— На такую я бы и не потянул, Серж.
— А я бы и не продавал. Не умею я этого — ни продать, ни купить… Просто подарил бы хорошему человеку. Рассказал бы, где спрятан, точнее. Я ведь сам его не покупал, так что сдавать за деньги мне западло.
— Честно говоря, это и у меня в голове плохо укладывается — оружие покупать. Это бандиты, игиловцы там всякие, те за каждый патрон платят. А у нас там трофейных стволов было как грязи.
— Что ж не припрятал себе?
— А потом ехать, откапывать? А кстати, Серж…
— Хочешь узнать, откуда у меня автомат?
— Такая информация всегда полезна.
— Так вот, как началась замятия эта, первая здесь цветная революция, непыльных моих коллег большой спрос появился. Оранжевые говорят: мы зовем к себе воинов из горячих точек, коричневые зовут к себе воинов из тех самых точек, зеленые с белой полосочкой зовут к себе…
— Помню.
— Да ты тогда на парте штаны протирал! А я был в твоих годах, ну, чуть постарше, доказать себе еще что-то там хотелось. Приходят ко мне из солидной конторы, как раз когда вот-вот стенка на стенку: мы, мол, полагаемся на таких бойцов, как вы. Получите вооружение (привезли, между прочим, в «рафике», как сейчас помню, на борту — «Химчистка»), будьте готовы к выступлению за правое дело. Дали место сбора, сигнал по телефону, сигналы на случай, если электросвязь будет отключена…
— Какой сигнал, интересно?
— Тебе интересно, а мне и сейчас стремно сказать. Лучше помолчу. Сигналы так и не поступили. Смех один.
— И автомат остался?
— Такие оставят… Потом забрали. Снова «Химчистка» приезжала. В той конторе четко.
— Что ж ты мне лапшу на уши вешал?!
— Чего это ты? А… Просто не они одни тогда оружие раздавали. Но у других такого порядка не было. Приезжал мужик, пьяный или обдолбанный. Русский патриот, как я теперь понимаю. Я попросил автомат и на Петьку-кандагарца, он мне и выдал. Потом свой я им сам отнес, как поуспокоилось, а про Петькин меня никто и не спросил. Петьке он и не нужен был. Так что забирай. Презентую.
— Однако это был бы еще один подарок судьбы, Серж.
— То есть?
— Ну, это я так… И вырисовывается у меня к тебе, Серж, вторая просьба. Я, ты знаешь, младший комсостав, какой такой тактике нас там, в сержантской школе, могли обучить? Устав «Взвод. Отделение. Танк» — высшая премудрость…
— И чем бы я мог помочь?
— Тактически грамотно оценить план заключительного этапа операции. Пути и порядок отхода, обеспечение скрытности… Тебя ведь учили, правда? И знание города у тебя не сравнить с моим, как я понимаю.
— И это — все, что от меня потребовалось бы?
— И получить свою долю. У нас все честно, поровну.
— Лихо. Дай мне подумать, шеф.
— Только до конца дежурства. Время поджимает, если честно.
— Тогда давай сначала. В таких вещах я предпочитаю ясность. Вот я, допустим, соглашаюсь, и что ж тогда я должен делать конкретно? Я понял так: проконсультировать по тактике, рассказать, где лежит автомат. И все?
— И все. То есть я же сказал: долю получить. Я не хочу, чтобы ты знал лишнее. Единственно вот что еще: во время акции ты как ни в чем не бывало дежуришь на точке, здесь. На своем дежурстве или подменишь кого — по обстановке.
— За заботу спасибо. Тогда менты меня не тронут.
— Это тебе, Серж, спасибо. С таким стволом я справлюсь и без тебя. Я ж намекал уже. Это не дурной наезд с пальбой куда ни попадя, а техническая операция, если можно так сказать. Шмалявка не предусмотрена, говорю тебе, Серж. А ствол я верну на место: может, еще пригодится тебе. Да, я чуть не забыл: на следующее дежурство будь как штык.
— Роскошно. Я подумаю. Так у тебя там ботл в схованке, говоришь?
Домой, к божьей старушке Марье Константиновне, Роман возвращался в прекрасном настроении. Серж согласился, в кармане лежала схема (как проехать к даче родителей Сержа и место, где в сарайчике припрятан АКМ-74), и эта маленькая победа обеспечивала нормальный ствол, а ствол обеспечивал уверенность. И приятно было, что нет теперь даже теоретической необходимости устранять этого чудаковатого мужика. Второй подарок судьбы сегодня. После Тольки Проценко.
Глава 4. Капитан полиции Савенко
Если бы кто поинтересовался у капитана Савенко, чем приглянулась ему эта забегаловка, бар «За углом у дяди Жоры», воткнул бы капитан собеседнику взгляд в район расположения галстука (имеется ли на собеседнике галстук, в данном случае не суть важно) и хрюкнул бы. В душе он совсем не прочь порассуждать и даже пофилософствовать, да только двадцать лет службы давно убедили капитана, что выпущенное им из себя слово едва ли стоит приравнивать к серебру, а вот молчание для таких, как он, — и в самом деле золото. И если даже представить себе (вот уж чего капитан не любит — так это представлять себе!), что захотелось бы ответить, оказался бы тогда в затруднении. И в самом деле, почему именно тут? Вот ведь блин, самому стало интересно. Во всяком деле есть сторона простая и…
— Чего желаете?
