— Михаила, — подсказал Василий Михайлович.
— Вы совершенно правы. Позови Михаила в столовую.
Трапезничали молча, только, между прочим, штабс-капитан с какой-то молящей улыбкой произнес:
— Вы вчера обещали устроить охоту, я надеюсь, не откажете в милости гостям?
Петр Глебович не донес вилку до рта, скосил взгляд на петербургского чиновника, выдавил из себя ставшим вмиг сиплым голосом:
— Я обещания привык держать.
— Вы доставите несказанное удовольствием приезжим, — Орлов явно играл недалекого человека, дорвавшегося до гостеприимного хозяина, у которого можно отдохнуть на дармовщину.
— Я распоряжусь. Вы хотели бы на лошадях или пешком?
— О, Петр Глебович, на ваше великодушное усмотрение, — штабс-капитан с превеликим удовольствием отправил в рот соленый рыжик.
— Хорошо, а вы, — он обратил взор к Михаилу, — что хотели вы?
— Однако мне все равно, полагаюсь на вас, — Жуков приложил руку к груди. — Я, к сожалению, не охотник, но непременно хотелось бы побродить с ружьем по лесу.
— Не вижу препятствий к исполнению вашего желания. У вас, правда, не слишком подходящая одежда, но ничего, подберем.
После чая и непременной сигареты у камина, которая являлась своеобразным ежедневным ритуалом для хозяина, как он сказал гостям, Анисимов резко оборвал пустой рассказ на полуслове и поднялся с кресла.
— Что, господа, не передумали?
— О чем? — Орлов не понял, о чем идет речь.
— Как о чем? — Петр Глебович бросил сигарету в пламя, пожиравшее березовые поленья, в камине. — Об охоте, разумеется.
— О нет! — поднялся в свою очередь Василий Михайлович. — Мне было бы интересно.
— В лесу снега намело, там нет тропинок, по пояс в некоторых местах, — то ли предупреждал, то ли отговаривал хозяин. Невозможно было понять, какие чувства вкладывал Петр Глебович в слова, но ясно одно, что есть непременное желание избавиться от нежданных гостей. — Не пугает?
— Если выдалась такая возможность, — штабс-капитан продолжал играть роль столичного чиновника, — отчего ею не воспользоваться с великодушного разрешения хозяина, — в голосе послышались нотки лести.
— Тогда предлагаю не откладывать.
— Я готов, — Орлов всем своим видом показывал нетерпение.
— А вы?
— Я тоже, — робко произнес Михаил, ему хотелось остаться в имении, чтобы по возможности осмотреть дом и пристройки. Но хозяин был настроен решительно и не имел желания оставлять в доме никого из гостей.
— Степан принесет вам платье для охоты, надеюсь, получаса вам будет достаточно для переодевания?
— Даже с избытком, — ответил за двоих штабс-капитан.
Наверху, когда шаги Степана стихли на лестнице, Василий Михайлович по-военному быстро переоделся и прошел в комнату, предоставленную Жукову.
— Какие соображения? — без предисловий произнес он тихим голосом, подойдя к помощнику.
— Что-то хозяин пытается нас побыстрее выпроводить излома.
— Ты тоже это заметил?
— Становится очевидным, что есть повод.
— Ты тоже думаешь, что здесь что-то есть?
— Нет сомнений.
— Тогда держи ушки на макушке.
— Это как водится.
— Нам надо проверить хозяйственные постройки, окна твоей комнаты туда не выходят?
— К сожалению, нет.
— Вот именно, нас поселили так, чтобы, не дай бог, мы что-либо увидели. Ты заметил очищенную от снега дорожку туда? Парадное крыльцо так не выдраено. Жаль, — штабс-капитан ударил кулаком правой руки по ладони левой, — ночью мне так и не удалось туда попасть. Целую ночь Степин провел у лестницы, карауля нас.
— Да, я тоже хотел выйти во двор.
— Так бы нас не стерегли, если бы не было причины скрывать от посторонних глаз тайное.
«Мысли вихрем проносились у меня в голове. То ли показалось, что я ошибся и это — простое сходство, то делалось несомненным, что вижу Ильина, который переоделся для каких-то особых целей в инженерный мундир. Я пристально всматривался в довольно тучную фигуру, идущую медленным шагом, и все больше убеждался, что это — переодетый Ильин, который вдруг исчез в подъезде большого дома. Я последовал за ним и оказался у двери, на которой крупными буквами написано: «Иван Петрович Берг».
Инженер пробыл там с четверть часа, затем вышел из дома, сел на извозчика. Я едва успел вскочить к другому. Ничего не подозревавший инженер подъехал к дому на Боровой, расплатился с извозчиком и скрылся в подъезде. Я подождал и вошел следом за ним.
— Скажите, пожалуйста, — обратился я к швейцару. — Сюда сейчас приехал инженер путей сообщения. Быть может, он остановился здесь?
— Да, Сергей Васильевич здесь проживают, а вам-то какое дело?
Иногда приходится представляться, когда тебя не узнают.
— Иван Иваныч, а я не признал, — расплылся в улыбке швейцар. — Сергей Васильевич Будовцев у нас лет пять проживают.
— Он инженер-путеец?
— Совершенно верно, на железной дороге инженером.
— Женат?
