— Я уделю тебе пять минут, только пять минут, так что докладывай кратко и по сути.
— Мне удалось взять след, чтобы выяснить личность зарезанного, — выдавил Миша на одном вздохе.
— Как? Неужто? — искренне удивился начальник сыска, недоумевая, как помощник мог это выяснить, ведь с минуты убийства прошло всего-то четыре — пять часов. К тому же в Невском Миша не присутствовал.
Только потом осенило. Две недели тому у Обводного обнаружили убитого, тоже зарезанного ножом. По отчету врача, делавшего вскрытие, убит самым обычным ножом с односторонней заточкой. Найден тот убитый был около семи часов утра. Одет был в рабочую одежду. В подобной ходит почти половина рабочего люда. Ни одной бумажки в карманах, никакого намека на личность убитого, ни одной мало-мальски пригодной ниточки и никаких заявлений о пропаже. Становилось ясно, что обнаруженный — приезжий без отметки в участке, и делалось понятным, что выяснить имя убитого в ближайшее время не удастся. Хотя, как полагается, был фотографирован: вдруг когда-нибудь представится случай найти человека, который опознает. Но Миша в деле проявил упорство, сел и сопоставил протоколы обнаружения тела и вскрытия. Оказалось, что в желудке убитого непереваренный картофель. Жуков поехал к врачу, который пояснил, что этот человек ел не просто вареный картофель, а в похлебке, и не вечером, а за час до своей гибели. Миша уверился, что тот каждое утро заходил в одно и то же заведение, чтобы перед работой набраться сил. Помощник установил несколько харчевен, постоялых дворов, съестных лавок, в которых бедному рабочему люду подавали такую похлебку. И в течение почти двух недель по утрам посещал заведения по причине розыска пропавшего земляка. Что, мол, вместе пришли в город, а приятель взял да сгинул, будто нашел занятие поденежней. Переодевался в кургузый, неопределенного цвета пиджачок, брюки с вытянутыми коленями и в до боли в ушах скрипучие сапоги. Путилин понимал, что помощника мутит от похлебки, но настойчивость вызывала уважение.
— В одной харчевне сказали мне, что захаживал к ним мужичок, схожий по описанию. Даже сказали, что у него одна из пуговиц на пиджаке больше остальных была, как у нашего убитого. За другими подробностями посоветовали обратиться к Фадейке Косому, — он, хитрющими глазами посмотрел на Путилина.
— К Фадейке? — повторил Иван Дмитриевич. — К Косому?
— Так точно.
— Нашел ты мне занятие, — пробурчал начальник, кивая. — Придется самому навестить его. За что он у нас посажен?
— За кражу.
— Ах да! — Путилин сделал вид, что вспомнил малого с косой саженью в плечах (не отсюда ли его прозвище?). Глаза у него голубые, как небесный свод весенней порой, и нет в них каких-то изъянов. А взяли вора по случайности, если можно так сказать. Фадейку Путилин знал лет пять, как он только в столице объявился и именовался Фаддеем Осиповым Кондратьевым. Несмотря на высокий рост и богатырскую крепость, ловок, как самая шустрая кошка. Один раз компания приехавших из деревни крестьян продала с хорошим наваром свои товары. Вечером крестьяне с туго набитыми деньгами кожаными поясами пришли в гостиницу и остались ночевать все в большой комнате. Утром оказалось, что почти все пояса с деньгами исчезли. Вором мог быть только кто-нибудь из самих торговцев. Дверь была заперта на задвижку, а окна — с решетками, и кроме того, они с прибытка решили устроить маленький пир: перед окнами стоял большой стол, заставленный посудой, бутылками и через который в темноте невозможно было перелезть, не произведя сильного шума. Вор-то — не сова. Заподозрили одного из менее надежных сельчан. Обыск продолжался очень долго. В конце концов оказалось, что к ним подкатывал Фадейка, но они грубо ответили, чарку не налили, а он человек злопамятный и нрава мстительного. Проник через решетку, отогнул ее и перелез через стол, не произведя ни малейшего шума. Отогнутые прутья вернул на место, но следы на них оставил, вернее на рубахе, от ржавого железа, — видимо, напружился, когда протискивался сквозь неподобающую его стати щель. Утром не дал деру с добычей, а так и остался в гостинице, наблюдая со стороны, как односельчане выплескивают друг на друга накопившуюся желчь. Атак какой давно находился под пристальным вниманием, помощник пристава решил его проверить, и… в карманах оказалась вся добыча, Фадейка не соизволил даже кожаные пояса выбросить, в которых находились похищенные деньги. Да и отпираться он не стал, только посмеивался добродушной улыбкой, словно отомстил неразумным обидчикам. Сразу же был взят под стражу и посажен в холодную. — Так, так…
— Иван Дмитрич! Может, я сам, — помощник стушевался и умолк.
— Нет, Миша, Фадейка — тертый калач, его голыми руками не возьмешь, от тебя он запросто отделается прибаутками. — Путилин видел перед собою крайне недовольное выражение лица помощника. — Ты не обессудь, но допросного опыта у тебя маловато.
— Я согласен, — Мишин голос дрогнул, выдавая желание довести дело до конца, ведь столько он потратил сил, выискивая по крупицам нужные для следствия сведения. — Кондратьев больше вам по зубам.
