерли и начали кружиться, постепенно ускоряясь.
— Встретимся в призрачной зоне, — бросил через плечо Генри.
— Под маяком, — добавил Петр.
Все вокруг закружилось, как ворох сухих осенних листьев.
Глава 5
Марк очутился в сухом причудливом лесу, который оказался еще более податливым его воображению, чем тот мир, который они только что покинули. Призрачный лес сохранялся более или менее постоянным, если смотреть вскользь, но стоило сконцентрировать на чем-то внимание, и объекты начинали терять очертания, причудливо изгибаясь и растягиваясь.