«Территориально» — лишнее слово, машинально подумал Никита, еще не вполне понимая, что в его жизни наступает переломный момент.
— Поэтому мы с тобой будем ездить на работу в разные концы города, — продолжила любимая. — Это тебя более чем устроит. Ты ведь не захочешь видеть меня двадцать четыре часа в сутки?
— Перестань, Светка, — сказал Никита. — Лучше расскажи, что это за место.
— У тебя, кажется, незаконченное высшее, — уклончиво сказала Светлана.
«А то ты не знала. Да. Незаконченное высшее, если считать таковым три семестра в вузе».
— Светик, давай конкретно, что за работа?
— Это новый и весьма перспективный департамент.
— Что новый, я слышал. Лучше расскажи, что в нем перспективного?
— У тебя ведь есть запись в трудовой книжке, что ты был инженером? — сказала Светлана, напряженно глядя ему в лицо.
Запись есть. Не более того.
Какое-то время, вернувшись из армии, Никита работал в шарашке, изготовлявшей гвозди, где был оформлен инженером ОТК. Ему в обязанность вменялось следить за тем, чтобы работяги не напивались до окончания смены.
Весьма инженерная была работа.
Через полгода он ее бросил. Но запись осталась.
Полтора месяца Никита был не у дел, пока приятель, работавший в местной центральной прессе, не пристроил его в «Вестнике».
— Ну, — сказал Никита.
— Не подстегивай, — возмутилась Светлана.
Чем длиннее предыстория, тем грустнее развязка. Никита знал это по опыту и не слишком удивился, когда Светлана сказала:
— В общем так: тебя возьмут специалистом по инженерным коммуникациям. Ты будешь осуществлять контроль за их состоянием и производством ремонтных работ.
— Светик! Но я же в них ни хрена не смыслю.
— А чего там смыслить? Там одни трубы. Ведь ты учился в авиационном институте.
— В филиале, — уточнил Никита.
Его занесло по окончании школы. Большая часть его одноклассников тоже обзавелась студенческими корочками и с головой бросилась в омут предпринимательства.
Из чувства внутреннего протеста и полной неспособности к коммерции он первое время решил всерьез посвятить себя инженерному делу.
Но если ты не испытывал ни малейшего интереса к элементарной математике в школе, то высшая математика в институте вряд ли подкупит тебя красотой теорем и доказательств. С физикой оказалось еще хуже.
Никогда не летавший на самолетах Никита после зачисления в вуз заинтересовался ими и, задрав голову, подолгу смотрел, как они парят в небесах.
Раньше он об этом не думал, а теперь недоумевал, как эти махины держатся в эфемерном воздухе и не валятся вниз?
Он не дошел до ответа на этот вопрос, поскольку вуз бросил и пошел служить в армию, где прошел суровую школу воздушно-десантного училища и службу на границе.
И об этом ни разу не пожалел..
Светлана продолжила излагать свой взгляд на ситуацию.
— Я видела самолет в разрезе, — сказала она. — Там тоже есть трубы. Совсем как в коммуникациях. Неужели ты в наших не разберешься?
— Если б я разобрался в тех, то, наверно, сейчас был бы с дипломом.
— Не понимаю. В отделе работают простые бабы, и ничего. А ты — почти инженер — и не справишься! — возмутилась Светик.
— Стоит ли удивляться состоянию труб в нашем городе, — сказал Никита. — А нет ничего подальше от ЖКХ и поближе к аэрокосмической отрасли? С учетом специфики моего образования.
— Кто это говорит об образовании? — иронично глядя на него, сказала Светик. — Лиловый студент с двумя зачетами. И те по физкультуре и основам безопасности жизнедеятельности.
— И с одним сданным экзаменом, — дополнил Никита.
— Ага. По культурологии. Вернись с заоблачных высот на землю. Вспомни, где ты живешь. Далеко не в Звездном городке. И тем более не в Хьюстоне.
— Хорошо, хорошо, — пошел на попятный Никита. — Когда выходить?
Светлана заподозрила неладное и, прищурившись, посмотрела ему в глаза. Она ожидала чего угодно, но только не покорного согласия. Неужели он в самом деле дорожит ею?
— Вот это другой разговор, — настороженно сказала она и веско добавила: — Это твой последний шанс.
В ходе дальнейших дебатов, иногда переходивших в препирательство, ему удалось выторговать два дня на раздумье.
Чтобы сохранить лицо.
Тем более что Светик сама сказала: подумай и реши.
Решать и думать было нечего, но два дня в запасе давали возможность Никите провести их в безделье. Подальше от ЖКХ.
Когда любимая ушла на работу, он снова поехал в Кочки, надеясь застать дядю Васю в достаточно коммуникабельном состоянии.
Он опоздал. Дяди Васи дома не было. Проходивший мимо мужик сказал:
— Шляется где-то.
— А где неизвестно? — спросил Никита.
— А черт его знает. Может, по грибы пошел. Он непредсказуемый. Живет бобылем. Ни перед кем ответ не держит.
— Он что? Не работает?
— Да какой из него работник… Запойный он. И вообще…
— Что вообще? — спросил Никита.
— И вообще он других взглядов на жизнь.
— Отличных от всех остальных.
