— Шестой год пошел, — как ни в чем не бывало Орлов подошел к столу. — Вы позволите? — наполнил рюмку.
— Пожалуйста.
— И как вам барон Корф?
— Извините великодушно, — понизил голос штабс-капитан (Петр Глебович якобы невзначай поинтересовался председателем губернской земской управы отставным гвардии штабс-капитаном Павлом Леопольдовичем Корфом, находящимся в преклонных годах), — обсуждать начальника в присутствии, — и он указал взглядом на Жукова, — не имею привычки.
— Понимаю.
— Но между нами, — он подошел ближе к хозяину, — ему давно пора на покой, — процедил с хищной улыбкой, — годы, к сожалению, дают знать.
— Я в последний раз видел его на приеме у Воронцовых, он еще ничего, сам ходит.
— Вот именно ходит, лучше бы побольше лежал. Может, здоровья бы прибавилось, но надеюсь, это останется между нами.
— Василий Михайлович, — надул губы Анисимов, — я попрошу без…
— Понял, понял, — понизил голос Орлов, — только между нами.
— Вы тоже меня правильно поняли.
— Прекрасная у вас анисовая.
— Плохой не держу, — Петр Глебович был явно доволен похвалой. — Что у нас молодой человек…
— Михаил, — подсказал Орлов.
— Да-да, — хозяин поблагодарил кивком головы за подсказку, — что Михаил так опечален?
— О нет! — Жуков, ранее стоявший у окна в другой стороне гостиной, подошел ближе к беседовавшим. — Вы не против, если я наполню свою рюмку?
— Отнюдь, — хохотнул Анисимов, — главное, чтобы ваш начальник не запретил.
— Если хозяин позволяет, то и я не против, даже наоборот, рекомендую, прекрасный напиток!
— Петр Глебович, — на пороге возник Степан, — ужин подан.
— Господа, — развел руки в стороны Петр Глебович, — прошу отведать, что, как говорится, Бог послал.
Столовая была такого же размера, что и гостиная. С одной разницей — в ней висели две небольшие люстры с дюжиной зажженных свечей. На длинном столе, за которым в прежние годы сиживали двенадцать персон, стояли три прибора — для хозяина во главе и гостей по левую и правую руку от него.
— Я был бы не прочь пожить, как вы сейчас, вдали от суетливой столицы, службы, — взял под руку Петра Глебовича штабс-капитан, изображая из себя человека, который сможет приноровиться к любым условиям. Лишь бы они были комфортны ему.
— Что ж, прошу, — Анисимов сделал вид, что не понял слов собеседника.
— У вас мило. — Василий Михайлович присел и сразу потянулся за графином с анисовой, чувствуя себя скорее хозяином, чем гостем. — Позволите? — спросил из вежливости.
Петр Глебович только кивнул.
— Это родовое? — поинтересовался Жуков, но осекся под взглядом начальника.
— Что? — посмотрел на него Петр Глебович.
— Анисовая с винокуренного?
— О нет, я предпочитаю домашнюю.
— У вас милый дом, — поднял рюмку штабс-капитан.
— Я недавно приобрел, так что уютом в нем обязан бывшему владельцу.
— За вас. — Содержимое опалило горло Орлова, потом он взял маленькую ложечку, зачерпнул паюсной икры и начал намазывать на кусок хлеба.
— Что нового в столице?
— Да стоит на месте, и что с ней станется? В театрах — новые пьесы, открываются новые ресторации, — улыбка стала еще шире, — а мы, бедные чиновники, получаем повышения по службе. Все как и двадцать лет назад.
— Почему двадцать? — Петр Глебович положил на тарелку кусок буженины и соленых груздей.
— Могу сказать и пятьдесят, — Василий Михайлович откусил кусочек хлеба, — ничего не меняется.
— Если так.
— Кстати, в этом сезоне на сцене Александрийского театра восходит к вершинам славы молодая актриса Изабелла Веселовская.
— Веселовская?
— Да.
— Что-то читал в газетах, но точно не помню.
— Запомните это имя, — продолжал Василий Михайлович. Миша был удивлен, что штабс-капитан, всегда сторонившийся светской жизни и всегда казавшийся очень замкнутым, открывался с новой стороны. — Она спела замечательную партию с самим Сазоновым. Будете в столице — обязательно сходите на «Прекрасную Елену».
— Надеюсь, — Петр Глебович справлялся с бужениной, ловко орудуя вилкой и ножом; от штабс-капитана не ускользнуло, что хозяин одинаково владеет правой и левой руками, — Изабелла не менее прекрасна, чем образ на сцене.
— О! Увидев эту Елену Прекрасную хотя бы один раз, ее невозможно забыть.
— Воспользуюсь вашим советом.
Забыв все приличия, Василий Михайлович прикладывался к рюмке. Миша выказывал обеспокоенность, видя, как хмелеет его старший товарищ по службе. Но ничего не мог поделать, не привлекая особого внимания.
— Женщины — прелестные создания, — разглагольствовал штабс-капитан, — но, увы, не всегда хватает жалованья для исполнения их капризов. Особенно если девица молода и обладает неземным шармом.
— Вы правы. — Хозяин пил немного, как отметил Жуков, но с удовольствием подливал приезжим гостям. Михаил поостерегся много пить и больше подкладывал себе в тарелку мясо и квашеную капусту с крупными ягодами клюквы.
