— Родные заявят, тогда узнаем, — равнодушно отозвался Сергей.
Никита остался один. Рядом с ним на столе лежали остатки леща. Под них он взял еще пару кружек пива.
Домой возвращался, когда уже стало темнеть.
Никите оставалось пройти не больше ста метров до дома, когда он нагнал человека, понуро бредущего под тяжестью двух сумок.
— Я вас приветствую, Ефим Ильич! — воскликнул Никита и протянул руку к одной из сумок. — Разрешите вам помочь.
— А… Никита. Покорно благодарю, — сказал судмедэксперт, с удовольствием передавая ему сумку.
Они пошли рядом неспешной походкой.
— Говорят, ты теперь на вольных хлебах, — сказал Ефим Ильич.
— А что делать? Не вынесла душа поэта придирок мелких буквоеда. То бишь Горыныча.
— Сам виноват, — наставительно сказал судмедэксперт.
— Ясное дело, — поспешил подтвердить Никита, надеясь этим закрыть тему.
Но не тут-то было. Пожилые люди, особенно освободившись от бремени сумки, имеют склонность к нравоучениям.
— Какого черта ты привязался к Лагоеву, не имея на руках веских доказательств? — спросил Ефим Ильич.
Никита промолчал. Доказательства были. Только им глотку заткнули.
— Ты сам рубишь сук, на котором сидит ваша газета. И ты с ней заодно.
«Второй раз слышу про сук, — подумал Никита. — Хоть сам на нем вешайся».
— Откуда я мог знать, что так все получится? — вяло сказал он, пожалев о том, что остановил судмедэксперта.
— Что думаешь делать дальше? Писать стихи, раз назвался свободным поэтом?
— Что я и делаю.
— О чем пишешь? — заинтересованно спросил Ефим Ильич.
«О доярочке», — хотел сказать Никита. Но старик ведь не поймет.
— На стихи не размениваюсь. Пишу поэму, — сказал он.
— О… Серьезный подход. О чем будет поэма?
— О несчастном убиенном, сброшенном в кювет при дороге, до которого никому дела нет. Естественно, я говорю о погибшем при деревне Кочки. Не о кювете же, до которого никому, кстати сказать, тоже дела нет. Включая надзорные службы, обязанные следить за состоянием дорог и кюветов. Вот и получается: что кювет, что человек — понятия равнозначные.
Ефим Ильич остановился и странно посмотрел на Никиту.
— Вопрос непростой, — сказал он.
— Требует обсуждения, — подхватил Никита.
— А потому присядем. Я заодно покурю. А то в доме с появлением внука мне запретили курить. И правильно сделали. Стал чаще бывать на свежем воздухе.
— Как он?
— Скоро год. — В тоне Ефима Ильича прозвучала неподдельная гордость.
Они сели на лавочку в сквере.
— Так что это было? — спросил Никита. — Несчастный случай или… или что-то другое?
— Я всего лишь судмедэксперт, — скромно заметил Ефим Ильич, — и не могу сказать, что было. На место происшествия меня никто не приглашал.
— Но вы же видели труп?
— Видел. И даже осмотрел его.
— И вам ничто не показалось странным?
— В жизни много странного, Никита.
Эту примиренческую позицию по молодости лет Никита не разделял.
— Что странного было именно в этом трупе? — нетерпеливо спросил он.
— Кое-что было. Не без этого.
Ефим Ильич затянулся и с шумом выпустил клуб дыма.
Не томи душу, хотел закричать Никита. Но опыт общения с судмедэкспертом приучил его к тому, что старика лучше не раздражать. Иначе он захлопнется, как створки устрицы.
— Мне сказали: его сбила машина… Сбила так сбила. Я при этом не был, и не мне опровергать умозаключения следователя.
Хорош следователь. Петро Гребенка!
— Но основания для сомнений в правильности диагноза были? — спросил Никита.
— Не то чтобы да. И не то чтобы нет… Мне показалось странным, что если человека сбивают, то почему я не обнаружил следы наезда на него.
— Может, скорость была недостаточной?
— Ну уж очень недостаточной.
— И тем не менее он умер?
— Еще как, — подтвердил судмедэксперт.
— Так отчего он умер?
— От удара тяжелым предметом в затылок, — бесстрастно ответил Ефим Ильич, не сомневавшийся «точности этого вывода.
— Бампером?
— Возможно. Если только машина умудрилась подпрыгнуть, как на трамплине, достаточно высоко.
— А могло быть такое, что человек испугался проносившейся мимо машины, отпрянул в сторону, поскользнулся и упал, ударившись затылком… скажем, о валун?
— А почему нет? — сказал Ефим Ильич и загасил сигарету. — Идем. А то мои, небось, заждались. Я теперь в семье за главного по снабжению.
С появлением внука остальные дела у Ефима Ильича отошли на второй план. Какое ему дело до нестыковок выводов следствия с его заключением? Он профессионально исполнил свои обязанности, все записал в заключении, а дальше, господа, вам решать.
Никита проводил его до подъезда.
На следующее утро он решил съездить на место происшествия.
Своим названием деревня Кочки была обязана болотистой местности, окружавшей ее с трех сторон. Добираться до нее Никите пришлось на автобусе. Его машина вторую неделю была в ремонте из-за пустяка — помятого крыла, но знакомый жестянщик был на больничном, а везти машину в другую СТОА не хотелось.
Никита был единственным, кто вышел на остановке. Оглядевшись по сторонам, он пошел искать гипотетический валун, о который мог удариться затылок неизвестного, оказавшегося потом в кювете при шоссе. Пройдя метров сорок в обе стороны, он не обнаружил ничего похожего на валун. Мелкие камушки на обочине были в изобилии. Но не более того. Ту же операцию он проделал на противоположной стороне шоссе. Ничто не напоминало здесь о происшествии двумя днями раньше.
Никита вернулся на остановку и посмотрел на расписание автобуса. В нем оказалось окно в три с половиной часа, а вслед за этим движение возобновлялось с интервалами в сорок пять — пятьдесят минут. На шоссе было пустынно. Ни одной попутки.
Но ему повезло. Подъехала полицейская «Нива», и знакомые менты подвезли его до города.
Домой идти не хотелось, и Никита отправился в фитнес-клуб.
Добросовестно отработав на тренажерах и помолотив грушу, он отказался от спарринга и пошел домой.
Еще на лестничной площадке Никита услышал, что у него звонит телефон. Он успел снять трубку. Это был Сергей.
— Как съездил в Кочки? — спросил он.
— Уже донесли?
— Не донесли, а сообщили по долгу службы. Так как съездил?
В тоне Сергея была едва заметная ехидца.
— Нормально съездил. Думаю там дачу отстроить. Положу начало элитному поселку.
— Одни дренажные работы чего будут стоить, — усмехнулся Сергей. — Там же болота вокруг.
«Как ты все воспринимаешь всерьез», — подумал Никита.
— Ладно. Убедил. Откажусь отдачи в элитном поселке. А теперь расскажи мне, как идет следствие по делу безумца, совершившего самоубиение методом бросания под колеса проходящей мимо машины на скорости, несовместимой с состоянием шоссе и жизнью означенного бедолаги. Кстати, имя его не прояснилось?
В разговорах между собой они часто пародировали канцелярский слог рапортов и протоколов, составленных полицейскими, и сейчас Никита как никогда был расположен к этому.
— Отвечаю по порядку. Дело на три четверти в архиве. Что касается второго вопроса: а черт его знает, как его звали. Видно, никому до него дела нет. Кроме тебя.
— А был ли он вообще? Несчастный выпивоха.
— Не удивлюсь, что нет.
— А с чего вы взяли, что он из Кочек? Может, он выпал из машины, проносившейся мимо на запредельной скорости.
— Нет, из Кочек. Это точно. Петро заехал в деревню, и мужики по фотке признали в нем жильца дяди Васи.
— Жильца? Значит он не местный?
— Блестящий пример дедукции. Не зря мы с тобой зачитывались Конан Дойлом в детстве.
— И дедукция под стать тому возрасту, — вздохнул Никита. — Ну хоть с дядей Васей Петро пообщался?
— Насколько это было возможно.
— Поясни.
— Дядя Вася беспробудно пил неизвестное количество суток.
— И, конечно, не только не помнит имени-отчества своего жильца, но, даже протерев свои опухшие очи, ни в жисть не узнает его по фотке.
— Надо полагать, — согласился Сергей.
— Откуда же родом этот свалившийся в Кочки, словно диверсант на парашюте, знакомый для всех незнакомец?
— А черт его знает, — беспечно ответил Сергей.
— Тебе не кажется все это странным?
— Пусть это кажется Петру. А мне своих забот хватает. Извини, Никита, на работе завал.
В подкрепление тезиса о том, что ему своих забот хватает, Сергей повесил трубку.
«И какого черта я ввязался в это дерьмо?» — подумал Никита.
От этой мысли его отвлек звонок. О чудо! Это была Светлана.
— Небось голодный сидишь? — не без ехидства спросила она тоном, скорее похожим на констатацию факта, чем на вопрос.
Конечно, голодный!
— Да, — подтвердил Никита. — Единственно потому, что не удосужился зайти в универсам купить себе что-нибудь поесть. Дела отвлекли.
— Еще добавь к этому, что ты вообще перешел на диету ввиду сложившихся обстоятельств.
Никита готов был взвиться под потолок от колкости любимой, но сдержался и решил вообще не отвечать.
Тем временем любимая продолжала измываться.
— А у меня тушеная утка с капустой, — сказала она.
Никите показалось, что у него в животе начались колики.
Тушенная с капустой утка, приготовленная в домашних условиях образцовой хозяйкой, — это не курица-гриль из универсама Лагоева. Более того, зная Светлану, он не сомневался, что утка не магазинная, а с базара, и любовно тушилась в утятнице не один час. Полтора-два как минимум.
— Ладно. Приходи, — смилостивилась единственная и неповторимая.
Никита летел к ней на крыльях любви, подгоняемый голодом.
Утром Светлана сказала:
— У нас есть для тебя место.
— В управе? — лениво спросил Никита.
— Не совсем так. Глава управы…
— Главный управный дьяк, — пробормотал он.
— …создает новый департамент. Территориально он находится… — Она назвала улицу весьма далекую от управы.