— Во-во…
— Значит, дядя Вася философ?
— Философ не философ, не моего ума это дело. Только работать не может. Не вписывается работа в его образ жизни.
— И на что живет этот мыслитель, который не может вписаться в трудовой образ жизни страны?
— Перекупщикам зелень продает. Укроп, там, чесночок, лучок…
— Это летом. А зимой лапу сосет наподобие медведя?
— Так уж и лапу. Картошкой с огорода пробавляется. — Мужик посмотрел по сторонам, усмехнулся и на пониженных тонах сказал: — Бизнес у него есть.
Это становилось уже интересно.
— Какой же? — спросил Никита.
— Самогонку гонит, — ответил мужик и расхохотался в голос.
— И в клиентах у него вся деревня?
— Вся не вся, но многие. Сколько ни запасай заранее, все равно не хватит. В этом вся философия дяди Васи. Потому и закрутил свой бизнес. — Мужик снова расхохотался, махнул рукой и пошел своей дорогой.
Никита вернулся в город. Здесь его ждала приятная новость.
Все началось с того, что он позвонил Сергею, имея в виду провести с ним его обеденный перерыв наточке, но тот огорошил его:
— А покойничек-то наш перестал быть неизвестным.
— То есть? — насторожился Никита.
— У него оказывается имя есть и фамилия.
— Эка невидаль.
— И нам они стали известны.
— Обзавелись в участке экстрасенсом?
— Нет. Позвонила жена. Заметь: из Москвы.
Никите стало не до обеденного перерыва на точке.
— Расскажи, — попросил он и почувствовал, как у него пересохло во рту.
— А что тут рассказывать? Мужик каждый день звонил ей по мобиле и вдруг третий день не выходит на связь. Она забила тревогу и дозвонилась до нас.
— И вы ее успокоили. Нет у тебя больше мужа, сказали вы ей, зато теперь ты свободная птица.
— За кого ты нас держишь? Неужели мы циники вроде тебя? Мы выразили ей глубокое сочувствие в подобающем тоне.
— Кстати, как его зовут, раз он перестал быть безымянным?
— Смагин Юрий Петрович.
— И что дальше?
— А что может быть дальше? Мертвого не воскресишь. И нам теперь не надо докапываться до его имени.
— Петро знает о звонке?
— Откуда? Он все еще в командировке.
— А что вы?
— А что мы? Посочувствовали. Как могли.
— Знаю я, как вы можете. Серега, дай мне координаты вдовы.
— Никита, ты псих.
Никита объяснил Свете поездку в первопрестольную тем, что давно не был в столице и решил навестить ее, прежде чем закопать себя с трубами в ЖКХ.
Вдова встретила его в трауре, но вполне приветливо и даже улыбнулась, хоть и скорбно. Усадив его пить чай с пирожками собственного производства, она спросила:
— Как это случилось, — она утерла платком пару слезинок, выступивших в уголках глаз, — что его убили?
— Признаться, Анна Тимофеевна, этого толком никто не знает.
Это была немолодая женщина с полным лицом и черными волосами с проседью.
— Отчего так? Ведь, небось, следствие было?
— Оно и сейчас, можно сказать, ведется, — ответил Никита и отвел глаза под ее напряженным взглядом. — Ноя как журналист…
«…Господи, прости мою душу грешную за эту невинную ложь…»
— …надеюсь придать ему дополнительный импульс.
— Да?
В глазах Анны Тимофеевны засветилась надежда, словно Никита обещал ей вернуть погибшего живым и невредимым.
Эта реакция смутила его. Работа репортером уголовной хроники научила его быть нагловатым и развязным, но разве можно вести себя подобным образом с пожилой женщиной, к тому же лишившейся подспорья на старости лет?
— Я хочу написать статью, которая заставит местные правоохранительные органы тщательнее заняться этим инцидентом. Подхлестнуть их. Это чистая правда, — сказал Никита, посмотрев на вдову ясным взглядом, и для большей убедительности положил руку на сердце. — Но для этого мне необходимо как можно больше узнать о погибшем Юрии Петровиче Смагине.
Анна Тимофеевна улыбнулась.
— А ведь он из ваших краев, — сказала она.
— Вот как… А зачем он поехал к нам? Вы не знаете?
Анна Тимофеевна пожала плечами.
— Не знаю, — сказала она и опустила глаза.
Никита ей не поверил. Он взял очередной пирожок и принялся расхваливать его достоинства:
— Разве может покупное изделие сравниться с шедевром домашней кухни?
Анна Тимофеевна зарделась. Никита продолжил:
— Просто удивительно, что в Москве до сих пор сохранились люди, которые могут попотчевать своим, домашним, пирожком я не бегут в универсам, чтобы угостить гостя на скорую руку.
Польщенная Анна Тимофеевна разговорилась.
Оказалось, москвичкой — к своему неудовольствию — она стала три года назад, когда перебралась сюда ее дочь, особа, по всей видимости, энергичная и предприимчивая. Она купила матери эту однокомнатную квартиру и с головой ушла в бизнес.
Анна Тимофеевна почувствовала себя заброшенной.
В один из приступов отчаянного одиночества она решилась пойти на вечер знакомств для тех, кому за пятьдесят.