Щелк: репортажная фотография — ветеринарная клиника, куда Жора с Митей повезли меня на первом году жизни для ликвидации части первичных половых признаков. Вернее, повез Жора, Митя ждал отца у метро (машины у него тогда не было), чтобы вернуть взятый для мелкого ремонта шуруповерт, да, видно, не удержался, решил полюбопытствовать, как коту яйца отрежут.
Место оказалось пристанищем для многих приличных ребят: в переносках подрагивали кошки, собаки, еноты, кролики, морские свинки, из угла дамской сумки выглядывала змея, на двух стульях разместился завернутый в одеяло крокодильчик. Ковчег. Пока сидели в очереди, завязался немой перекрестный диалог с братьями и сестрами, мы ведь, в отличие от людей, не потеряли способности к телепатическому общению. Такого наслушался, врагу не пожелаешь! Одного кота, например, бьют. Он в ответ царапается и кусается, его бьют чаще и сильнее, вот решили проконсультироваться, не бешеный ли. С маленькой собачкой мужик вступает в половой контакт. Она, будучи на последнем издыхании, укусила его в причинное место, мужик собрался ее усыпить. Белую крысу девочка наряжает в платьице, чепчик и трусики, все специально привезенное из Франции. Крыса в трусики писает, а девочка ее воспитывает, каждый раз после конфуза подрезая хвостик. Хвостик почти закончился, и мама девочки пришла узнать, нельзя ли надставить обратно. Нет, не все изверги, попадаются нормальные, как мои, но сколько же шизанутых!
Кабинет врача я принял за пыточную с жуткими шприцами, щипцами, молотками и пузырьками, рванул было из рук хозяина на волю, но ветеринар отнесся по-человечески, убедил, что ничего страшного не произойдет, просто комарик укусит. Я поверил, угомонился. И тут Митя по собственной инициативе выскреб меня за шкирку из рук хозяина, встряхнул и сказал доктору, что рассусоливать не надо, а надо как можно быстрее сделать дело. Остальные участники поначалу опешили, но доктор быстро взял себя в руки, по-деловому вогнал в меня шприц с обезболивающим и, не дождавшись окончательной анестезии, вознес и следом молниеносно вонзил мне в пах скальпель. В уплывающем сознании отразилась, словно отблеск мужских глаз, сталь инструмента. Окончательно пришел в себя дома. Хозяйка довольно долго после, казалось бы, рядовой операции выхаживала «бедного масю».
Жору я от безысходности терплю, а тебе, дружок, отольются мои слезки, зуб даю.
1 августа
Ну что, право слово, за аргумент — ревность к коту… Слабоват. Был один эпизодец.
Как я уже отмечал, поток маминых переживаний за покинувшего отчий дом сына пополнялся за счет присутствия жены и отсутствия внуков. Шура не ревновала Митю к Леле, как она ревновала Жору к существующим и мнимым любовницам. Она его жалела, сетуя, что неглупый мальчик так глупо влип и позволил собой командовать. В тактике раскрытия Митиных глаз на вероломство маленькой креолки применялся один прием — разговоры по душам. Эти редкие беседы во время вечерних возвращений блудного сына домой совершенно изгладились из моей памяти. Забывчивость мотивировалась раздражением: никогда не касались Митины руки маленькой шелковой спинки, всегда захлопывались все двери перед любопытным сереньким носиком. Те же двери перед тем же носиком открылись при позднейших разглагольствованиях Шуры с самой собой:
— Бывало, как ни спрошу, все у него нормально да нормально. Что может быть нормального в постоянных унижениях? Как ни позвонишь по мобильному, он то в магазине продукты покупает, то квартиру убирает. А благоверная чем занимается? Он и нам из-за нее редко стал звонить. Заходить так и вовсе перестал. Надо было настоять, чтоб на Ирочке женился. Говорит, крокодилица. Какая же она крокодилица? С лица воду не пить, зато характер покладистый, понятная, не то что эта. Мы ведь ее поначалу как дочь приняли, радовались, что сына нашего любит, а он ее. А в результате что получилось? Она о себе заботится, он ради ее прихотей на работе упахивается. Люблю, мам, жить без нее не могу, все для нес сделаю. Я ему: «Вы внуков мне сделайте». Обида: «Что ты лезешь? Мы над этим работаем». Я ему: «Работайте, мы с твоим отцом и нал этим работали, я ведь лечилась долго от бесплодия, и просто работали». Помнишь, спрашиваю, как с тобой маленьким бабушки и дедушка сидели? Помню, отвечает, только вы жили в эпоху исторического идеализма. Ну какой идеализм?
Сын исполнил мечту мамы и подарил ей внучку. Подарок оказался номинальным и вместе с радостью принес боль и отчаяние.
Если до появления малышки Митя выдавал Шуре информацию в гомеопатических дозах, то с рождением ребенка окончательно закрылся. Вдруг прошлой осенью нагрянул без предупреждения:
— Привет. Не ждала? У папы ведь сегодня банный день?
— Угу. А что случилось?
— Ничего. Просто зашел. Соскучился. Нельзя?
— Не говори глупости. Я сейчас приготовлю что-нибудь.
— Не надо, я поел. В кафе. Просто посижу за планшетом. Поработаю. Ты только не приставай. Ладно, мамуль?
