— Я предлагаю посетить имение Анисимова, тем более ассигнация, привезенная оттуда, по мнению чиновников из Экспедиции, оказалась фальшивкой, настолько хорошо сделанной, что нельзя допустить их появления.
— Петр Глебович, — дополнил Миша, — чрезвычайно хитрый человек, как бы он не избавился от машин.
— О! Это чрезвычайно сложно сделать, — подал голос надворный советник Соловьев, — не иголка же в стоге сена.
— Отсюда следует, что… — Путилин задумался на миг, — надо выезжать вечером. С утра приступить к обыску и арестам. Сам же я к градоначальнику, мне не хотелось бы привлекать к делу уездных полицейских.
Через полчаса Иван Дмитриевич сидел в приемной Александра Александровича, ожидая пока тот соизволит принять. Градоначальник был вызван к Государю, но не беда. С генерал-майором Козловым легче найти общий язык.
— Прошу, — адъютант открыл перед Путилиным дверь.
Александр Александрович без излишнего приветствия указал на стул.
— С чем пожаловали, Иван Дмитриевич?
Иван Дмитриевич рассказал о деле с самого начала, но довольно кратко, на что у него ушло четверть часа. По меняющемуся выражению лица видел, как помощник градоначальника иногда хмурится, а иногда проскальзывает по его губам улыбка.
— Итак, — сказал он после того, как Путилин завершил речь, — вы хотите силами столичных полицейских завершить дело. Так я понимаю?
— Совершенно верно.
— Почему не привлечь уездного исправника?
— Александр Александрович, не хочу выказывать недоверия полицейскому уездному управлению, но в данном деле мне не хотелось зависеть от них. Нет расторопности, пока суд да дело, преступники ускользнут.
— Ваша обеспокоенность мне понятна. Сколько вам требуется человек в помощники?
— Десяти, думаю, хватит.
— Не маловато?
— Нет, с собою я возьму шестерых агентов сыскного отделения.
— Когда вы хотите выехать?
— Сегодня в ночь.
— Хорошо, в ваше распоряжение поступят десять чинов полиции, но прежде чем выезжать, вам необходимо побывать в губернской канцелярии и заручиться одобрением губернатора, потом к господину Фуксу.
— У него не возникнет вопросов?
— Отнюдь, дело государственное, прокурор с подписанием бумаги на обыск тянуть не будет.
— Разрешите готовиться к отъезду?
— Да, можете быть свободны, бумагу я пришлю с нарочным.
Сумерки начали поход на город.
Как только стих ветер, стали расползаться облака, зависнув на высоте кусками неподвижной серой ваты.
Когда покинули столицу, над всклокоченными полями и лесами висела луна. В ее неверном, как туман, неподвижном свете сумрачно проносились одинокие дома с желтыми глазницами окон.
Ехали почти всю ночь. Из труб проснувшихся до рассвета домов валил столбами дым — то черный, как отчаяние, то легкий белесый, как мечты легкомысленных барышень. И, расплываясь в высоте, уносил с собою остатки сновидений жителей, опуская их с высот сна на землю, к счастью и горю, трудной жизни, всяческого рода неудачам, тонкому аромату и застоявшемуся запаху пота.
Задержались на два часа в селе. Не следовало появляться в ненадлежащем виде — с уставшими лицами и рассеянным вниманием. Отдохнули, отогрелись после морозного переезда, выпили горячего чаю из ведерного самовара, попыхивающего приятным запахом березы.
В ворота имения въехали в восьмом часу. Светилось только одно окно, да и то сквозь неплотно закрытые шторы мигало желтой полоской.
На лошадиный топот вышел молодой человек в рубахе с расстегнутым воротом, подпоясанной тонким витым шнуром, и в накинутом поверх нее пиджаке.
— Чем обязаны? — произнес глухим, словно ото сна, голосом, но цепкий взгляд скользнул по Путилину и лицам в полицейских шинелях.
— Доложите Петру Глебовичу, что статский советник Путилин просит принять по неотложному делу.
— Ваше высокородие, прошу, — Степан склонил голову и указал жестом на дверь, потом небрежно обернулся и кинул через плечо полицейским: — Вы здесь подождите, нечего топтать.
Когда вошли, молодой человек снова склонил в полупоклоне голову:
— Ваше высокородие, соблаговолите подождать.
— Ступай, доложи, — Иван Дмитриевич расстегнул шубу, чтобы не взопреть, после мороза стало жарко в натопленном доме.
Ждать пришлось недолго, всего несколько минут. Путилин осмотрелся. Дом старой постройки, но хозяева приложили руки и деньги к созданию уюта.
— Петр Глебович просит вас. Следуйте за мною.
Хозяин стоял у камина с сигаретой в руках и с застывшим гипсовой маской лицом.
— Здравствуйте, — произнес он бесцветным голосом, — чем могу быть полезен?
Путилин ответил на приветствия с самым добродушным тоном и протянул бумагу, подписанную губернским прокурором.
— Любопытно, — сказал Анисимов, — вы позволите мне одеться? Как-то неприлично наблюдать за деяниями полиции в домашнем халате.
— Будьте так добры, ведь вы здесь хозяин.
— Пока, — позволил себе пошутить Петр Глебович, выдавив вымученную улыбку. Направился в комнату. Звякнул железный крючок на двери. Через минуту послышался грохот, звон стекла, крики, топот коня и несколько выстрелов.