— «Колу» и жетон.
Сдачу «дядя Жора» норовит зажать, в лучшем случае доливает, посему для него у капитана приготовлено без сдачи. Опуская жетон в ближний, боковой карман пиджака, Савенко поймал себя на чувстве мгновенного облегчения. Как ни заскорузла душа за двадцать лет службы, встречаться с холодным презрением этой шестерки… Ладно, проехали. Ведь в том и состоит простая сторона дела, что бар удобно расположен: на полпути от конторы до квартиры, точнее, в двух шагах от площади, где Савенко пересаживается на трамвай. И не его район по службе, и даже не из сопредельных, куда тоже приходится заглядывать, представляясь. А на кого, интересно, он сам смахивает после стольких лет службы? Как пришел в угрозыск после института, присматривался он, помнится, к старшим коллегам: тянули те тогда на агентов отдела снабжения крупного предприятия — опытных снабженцев, себе на уме… Раньше не приходило как-то в голову: у нас тут бегали официальные, на должности, доставалы, чтоб купить, а у них, за бугром, — коммивояжеры, чтобы продать… Где они, те хитрованы-снабженцы? Ладно, согласен на мелкого жулика. А кто не жульничает, хотя и по мелочам? Особенно теперь, когда милиция разогнана, а в полиции — заправляют дилетанты. Пора…
Савенко забрал со стойки бутылочку и, зажав ее вертикально двумя толстыми пальцами, направился в закуток за туалетом, где на полочке краснел обычный польский телефон семидесятых годов, местным умельцем дополненный коробкой со щелью. Капитан втиснул рядом с ним свою «Колу»: оставлять на стойке нельм — хозяин мигом уберет, а снова выкладывать, как в другом месте, за мерзавчик «Хортицы», не жирно ли Жорику будет? Потом столь же привычно глянул: а вдруг появился отвод? В самом начале, как присмотрел Савенко это место, просил он специалиста пошуровать по-тихому насчет возможности подслушивания и все такое. Тогда было чисто, и даже из туалета, если дверь закрыта и если не прижиматься к ней специально ухом (тьфу!), ничего не разберешь. Савенко заглянул в сортир, спустил в кабинке воду, помыл руки и вернулся к таксофону. Неприятно мокрой рукой извлек из кармана жетон, лениво удивился отштампованной на нем надписи «Парк культуры и отдыха имени Микояна» и зло уставился на безвинную, в сущности, «Колу». С горбачевских времен, смертельно напуганный позорными увольнениями с работы коллег-сыскарей, попивавших и слабее его, Савенко из принципа дает себе волю только в безопасности своей отдельной квартиры. Если стукач не ищет кума, тогда Магомет топает к горе. Этот источник у капитана Савенко оставался в запасе. Свой собственный, законсервированный, можно сказать, заветный. Сейчас решился потревожить, потому что про заинтересовавшее начальство происшествие с аптекой на Горького другие информаторы капитана молчат. Божатся как один (и, похоже, не врут), что братве об этом грабеже ничего не известно. Мало ли чего случается в огромном-то городе… Вплоть до того, что золотая молодежь, лицеистики какие-нибудь, решили себе нервишки пощекотать. Шмалявки там не было, пугали газовыми… Капитан Савенко ухмыльнулся: ему пришло в голову, что картина жизни в городе, воссоздаваемая поданным информационной сети правоохранительных органов (вон мы какие благородные органы!), столь же искажает реальную действительность, как и та, сладенькая и скучненькая, которой потчевала читателя «Вечёрка» советских времен. И какая, спрашивается, вероятность, что и этот источник что-то сумел пронюхать? Да никакой! Однако попытка не пытка… А главное: припугнуть по новой пора. Ей, подлой стукаческой породе, спокойная жизнь не положена, а надлежит ей корчиться, ожидая следующего контакта, — ничего, перетерпит, другим бывает куда гаже.
Во всем мире оно так: разве станет нормальный человечек сам, по доброй воле доносить — то есть если не из высоких побуждений, а по обычным уголовным делам? Нет, и сам не побежит, и трубочку не поднимет проинформировать. И не из убеждений каких или добродетелей, а потому что столетиями в нем воспитано: «Моя хата с краю». И даже не убеждение это у человечка, а просто безразличие. И наследственное, в генах заложенное недоверие (слабо сказано!) к этим самым благородным органам. Вот и приходится человечка подлавливать на какой гадости, а потом придерживать на коротком поводке, а то и подлиннее выбирать поводок — это уж по оперативной обстановке. А если попался ты на крючок, то и жалеть тебя не хрен. И этого своего личного информатора (ни в какую картотеку его не заводил и тем более в комп) капитан Савенко вовсе не жалел: чувство, к нему испытываемое, не сумел бы точно определить, но жалости в этом мутном коктейле уж точно не имеется. А больше там было, скажем так, ощущений — в испытанном тогда, как заловил ночью в непристойно обдолбанном виде, поставил лицом к стене и принялся шмонать, рассчитывая взять наркотик. Ожидания оправдались, и тот пакетик с пальчиками лежит у капитана в сейфе, да вот только его собственные пальцы до сих пор помнят прикосновения к тем тугим бедрам, и он не знает и сам теперь, не задержал ли на них руки дольше, чем было нужно…