— Мне хотелось бы вот так пожить среди лесов и снега. Благодать, — причмокнул губами штабс-капитан, и содержимое очередной рюмки вновь опалило рот.
— Что мешает?
— Служба и женщины, — засмеялся Василий Михайлович.
— Веская причина.
— То-то, — поднял палец охмелевший штабс-капитан.
— Как же ваше имение?
— Увы, такового не имею, мой покойный батюшка, Царства ему Небесного, — Орлов слегка дрожащей рукой перекрестился, — еще в годы моей юности в последний раз заложил и… — налил анисовой, расплескав на белоснежную скатерть, — да что о грустном. Всегда хотел по снегу с ружьем побродить.
— Что ж мешает? — хозяин прикусил язык от вырвавшихся слов.
— Я бы воспользовался вашим великодушным предложением, — сразу подхватил Василий Михайлович, устремив взгляд на Петра Глебовича.
«Пьян, а за каждым словом следит», — пронеслось в голове Михаила.
— Пожалуй, я могу доставить вам удовольствие, — процедил сквозь зубы Анисимов и тут же добавил: — А как же служба?
— Куда оно денется присутственное место, тем более что там сам барон, — Орлов громко засмеялся, казалось, не обращая внимания на колкость в адрес начальника губернской земской управы в присутствии младшего чиновника.
Жуков нервно ерзал на стуле, но, боясь показаться бестактным, молчал. Крепко сжимал зубы. Боязнь невольного разоблачения удерживала его от лишних слов, оставалось ждать и надеяться, что штабс-капитан не сболтнет лишнего. Он с облегчением вздохнул, когда Василий Михайлович безо всякого предупреждения поднялся, едва не опрокинув стул, и выдавил из себя:
— Вы, Петр Глебович, не возражаете, если я с вашего позволения отдохну, что-то устал немного, — и оперся о стол.
— Что вы? Разве ж я могу. — Анисимов кликнул вездесущего Степана: — Проводи гостя в приготовленную комнату.
— Петр Глебович, разрешите и мне покинуть вас, — подал голос Михаил.
Поддерживая с двух сторон — Михаил справа, Степан слева — шатающегося чиновника, поднялись на второй этаж.
— Ваша комната напротив, — указал жестом молодой человек. — Если что-нибудь понадобится, у изголовий кровати сонетки.
— Понял, — пробурчал Жуков, когда бесчувственное тело Василия Михайловича было водружено на скрипнувшую кровать.
— Вам помочь?
— Благодарю.
— Что-нибудь еще желаете?
— Нет-нет. — Михаил опустился на стул.
Когда дверь за Степаном закрылась, Василий Михайлович открыл глаза и поманил помощника.
Жуков открыл было рот, но, увидев предостерегающий жест, подошел ближе. Штабс-капитан оказался не таким охваченным хмельными парами, как казался.
— Ты все подметил? Перед сном подумай. — Потом улыбнулся и прошептал: — Армейская закалка не проходит впустую. Ладно, ступай, Миша, спать. Утро вечера мудренее. Завтра даст Бог день, даст и пищу для живота и головы.
Миша, ошеломленный таким неожиданным перевоплощением начальника, удалился в отведенную для отдыха комнату.
Петр Глебович в последнее время завел привычку гулять по утрам по заснеженному саду. Белые призраки с маленькими сугробами на ветвях окружали дом. Анисимов чувствовал прилив сил от свежайшего воздуха, который, казалось, звенел от тишины. Алые ягоды калины прятались в дальнем углу сада. Там Петр Глебович запрещал чистить дорожки, сам же, утопая по колено в снегу, наслаждался природой. Настроение повышалось на весь божий день, даже самая неприятнейшая весть не могла испортить.
Он уже воротился к дому, когда у дверей заметил ждавшего Степана.
— Как там наши гости? — Анисимов не обращал внимания на то, что молодой человек довольно легко одет.
— Оба проснулись, тот, что помоложе, попросил принести чаю, второй — холодной воды для умывания и разминался как-то странно. Мне кажется, не чиновник он, скорее бывший военный, на человека с пером в руках не похож. Ночью спали, как медведи по норам, никуда не выходили, только сап был слышен.
— Любопытно, — только и произнес Анисимов, напоследок вдохнул полной грудью свежего морозного воздуха, — что ж, посмотрим, — и вошел в дом.
Следом тенью скользнул Степан.
В гостиной перед зажженным камином в кресле сидел Орлов. Он не заметил, как вошел хозяин.
— Доброе утро, Василий Михайлович! Как самочувствие?
Скрытая ирония не ускользнула от петербургского чиновника, но он не обратил на нее особого внимания.
— О! Прекрасно! — Василий Михайлович поднялся со смущенной улыбкой на лице. — Давно так сладко не спал. Вы позволите? — Он, не дожидаясь разрешения, достал тонкую сигару и подошел к камину. Потом с благодушным выражением выпустил изо рта струю ароматного дыма. — Все у вас устроено со вкусом, — он повел сигарой перед собой.
— Вы мне льстите, — угрюмо ответил Петр Глебович, — это все осталось, как я говорил, от прошлого хозяина. Мне не пришлось ничего менять.
— Отменный вкус был у предыдущего хозяина.
— Степан, завтрак готов?
— Так точно.
— Позови, — обернулся к штабс-капитану, показывая тем, что ему незачем запоминать имена гостей, — э…э…