— Иван Дмитрия, — ворвался в гостиную запыхавшийся Жуков, — Анисимов…
— Что с ним?
— Сбежал.
— Как?
— Открыл окно, под ним конюшня, — указал помощник, — она чуть ли у него не под окнами, — торопливо добавил, оправдываясь, Михаил, — у нас же кони уставшие, а он…
— Так, — Иван Дмитриевич был рассержен, но виду не подал, — где Степан?
— Я здесь, — раздался совсем тихий голос молодого человека, стоявшего между двух полицейских.
Путилин окинул его внимательным взглядом, словно пытался проникнуть в голову слуги Анисимова.
Потом скинул ставшую теперь ненужной шубу и бросил на кресло, подошел к горящему камину и протянул руки к огню.
— Ты ничего не хочешь рассказать?
Молодой человек стоял, потупив голову, даже не пытался ответить, руками нервно теребил полы пиджака.
— Где может остановиться Петр Глебович? — Голос Ивана Дмитриевича не выдавал раздражения, а был спокоен и ровен. — Не стоит молчать, рано или поздно он будет пойман. Россия велика, да спрятаться в ней негде. Я слушаю.
Лицо Степана выдавало все грани переживания. Он понимал: если приехали полицейские, то тайник будет найден, недаром же он с таким подозрением отнесся к петербургским чиновникам, гостившим недавно. Что-то в них было неуловимо опасное, но он так и не удосужился понять. Вроде бы даже следил, но недоглядел. Оказывается, молодой, он украдкой посмотрел на Жукова, не так прост.
— Хорошо, — Путилин придвинул кресло ближе к камину. — Поставьте сюда стул, — распорядился он, показав рукою рядом с собою. — Садись, Степан. — Имя ему ранее назвал штабс-капитан, докладывая о поездке.
Молодой человек сделал шаг, замер, плечи опустились. И он шагнул к стулу.
— Миша, позови Василия Михайловича.
Жуков вышел.
Воцарилась тишина, только Степан от волнения хрустел пальцами.
— Иван Дмитрии, звали? — в гостиную вошел штабс-капитан в застегнутой наглухо шубе, и от него пахнуло морозной свежестью. — Старый знакомый.
Степан не поднял головы.
— Да, вот молодой человек дает нам позволение на проведение обыска, — Путилин повернул голову в сторону вошедшего. — Начинайте, тем более что имение вам знакомо. Нас оставьте, мы здесь чайком со Степаном побалуемся.
— А…
— Не надо, — перебил Иван Дмитриевич, давая понять, что хочет поговорить с доверенным лицом Петра Глебовича наедине.
— Так точно, — по-военному щелкнул каблуками Орлов, и находящиеся в гостиной вышли вслед за ним.
Путилин откинулся в кресле, положил ногу на ногу, словно чего-то выжидал. На самом деле устал от ночной тряски и холодного воздуха. Огонь очаровывал яркими языками, танцующими по поленьям и с жадностью пожирающими поднесенную деревянную дань.
— Ты сам откуда будешь? — наконец произнес Иван Дмитриевич, потирая пальцами подбородок.
— Я? — изумился молодой человек, повернул недоуменное лицо к развалившемуся в кресле собеседнику.
— Зачем же мне о себе знать?
— Из Тверской губернии.
— Значит, из анисимовского имения?
— Да.
— Понятно, фамилия у тебя какая?
— Да у нас почти все в Анисимовке Анисимовы.
— После указа фамилии писались по хозяйской.
— Так и было.
— Батюшка жив?
— Нет, мне и четырех не было, когда уехал на заработки и не вернулся.
— Как к Петру Глебовичу попал?
— Так в ту пору и забрали в имение. — И добавил тихо, скрежетнув зубами: — Я при псарне рос.
— Тяжело было?
— Ко всему привыкаешь, особенно в таком возрасте.
— Грамоте учили?
— О да! Меня, навроде ученого медведя, приблизили, обогрели, обучили, даже французскому языку. — Он замолчал, словно тяжесть воспоминаний давила на грудь и становилось тяжело дышать. Иван Дмитриевич не торопил. — Потом, словно надоевшую игрушку, снова на псарню.
— Тяжело было?
— Да я этого и ожидал, поэтому перемена мягкой постели на подстилку из сена прошла безболезненно.
— Здесь как оказался?
— В каждом деле нужны доверенные люди, особенно которых знаешь с детства.
— Почему не ушел?
— Боялся, что меня Петр Глебович найдет.
— Почему?
— Кому нужны лишние свидетели? — на лице появилась кривая улыбка. — Да и без денег…
— А те что…
— Увольте меня от этого, — перебил Путилина Степан, — чтобы, не дай бог, попасться?
— Как же Анисимову удалось сбежать?
— В конюшне всегда оседланная лошадь, да и комнату для себя Петр Глебович выбирал с умыслом. Мне кажется, он всегда был готов к побегу, у него звериное чутье на опасность.
— Как он отнесся к смерти Левовского?
— Сергей Иванович умер? — произнес молодой человек удивленным тоном. — Мы об этом не знали.
— Что, Фома Тимофеевич не приезжал?
— Нет, он как в начале декабря поехал по делам в столицу, так и вестей от него не было.