Это любопытно. Очень любопытно, подумал Никита.
Подошла официантка и положила на стол меню.
— Что вы будете, Владимир Михайлович?
— Право, не знаю. А что бы вы рекомендовали? — архивариус обратился к официантке.
По рекомендации официантки, Никита заказал два ростбифа на горячее и, с согласия архивариуса, бутылку водки и легкую закуску.
В ожидании официантки они обменялись несколькими фразами о погоде и работе. От выпитой водки лицо архивариуса зарумянилось. Он заметно повеселел, и пропала скованность.
Самое время спросить, решил Никита.
— Владимир Михайлович, если не секрет, что за личные причины не позволяют вам участвовать в проекте?
Архивариус вздохнул, поводил кругами рюмкой по столу и сказал:
— Видите ли… Как бы это сказать… Вы толкаете меня на конфликт с местной элитой.
Никита был поражен его ответом. И не сразу нашелся, что сказать.
— С какой элитой? На какой конфликт? — спросил он, задумчиво глядя на архивариуса.
— Ну как же? Фамилия Лагоев мне с самого начала показалась знакомой. И мои опасения подтвердились. Ведь ваш Лагоев — это тот самый Лагоев, у которого универсам в центре города?
— Ну и что?
— А то, Никита, что он весьма состоятельный человек. А по утверждению классиков марксизма-ленинизма, все крупные состояния нажиты неправедным путем. Иными словами — криминальным. Извините, но мне на старости лет ни к чему впутываться в криминальные разборки.
— Ваши опасения напрасны, Владимир Михайлович. Никто и ничто вам не угрожает. Тем более что Лагоев не криминальный авторитет, а заурядный жулик.
— Не мне судить об этом. Я здесь человек новый.
— Вот как?
— Ну, конечно же. Я перебрался в ваш город единственно потому, что у меня одно желание — тихо, мирно и спокойно скоротать свой век. И простите меня, Никита, я не смогу и, правду сказать, не хочу быть вашим доктором Ватсоном. Вот это и есть мои личные причины, по которым я вынужден отказаться от участия в вашем проекте.
Скоротать свой век в подвале среди пыльных папок с документами? И это выбор еще не старого человека? Хорошенькое дело.
По крайней мере сказано было честно и откровенно.
Наполнив рюмки, Никита спросил:
— И откуда вы пожаловали в наш город?
Лицо архивариуса тронула улыбка.
— Из культурной столицы России.
— Неужто из самого Питера?
— Из него самого.
— Неужели там негде было скоротать свой век?
— Знаете ли, за каждым поступком стоят личные мотивы.
— Конфликте криминалом?
Архивариус рассмеялся, запрокинув голову.
— О чем вы говорите, Никита?! Все гораздо проще. Мой сын женился, пошли внуки, и нам стало тесно. А с нашими доходами мы не могли купить квартиру в Питере. Зато у вас — пожалуйста.
Обычная житейская ситуация. Правда, разрешилась она не вполне тривиальным способом.
— А по внукам не скучаете?
— А я их вижу регулярно по скайпу.
Вот он прогресс двадцать первого века. Отпала необходимость общаться с внуками. Достаточно увидеть их по скайпу.
— Так выпьем за ваших внуков! И за скайп.
Они выпили еще, потом еще и еще.
Порядком захмелевшего архивариуса Никите пришлось везти на такси.
В машине архивариус что-то бормотал себе под нос. Никита не обращал на него внимания, пока тот не схватил его за колено и не сказал:
— Ах, Никита, Никита, брось ты это дело. За тебя так волнуется такая замечательная девушка. Светлана Александровна.
— И вас она подговорила посоветовать мне это? Отказаться от расследования?
— Ну да! Только тсс… Молчок. Никто об этом не должен знать. И уж тем более она, — сказал архивариус и захрапел.
«Заботливая ты моя», — подумал Никита.
