ижной голой ветке, и спешащим прохожим с втянутыми в плечи головами, и невидимым продрогшим бездомным котам — дорогую цену вы платите за свободу, братья мои.
Звонок в дверь. Хозяева, впустив гостей, замирают в прихожей почетным караулом. Внучка смотрит на деда с бабой исподлобья и чуть с опаской, невестка улыбается темными глазами над прикрывшим пол-лица букетом белых роз, сын с большим свертком прощается с кем-то по айфону, быстро меняет деловой взгляд на озабоченный и последним в очереди отражается на сетчатке моего янтаря. Я сфинксом сижу на коврике в ожидании данайских даров. Хозяева улыбаются и тоже ждут. Гости выстраиваются напротив, затем Леля очаровательно протягивает букет Александре Владимировне со словами поздравления ее с днем рождения Георгия Алексеевича. Соня порывисто наклоняется, обхватывает меня за шею и целует в лоб. Не успев опомниться, осязаю остренькие Лелины ноготки на своем загривке — дрожь с головы до хвоста, потеря самообладания. В чувство меня приводит Митя, который, наблюдая за творящейся антисанитарией, недовольно замечает, что всем прибывшим не мешало бы раздеться и вручить подарок. Хозяева улыбаются и ждут. Гости раздеваются, затем сын со словами «нужная вещь, ты вроде давно хотел» протягивает отцу сверток. Шуршание бумагой, рассматривание скрытой под ней коробки, отрывание скотча со звуком живьем сдираемой кожи, отчего у меня опускаются уши и подгибаются лапы, и наконец извлечение подарка — ноутбука какой-то крутой фирмы. «О! Да! Спасибо, ребята!» — видно, что Жора доволен. «Говорят, зверь машина, современные игрушки на раз щелкает!» — видно, что Митя доволен, что Жора доволен. После взаимных лобзаний Шура, держа розы головками вниз и не переставая улыбаться, шипит в пространство: «Игрушками дровишки не поколешь». Язвительность хозяйки настолько диссонирует с общим благожелательным настроем, что я решаюсь разрядить атмосферу и громко пускаю ветры. Взгляды в мою сторону, смех, все идут в гостиную, а замыкающий котенок, наклонившись, курлычет журавликом мне на ушко: «Балсик, воспитанные мальчики не пукают пли всех. Ты в следуюссий лаз иди в туалет. Холосо?» — «Хорошо, мрр».
В гостиной сервирован стол, но все смотрят в угол возле окна, где мигает разноцветными огоньками елка. Натуральная, высокая — звезда на макушке упирается в потолок, — украшенная игрушками, она благоухает хвоей и еще чем-то, манящим меня в неведомые дали. Живое дерево заслуга хозяина, заявившего, что, пока он жив, искусственной елке в доме не бывать. И хозяйка согласна, и мне радость. Котенок бежит к елке, рассматривает игрушки, а они все советские, дня хозяев тоже живые, осторожно нюхает иголки, замечает древнего, из папье-маше, Деда Мороза, рядом красивую обертку и победно оборачивается к родне. «Да, — любуется внучкой бабушка, — это тебе, солнышко. Дед Мороз принес». Лапки раздирают бумагу и извлекают коробку с конструктором «Лего», где на крышке нарисован похожий на диснеевский замок, окруженный эльфами, лошадками, собачками, кошечками, фруктовыми деревьями и цветами. «Спасибо тебе, Дедуска Молоз, я как лаз такой хотела», — курлыкает Соня, свекровь с невесткой понимающе переглядываются. После того как заново упакованный ноут занимает место под елкой, а ваза с цветами середину стола, наступает черед взрослых обменяться новогодними сувенирами: женщины получают друг от друга косметические наборы, мужчины — туалетные. Интересно, они хотя бы ассортимент год от года меняют?
— Баба, — раздается из-под елки, — а ты облатила внимание, какое у меня платье?
— Невероятное.
— Мне мама ссыла. Это ледяное платье Эльзы из «Холодного селца».
— Очень красивое, — Шура делает вид, что понимает.
— Баба, а мы будем иглать в гоблинов, как тогда? Я буду от тебя убегать и плятаться, а ты будес меня искать и блать в плен.
— Нет, милая, бегать не надо. У тебя температура, — динькает Лелин колокольчик.
— Как температура? — Шура опешила. — Зачем же вы приехали с больным ребенком? Высокая? Врача вызывали? Как же вы…
— Невысокая, — перебивает Леля. — У дедушки же день рождения.
— Но не юбилей же. Можно было и перенести.
— Ладно, мы недолго побудем.
— Господи, Леля, при чем здесь долго или недолго, просто больной ребенок…
— Нет, долго, — топая ножкой, обрывает дочка-внучка. — Я не буду бегать. Я буду иглать в подалок Деда Молоза.
— Ладно, милая, играй, — спешит согласиться мама.
Бабушка с облегчением кивает.
Пока ледяная Эльза разбирает на ковре возле елки детали конструктора, на столе вокруг вазы располагаются традиционные оливье, мясное, рыбное, маринованные грибы сдачи, пироги, винное, водочное, одна бутылка советского шампанского и одна сливянки. Взрослые рассаживаются, гомонят, мелькает в хороводе вкуснятина — успевай тарелки подставлять! Разложили, притихли, глаза смотрят на хозяина. Жора берет бутылку шампанского и с загадочной улыбкой начинает раскручивать проволочку. Шура отклоняется в сторону. Леля припадает к плечу Мити — залп! И ведь знаю. готовлюсь, собираюсь, а каждый раз одно и тоже — удираю под диван. Есть многое на свете, друзья мои, что недоступно мудрецам.