— Не буду тебя разочаровывать, но найден второй труп, тоже зарезан, хорошо одет, но, к сожалению, без единого документа, а бумажник похищен.
— Где? — только и сумел выдохнуть Жуков.
— В Невском переулке.
— У Литовского?
— Совершенно верно.
— А нож?
— Остался в спине найденного. Ну ладно, Миша, хорошо, поезжай-ка ты на допрос, — озвучил свое решение начальник. — Где Фадейка прохлаждается?
— В Выборгской части.
— Езжай, допроси Кондратьева, надеюсь, орешек окажется тебе по зубам.
Жуков вскочил, словно подброшенный со стула невидимой пружиной.
— Я мигом.
— Миша, — Путилин осадил его пыл, — в нашем деле спешка вредна. Допрос веди не абы как, а так, как я тебя учил: учтиво, сдержанно, чтобы допрашиваемый открылся перед тобою, а не спрятался за стеною «не видел, не знаю, моя хата с краю».
— Иван Дмитрия, — по лицу было видно, с какой серьезностью, помощник отнесся к поручению, — я не намерен подводить вас.
— Вот слова не мальчика, а мужа. Дай Бог тебе, Михаил, удачи! Ступай, — махнул рукой Путилин и, когда тот повернулся, добавил ему в спину: — Позови дежурного чиновника.
Дверь, тихонько скрипнув, затворилась, скрыв от глаз молодого помощника.
Дежурным по сыскному отделению был коллежский асессор Иван Андреевич Волков, состоявший одним из трех чиновников для поручений. Иван Дмитриевич приказал разослать посыльных для вызова: штабс-капитана Орлова, находящегося постоянно при 4-м участке Коломенской части, и надворного советника Ивана Ивановича Соловьева, имеющего местопребывание на Большой Подъяческой. Сам же начальник разложил на столе карту столицы начал размышлять. Путилин знал, что надобно получить протокол вскрытия и фотографии неизвестного, которые в обычном порядке делаются для предъявления родственникам, знакомым и иным личностям для опознания.
— Иван Андреевич, — обратился Путилин к дежурному чиновнику. — попрошу вас, как только прибудет первый из посыльных, отошлите его на Васильевский за протоколом вскрытия.
— Хорошо, Иван Дмитриевич, — произнес Волков.
Ночью Иван Дмитриевич обратил внимание на руки убитого незнакомца. Тогда показалось, а потом просто переросло в уверенность, что найденный служит чиновником в одном из присутственных мест. Ведь у военного на правой руке остаются места натертостей, которые не проходят со временем, если даже он уходит в отставку. У чиновника на руках следы чернил. Рабочий люд в такой одежде не ходит, хотя остается еще один вариант. Правда, довольно-таки сомнительный: убитый — или мошенник, или приехавший из провинции гуляка. Вопросы, вопросы, вопросы…
— Итак, господа, — обратился начальник к сидевшим чиновникам для поручений, — основным пунктом отправления нашего дознания является установление личности убитого. Какие будут соображения?
Минутная тишина показала, что в головах зреют решения, не никто не решается их озвучить.
— Иван Дмитриевич, — первым нарушил невольное молчание Иван Иванович Соловьев, находящийся четыре последних года в должности чиновника по поручениям. Его Путилин выделял из сыскных агентов. Головой не обижен, и на его счету не одна сотня раскрытых преступлений, а кроме всего прочего, надворный советник обзавелся целым штатом осведомителей, которые серьезно помогали в розысках. — Я согласен с вашими соображениями, но думаю, стоит проверять не только заведения, но и дома. Вы говорите, что фотографии будут готовы, это облегчит поиски. — Он склонился над картой. — Я предлагаю начать с Владимирской площади. С агентами направлюсь к Невскому и по Литейному к Малой Итальянской, далее к Надеждинской и по ней… — он показывал пальцем.
— Хорошо, — кивал начальник. — Ваше мнение, Василий Михайлович?
Штабс-капитан Орлов все не мог приспособиться к статской жизни, военная выучка — это на всю жизнь. Он пожевал длинный ус, что-то прикидывая в голове.
— Как я понял, найденный одет в дорогое партикулярное платье, выпил ли лишнего — пока неизвестно, так?
— Так.
— Убит здесь, — Василий Михайлович показал указательным пальцем место на карте, — в Невском переулке, значит… Как он лежал? — неожиданно спросил штабс-капитан, посмотрев в глаза начальнику. Поначалу Путилин не понял вопроса.
— Головой к каналу, выражение лица спокойное, будто не ожидал смертельного удара. В карманах пусто, но на ограбление не похоже. Заколот тонким лезвием с ручкой от трости, которая валялась рядом. Самое главное, что убийца не стал забирать с собой столь важную улику.
— Может, он заранее готовился и трость похищена у другого человека?
— Вполне возможно.
— Далее, — продолжил Орлов, — предположим, незнакомец шел к Лиговскому каналу. Не совсем спокойное место для прогулок. Изобилует опасными личностями. Если он здесь живет, то наверняка приехал бы на санях, а если шел пешком, то, может быть, здесь живет дама, которую он навешает и не хочет, чтобы об их связи знали посторонние.