Дома он сварил крепкого кофе из зерен и уселся за письменный стол. Через полчаса из-под его пера вышел отчет о проделанной работе с рекомендациями, как улучшить работу ДЭЗов.
Уснул он с приятным чувством исполненного долга и с чистой совестью перед Светкой. Теперь все увидят, что в нем не ошиблись и под него можно создавать отдел.
На следующее утро Никита бодрым шагом вошел в кабинет Егора Акимовича, Тот стоял под форточкой и курил.
— А… Наша молодая смена, — улыбнулся он.
В его улыбке было что-то нехорошее.
Егор Акимович отошел от окна и с достоинством занял служебное место за письменным столом, свободным от бумаг, но с компьютером, которым он пользоваться не умел.
— Наслышан, наслышан о твоих подвигах, — с нескрываемым сарказмом сказал он.
«О каких подвигах? — подумал Никита, ничуть не смутившись. — Ну да ладно. О подвигах — так о подвигах. Какая разница, о чем он наслышан».
— О тебе уже легенды ходят, — продолжил начальник. — И всего-то работаешь без году неделя. А репутация уже сложилась. Ты вроде красна солнышка за полярным кругом зимой — мелькнешь над горизонтом, и тебя только и видели.
— А я думал, зимой там полярная ночь, — сказал Никита.
Егор Акимович недовольно хмыкнул и выжидающе посмотрел на Никиту. Никита вызов принял.
— Занят был по горло. Работа, работа прежде всего.
Егор Акимович опешил от такой наглости и не сразу оправился.
— И чем же ты был занят? — ядовито спросил он наконец.
— Обходил ДЭЗы.
— Ботинки небось стоптал?
— Нет. Чего не было, того не было. Единственно потому, что недавно обзавелся новой обувью на толстой подошве. Зато в подтверждение своих слов могу представить отчет о проделанной работе. Прошу ознакомиться.
Никита положил на стол отпечатанный на принтере, получасовой труд, с его размашистой подписью от руки.
— У тебя не только ботинки на толстой подошве, — пробурчал начальник, доставая очки.
— А что еще? — поинтересовался Никита.
— Совесть!
На Егора Акимовича, более привыкшего к унитазам, чем к документам, две странички произвели гнетущее впечатление. Ему особенно не понравился заголовок «Докладная записка», выделенный жирным курсивом.
Недовольным тоном он сказал:
— Ну поглядим, что ты тут нацарапал.
Никита мгновенно оценил ситуацию.
— Ну я пойду, — сказал он, ретируясь к двери.
— Ступай-ступай, — ответил начальник.
— По ДЭЗам, — улыбнулся в дверях Никита.
Впереди у него был весь день.
Теперь на Первомайскую, десять. Там прошло детство Смагина, начало всех начал. До этой улицы на окраине города Никите пришлось добираться с пересадками. Наконец в автобусе объявили: «Первомайская».
Дом десять оказался в двух шагах от остановки. Никита вошел во двор. Обычная картина для окраины города: на длинной веревке от забора до забора, подпертой шестом, сохнет белье, песочница с малышом и девочка на качелях.
В дальнем углу за покосившимся столом трое, судя по виду, пенсионеров, вяло перекидывались в картишки.
От этой картины на Никиту повеяло однообразием и скукой провинциальной жизни.
Охватив взглядом мизансцену с картежниками, он направился к их столу. Никита знал, что с подобной публикой лучше всего налаживать отношения через магазин.
— Мужики, не подскажете, где здесь магазин поблизости? — спросил он.
К нему живо обернулись, бегло осмотрели с ног до головы, и ближний к нему картежник сказал:
— Как выйдешь со двора, направо. Здесь недалеко.
— Понял. Я мигом.
Магазин не баловал богатством выбора, но необходимое в нем было.
Десять минут спустя он вернулся к пенсионерам.
— Ну что, мужики, не возьмете меня в компанию?
— