— Он негодяй, — вяло сказал Никита.
— Ничто не совершенно в этом мире, — парировала Светлана. — И судят в нем за конкретные преступления, подпадающие под статью, а не за нравственное уродство. Или ты что? Стремишься к идеалу? Так его нет.
— Есть, — возразил Никита.
— И где ты его нашел?
— Сейчас вот вижу перед собой. Это ты.
Светлана сморщила носик. Это у нее здорово получилось. Изящно.
— Не подлизывайся. Я терпеть этого не могу.
— И не думал! — возмутился Никита.
— Вернемся к Лагоеву. Ты раскатал о нем разгромную статью. И не привел ни одного доказательства. А ты подумал о том, что в вашей газете печатается его реклама?
— Но мою статью напечатали в другой газете и без имени! Значит, Горыныч с газетой кристально чист.
— Но все знают, кто ее автор. Ты! А знаешь ли ты, почему ее напечатали в другой газете?
— Нет.
— Потому что она издается на деньги Аванесова — прямого конкурента Лагоева. А зять Горыныча работает у Лагосва завотделом. Именно ему ваша газета обязана рекламой. И теперь его дальнейшая работа у Лагоева, который, кстати сказать, поклялся никогда больше не размещать рекламу в вашем желтом листке, под вопросом. Теперь сам видишь, скольких людей ты подставил.
— Скольких? Горыныча с зятем?
— А редакцию? В ней работают люди, которым надо платить зарплату. А ты рубишь сук, на котором сидит ваша газетенка.
— Уж если на то пошло, Лагоев не бог весть какой сук. Так… сучок. С материальной точки зрения. Он жаден до умопомрачения, и печатать его рекламу для нас была сплошная головная боль. Он торговался за каждое слово, за каждый квадратный миллиметр.
Светлана посмотрела на часы. Никита последовал ее примеру.
— О! Самое время, — сказал он.
Это было время информационного листка «Полицейской Волны». Он с надеждой посмотрел на любимую. Она индифферентно сказала: «Включай» и отошла к окну.
Ничего нового «Волна» не выбросила на пустынный берег рыцаря-одиночки в борьбе с коррупцией и криминалом. Вывод напрашивался сам собой: либо следствие зашло в тупик, либо до него никому нет дела. Либо это был несчастный случай.
— Опять идешь по следу? — спросила Светлана.
— Я должен себя реабилитировать. Хотя бы в твоих глазах. Напечатать большую, развернутую статью, подкрепленную неопровержимыми фактами. Для этого мне надо найти подходящую тему.
— Что значит «хотя бы в моих глазах»? — с недовольной миной спросила любимая.
— Это значит, что я очень дорожу твоим мнением.
Светлана махнула рукой и встала.
— Давай-давай. Реабилитируй себя. Выдумай то, чего нет. Любопытно будет посмотреть, кто теперь напечатает твои фэнтези. Смотри, восстановишь против себя весь город.
— Так уж и весь. Должны ведь быть в нем приличные люди.
— Ну-ну…
— Я слышу сомнение в твоем голосе. Впрочем, тебе лучше знать. В управе работаешь ты, а не я.
— Спасибо, что напомнил о работе. Мне пора.
Они вместе вышли излома.
— Ты всегда был оболтус. И в школе, и потом. На тебя, Никита, нельзя положиться. Никогда не знаешь, какой фортель ты выкинешь, — на прощанье сказала Светлана.
Их точка была в парке на окраине города. Серега опаздывал, и Н и-кита ус пел осушить пару кружек и обглодать бок леща до его прихода.
— Извини, старик, что опоздал, — сказал Сергей. — Шеф задержал.
— У каждого свой Горыныч, — вяло принял извинения Никита.
Серега мгновенно оценил обстановку и присвоил остатки леща.
— Тебя можно поздравить, — сказал он, посолонившись и потирая руки в предвкушении пива.
— Любопытно знать с чем.
— Как с чем? Твой карман ломится от гонорара, который ты не знаешь к чему пристроить.
— Уже пристроил.
Серега расхохотался.
— Ладно. Сейчас все обустрою.
— Обустрой, — вяло согласился Никита, глядя в спину удаляющегося приятеля.
Сергей вернулся с пивом и лещом, у которого лоснились бока и задорно была распахнута пасть. Он разобрался с ним в пять минут, и каждый получил свою половину. Также поровну они поделили икру.
Под стать речному чуду природы было пиво из Чехии. Свежее и пенистое, с непревзойденно насыщенным вкусом.
Следующие полчаса прошли в приятных возлияниях и обмене мнениями о достоинствах леща и пива.
А потом затянувшуюся паузу нарушил Сергей.
— Так чем тебя взволновало происшествие на пятьдесят третьем километре Загородного шоссе? — спросил он.
— А ты уверен, что это было происшествие?
— А что же еще?
— Не знаю, — отвернувшись в сторону, сказал Никита. — Следствие покажет. Кстати, кто его ведет?
— О каком следствии ты говоришь? Дело ясное как божий день.
— Тогда проясни мне, атеисту от рождения и скептику по призванию, что в нем ясного как божий день.
— Пожалуйста. Местный алкаш из деревни Кочки поперся среди ночи на дорогу и попал под машину. Вот и весь сказ.
— Как все просто.