— Ну что? Давайте первый тост с Новым годом, — разливая шампанское, запевает Жорин баритон.
— Давайте! С Новым годом! С новым счастьем! — подхватывает, вставая, хор.
Звон, ерзание, стук приборов о тарелки, «очень вкусно», «да, замечательно», «накладывайте, накладывайте», перешептывание молодых.
— Освежим… Пап, мы с Лелей поздравляем тебя с днем рождения. Желаем тебе здоровья, чтобы дома все ладилось, на работе…
— …денег побольше, — в бархат Митиного баритона вплетается Лелино серебро.
Выпивают. Закусывают. Жора заводится с пол-оборота:
— Да, денег бы не мешало. Вон в новостях бубнят, жизнь становится лучше и веселей, а пойдешь в магазин, так все наоборот. И патриотизм опять же. Раньше на страну трудились, стимул был идеологический. А сейчас, чтоб я на дядю хорошо работал, меня ух как надо заинтересовать. Зарплатой в основном.
— Да, пап, в тему, — плямкает, жуя, Митя. — Игорь, мой одноклассник, ты его знаешь, бросил бизнес и уехал, по-моему, на Гоа. Или еще куда-то.
— Я и говорю. Уходит молодежь в себя, вместо того чтоб пользу приносить.
— Я хочу работать в ЮНИСЕФ. Помогать обездоленным детям, — звенит Леля.
Немая сцена. Сам на диване притухаю от такой шняги.
— Где работать? — вступает Шурино меццо-сопрано.
— Это такой фонд ООН. Я в интернете нашла.
— Вы в Нью-Йорк переезжаете? Или в Женеву?
— Почему в Нью-Йорк? Я поищу, здесь наверняка есть представительство, — быстрый взгляд на Митю, который, делая вид, что его эта тема не касается, начинает листать лежащий рядом айфон.
— Ну-ну. А что ребенок, он есть будет?
— Она не ест оливье.
— Солнышко, ты будешь вкусный салат?
— Мам, тебе же сказали, нет, — Митя, стряхнув оцепенение, рубит ножом воздух.
— Баба, я хочу касу, — раздается из-под елки.
— Сейчас, Сонечка, сварю. А вы пока ешьте, закусывайте.
Шура, шурша новым лиловым платьем, уплывает на кухню, Эльза вприпрыжку несется за ней, за столом разливают остатки шампанского и снова вспоминают Новый год.
— Пап, хотел тебе фотки показать, — Митя берет верный айфон. — Это наше селфи. Прикольно, правда? Это мы в парке отдыхаем, летом еще. Это закатное небо, осень уже. Красиво, правда? Леля. Леля с Леликом.
— Да, прикольно. А что работы для выставки? Собрал? Как дела с ИП?
— Не собрал. Пока никак.
Сын с невероятной заинтересованностью начинает рассматривать пироги, наконец выбирает нужный, кладет на тарелку, но не ест, а сомнамбулически погружается в айфон. Леля, контролируя мужа и свекра из-под опущенных ресниц, достает из кармана джинсов гаджет той же модели, только новенький и розовенький, и я понимаю, что это мужнин подарок и что не видать мне сегодня релакса на желанных ручках, как своих ушей.
Посидев в тишине, Жора тянется к бутылке красного вина. Одновременно с характерным чпоком извлеченной пробки возникает вымазанный кашей котенок, окидывает хитренькими, сероватыми, чуть светлее моей шерсти, глазенками притихшую компанию и бесшумно исчезает в направлении ванной. Вскоре, уже чистенький, появляется у двери кухни вместе с бабой Шурой, которая манит ладонью деду Жору, — и спустя пару минут над столом, как на волнах, качается противень с огромным запеченным гусем.
— О! Рождественский гусь! Ну, до утренней звезды мы с ним расправимся! — восклицает впечатленный Митя.
— Ой, правда! Завтра же Рождество! — откликается Леля.
Оживление, бульканье, разделывание птичьей плоти, тост за грядущий праздник. Пение хора распадается на какофонию.
— Пап, у вас денег не будет взаймы? Мы хотим старую машину продать, доплатить и купить броненосец какой-нибудь.
— Зачем вам, Митюш, большой автомобиль? До нашей дачи дороги хорошие, только вас туда калачами не заманишь. Или вы в Нью-Йорк собираетесь по бездорожью?
— Точно, сын, к классовым врагам. Сколько?
— Мы будем в Крым ездить. На море. Теперь это российская территория. По мосту. Ребенку полезны морские купания.
— Почему к врагам? Они в войне нашими союзниками были. Тысяч сто пятьдесят хотя бы.
— Ребенку вообще полезен свежий воздух. Что ж такое, девчонка совсем малахольная! Сейчас на кухне мне на живот жаловалась. Для чего мы с дедом корячились, каждый день за тридевять земель в Тимирязевский парк с коляской мотались?
— А где были эти союзники, когда мои дед с бабкой добровольцами в ополчении полегли? Мы уйдем, никто уже про войну и не вспомнит. Насчет суммы не обещаю, надо подумать.
— Вас, Александра Владимировна, никто помогать не просил.
Животные основные силы тратят на защиту от физической агрессии, люди — от психологической. Мы обороняемся только в моменты опасности, они — все время: дома, на работе, дети от родителей, родители от детей. В нашем мире вертикальная пищевая цепочка, в их — горизонтальная: грызут друг друга с превеликим удовольствием. Хотя у некоторых, инстаграм свидетель, случаются психологические срывы, крышу сносит. Цок, цок, цок, коня он повернул направо, асам налево поскакал. Мои до дурдома пока не доскакали, но тоже, по-моему, больные на все головы. Надо было раньше догад