— А как же. Хозяйственная у него Марья Семеновна и трое ребятишек-погодок.
— Понятно…
— Неужели я ошибся? Но так походить! — рассказывал потом Путилину Соловьев, побывавший у дома Бернардаки и там вполне основательно сумевший рассмотреть Фому Тимофеевича.
— Бывает, — произнес Иван Дмитриевич, — главное, чтобы мы своего не упустили, каждый его шаг должен быть известен: у кого бывает, где бывает, с кем встречается, в каких местах его можно встретить. Все.
— Это непременно, Иван Дмитрии.
— Кто там за Ильиным сейчас наблюдает?
— Агенты Коврижкин и Сенников.
— Что ж, за них я спокоен. Сердце за уехавших болит, очень уж тревожно.
— Иван Дмитрии, Орлов — офицер с боевым прошлым, и смекалка у него еще та.
Приятно слышать из уст человека похвалу другому агенту.
— Да, — сказал Путилин, поддерживая в себе уверенность, что посланные справятся со всеми трудностями, — но там Миша. Он еще не так опытен.
— Недооцениваете вы, Иван Дмитрии, молодых людей, — надворный советник поднялся со стула, — Михаил нас еще удивит.
— Вашими бы устами…
Что тоже верно, все когда-то были молоды и неопытны.
Некоторые успехи в расследуемом деле видны. Взяты показания у студента Микушина, остается только, чтобы он опознал Фому Тимофеевича. А там известия от штабс-капитана.
Путилину не хотелось спешить и задерживать Ильина, арест которого может встревожить остальных участников банды. Интересно было бы знать, известно ли тому же Анисимову (а вдруг не Анисимову и Иван Дмитриевич ошибался в рассуждениях?) об убийстве или злодейство задумывалось ранее?
Гадал, словно на кофейной гуще. А надо бы опираться исключительно на собранные сведения.
Что же все-таки удерживает Ильина в столице?
Как всегда, помимо нынешнего дела в столице число ограблений, краж не убывает, да и мошенники процветают. Кто бы подумал, что на свете столько доверчивых людей?
Не было девяти часов пополудни, когда охотники вернулись после лесных приключений. Оставили за дверью дома темень, слегка освещенную месяцем с россыпью мерцающих звезд. Прямо-таки ввалились в дом, усталость давала о себе знать.
Снег в лесу в самом деле местами доходил до пояса. Приходилось чувствовать себя мухой, попавшей в сети паука. Но это стоило того — свежий воздух пьянил больше, чем анисовая хозяина, красота леса, укутанного в пушистую шубу, завораживала. Ну и не беда, что добыча ускользнула, даже встреченный лось и тот так рванул по толстому покрову, что не успели даже ружья вскинуть, но зато потом всласть постреляли.
— Господа, я надеюсь встретить вас в столовой через час.
— Обязательно, — кивнул штабс-капитан, но мученическое выражение лица говорило об обратном. Михаил вообще проговорил что-то неразборчивое, не было сил.
В предоставленной комнате Жуков рухнул на кровать, не снимая одежды. Провалялся три четверти часа, чувствуя, что ноги живут отдельно от него, что на каждое движение, хотя бы одним пальцем на руке, уйдут оставшиеся силы. Но через назначенное себе самому время Михаил ощутил, что еще жив и вполне может шевелиться, даже без особых усилий подняться и надеть платье.
«Господи, — пронеслось в голове, — ведь ночью надо будет еще…» — на этом мысль оборвалась, не получив законного продолжения. Думать просто не хотелось.
Минута в минуту Михаил вошел в столовую. Наклеив на лицо измученную улыбку, пытался выглядеть бодрым и довольным. Василий Михайлович выглядел ненамного лучше, всем своим видом демонстрируя полное удовлетворение, смешанное с невыразимой усталостью.
За столом почти не говорили, только слышался мерный стук ножей и вилок. Изредка нарушало идиллию бульканье наливаемой анисовой, но не так часто, как в прошлый вечер.
— Я вижу, вам не понравилось в лесу? — язвительно спросил Петр Глебович, но слышалось в его тоне иное: «Когда же вы, господа, уберетесь наконец?»
— О! Что вы! — за гостей ответил начальствующий чиновник. — Было чудесно. Никогда еще не приходилось так вот проводить время.
— К охоте надо готовиться заранее, присмотреть зверя, прикормить его, если надо, — поучительно произнес Петр Глебович, отправив в рот очередную ложку щучьей икры. — Охота сродни искусству: надо, чтобы выстрел поставил финальную точку в пьесе. Ныне у нас, господа, было бесполезное хождение.
— Но природа…
— Василий Михайлович, ею надо любоваться в других местах, а здесь у нас не леса, а сплошные завалы.
— Не скажите, воздух такой, словно десять лет с плеч долой.
— То-то я видел, как вы едва до дома добрели, — позволил себе хозяин шутку над петербургскими чиновниками.
— Это от постоянного сидения в присутствии, Петр Глебович, кипы бумаг, — он замахал руками, — не напоминайте о них, не то дурно станет только от воспоминаний.
— Как же вы здесь оказались? — вопрос вроде бы и задан невзначай, но с дальним прицелом.
— Если бы не болезнь Николая Акимыча.
— Николая Акимыча? — переспросил хозяин, внимательно осматривая собеседника.