— А я тебе о чем толкую?
— Нет ничего сомнительнее кажущейся простоты. Это отмечали еще древние. Но кто в наше время быстрых денег и скоропалительных решений прислушивается к мнению мудрецов? Тогда уж попутно объясни мне, какого черта среди ночи он поперся на шоссе.
— Видно, не хватило.
— И чтобы восполнить пробел, он поплелся на шоссе? Можно подумать, там работает ночной магазин и ждет не дождется, когда он придет. Он что, не мог найти самогонку в деревне?
— Видно, был деликатный человек, не хотел никого беспокоить.
— Ты еще скажи, романтик, присевший на обочине и созерцавший Луну, пока на него не наехал грузовик.
— Может быть и так. Кто знает? Разве в чужую душу заглянешь?
— Теперь уже нет. По крайней мере, в его душу. Кстати, кто выезжал на место так называемого происшествия?
— Гребенка.
— Петро? Тогда действительно все просто и ясно как божий день, и расследовать нечего.
— Ну ты это напрасно. Петро, например, не поленился съездить на ближайший пост ГИБДД.
— Ага. На служебной машине. Что равноценно трудовому подвигу.
Никита сделал большой глоток и оценивающим взглядом посмотрел на кружку. В этот прохладный день пиво осталось холодным и дало новый толчок его мысли.
— И что принесла поездка на ближайший пост ГИБДД столь ответственного за порученное дело Гребенки? — спросил он.
— Как и следовало ожидать, ровным счетом ничего. За ночь проехала уйма машин. Словом, ищи ветра в поле. Не было даже смысла просматривать видеозаписи за ночь. Сам понимаешь, в это время номера машин практически неразличимы.
— И кто ж обнаружил несчастного покойника?
— Водитель рейсового автобуса.
— Каким образом?
— Из кювета торчали ноги. Скорее всего, сбитого человека. Так он решил и вызвал полицию.
— И, конечно, Гребенка ухватился за версию профессионального шофера. Эксперта по торчащим из кювета ногам.
— Хорошо хоть он не принял его за прилегшего отдохнуть выпивоху и не поленился выйти из кабины.
— Значит, единственно достоверная версия — был сбит машиной?
— Насколько я знаю — да. У тебя есть другая? — спросил Сергей и приложился к кружке.
— Будет, — неожиданно для себя ответил Никита и последовал примеру старого школьного приятеля.
Приятель обтер губы тыльной стороной ладони и в упор посмотрел на друга.
— Никита, не заводись. Опять тебя занесет.
— Пусть занесет.
— Ну смотри-смотри…
В школе они сидели за одной партой. Серега был настойчивый тугодум и твердый хорошист с ясными представлениями о жизни и последовательными поступками. В тринадцать лет, когда они увлеклись Конан Дойлом, он решил стать сыщиком. И стал полицейским. Таким же надежным и твердым хорошистом, как и в школе. Только теперь в сыскном деле.
Никита был безнадежный троечник. Точные науки не давались ему вовсе, зато учительница литературы в нем души не чаяла — настолько зрело и красноречиво он рассуждал о персонажах любимых ею книг из школьной программы. Она вслух зачитывала его сочинения в классе и ставила Никиту в пример остальным.
Больше в пример его никто не ставил.
— Труп осмотрели? — спросил Никита.
Сергей вздохнул и потянулся к кружке с пивом.
— Естественно.
— И?
— Что «и»? Ты хочешь узнать, не отпечатался ли на трупе номер сбившей его машины? Отвечу однозначно: не отпечатался.
— Кто осматривал труп?
— Ефим Ильич. Кто же еще?
— Так…
Сергей посмотрел на часы.
— Извини, Хмель, мне пора в контору.
— Это понятно. Дело закрыли? — спросил Никита.
— Понятия не имею. Знаю только, что на место выезжал Петро, написал рапорт и в то же утро с половиной сотрудников уехал в служебную командировку по распоряжению сверху. Поэтому сейчас у нас на работе завал.
— Куда уехал и как надолго, я не спрашиваю, поскольку это страшная полицейская тайна.
Сергей кивнул.
— И если будет расследование происшествия, а не сдадут его сразу в архив, то вести его, по всей вероятности, будет Петро. Так я понимаю?
— Хмель, ну что ты такой упертый?
— Серега, я не могу понять, зачем алкашу взбрело на ум среди ночи переть три километра до шоссе, если в деревне самогона хоть залейся.
— Ты меня спрашиваешь?
— А кого же еще? Не его же.
— Может, он лунатик. Или вышел подышать свежим воздухом.
— Ты сам в это веришь?
— Не знаю, — пожал плечами Сергей.
— А я вот не верю. Лунатики по крышам бродят, а не лезут под машины на шоссе. А продышаться можно было на лавочке возле дома. Что-то не стыкуется.
— В жизни многое не стыкуется, — с оттенком философичности заметил Сергей, поднимаясь из-за стола.
— Хоть скажи на прощанье, где у деревни Кочки его сбила машина?
— Возле самой автобусной остановки.
— В каком направлении? Их там две. Друг напротив друга.
— Неужели?
— Давай без иронии обойдемся.
— А если без иронии, то черт его знает на какой, — сказал Сергей, задвигая стул.
— Насколько я понял, имя его неизвестно.