Митя снял куртку и ботинки, прошел в свою бывшую комнат\ забрался поверх покрывала на хозяйскую кровать, привалился спиной к поднятой, упирающейся в стену подушке, выставил колени и стал смотреть на планшете какую-то артхаусную киношку. Проводив его, я устроился на диване, хозяйка рядом под торшером, то открывая, то закрывая книжку. Когда, устав лежать, я, движимый свойственным всем животным любопытством, пришел проведать Митю в спальне, он при включенном верхнем свете отрешенно смотрел на фотку с соснами.
Все пробыли в молчании больше двух часов. После проникновенного сыновьего «спасибо» и поцелуя в щечку Шура, закрыв дверь, вдруг стала издавать ртом некрасивые икающие звуки. Руками пытаясь запихнуть их обратно, она захлебывалась от неудержимых слез, пока, скрючившись, не добралась до ванной. Едва привела себя в порядок — Жора. На вопрос мужа, отчего у нее глаза покраснели, ответила — срочную работу налом брала, переутомилась.
2 августа
Сел за комп, приготовился — над монитором черная рожа:
— Мур, мур, мур, дурашка, глупая мордашка!
— Опять ты?
— Неужели не рад?
— Боюсь показаться невежливым, но нет.
— Хотел изложить причину вспомянутого тобой прошлогоднего поведения Мити, ну ладно, пока.
— Постой. Какую причину?
— Любопытство кошку сгубило, а уж невежливого кота и подавно не пощадит.
— Мне что, нужно сказать «пожалуйста»?
— Скажи, милок, скажи.
— Ну… говорю. Давай уже, не томи.
— Идет, стало быть, Митенька в неурочное время домой, вдруг видит — его благоверная с каким-то перцем у соседнего дома целуется. Поцеловались и, прежде чем разойтись, долго так друг на дружку смотрели, при этом ее правая ручка покоилась в его левой руке. Митя притормозил, подождал, пока Леля войдет в дом, и следом. Как, спрашивает, дела, где, женушка, была. Была, отвечает, у подруги Томы. Забыла, бедняжка, что она про эту самую Тому Мите три месяца назад втирала — уехала, мол, подруга с мужем в Америку на постоянное местожительство. Понял тут Митя, что его на… в общем, обманывают, и сильно опечалился. Так опечаленным и пришел к родимой мамаше. А все из-за чего? Из-за того, что направил я его по той тропочке, по которой мне было надо, хр, хр, хр. Давай, дурашка, благодари.
— Я? Тебя?
— Ты хотел его проучить, я помог, стало быть, большое мне спасибо.
— Как-то ты все выворачиваешь… А Леля действительно…
— Леля-то? Она одноклассника в супермаркете встретила, он ее до дома подбросил.
— Зачем же она мужа обманывала?
— Обманывала-то? Так я надоумил. Пошептал на ушко, «к чему тебе, девонька, у своего благоверного ревность вызывать, прицепится еще, то, се, скажи лучше про подружку».
— Ах ты, лиходей. Говорил, что собираешься их охранять, а сам?
— Так я же и охраняю — привязываю морковки перед мордочками моих осликов, идут, дорогуши, куда поведу, волоча за собой свои пороки.
— Что еще за морковки?
— Сладкие морковки — лучезарные идеи. Поясню. Жора, например, переживает, что в стране недостаточно справедливости.
— Но справедливости действительно недостаточно.
— Ясен пень! Особенно там, где законы не исполняются или исполняются выборочно. Не беспокойся, у моего хозяина все демократические избранники, для которых народ до выборов электорат, а после выборов быдло, на карандаше. И оборотни в погонах, и судьи неправедные, и чиновники кровопийцы, и еще много кого. Они цвет армии, авангард. А в арьергарде те, кто борется с теми, кто в авангарде, и между собой.
— Что ты…
— Не перебивай, а то собьюсь. У борцов стратегическая задача — установление порядка, как каждый его себе представляет, с обязательным привлечением союзников. Публика, извиняюсь за сравнение, разношерстная. Есть крупный банкир, убеждающий правительство, что только его, банкира, удобная и полезная система расчетов нужна наивному населению, а другие, вредоносные, необходимо запретить. Есть театральный деятель, двигающий общество по пути правильного усвоения искусства и предлагающий тому же правительству ограничить в правах режиссеров, чьи постановки непонятны неподготовленному обывателю. Есть доморощенный хоругвеносец, свернувший с предназначенной ему дороги на выставку западного художника, и разгромивший сотоварищи эту выставку, дабы в неокрепшие души посетителей не проникла растлевающая зараза. Других разных полно, а в хвосте плетется бравый солдат Жора, который пока только руками машет. Но я его выведу на площадь, к соратникам, а там и до баррикад недалеко, революционеры, воздающие злом за зло, наш с хозяином любимый контингент.
Во время монолога морда кота трижды обретала внешность упомянутых персонажей, знакомых мне по интернет-контенту. Закончив, гигант встал с дивана, прогнул спину, побоксировал лапами, похрустел шеей и в прыжке перелетел к столу, на котором ничего, кроме скатерти, не было. Вразвалку вернулся, уселся, пробурчал в усы «что задом, пожрать нечего», затем выкрикнул:
— Вызывается свидетель Митя! — и ударил невесть откуда взявшимся судейским молотком по дивану, поглотившему звук. —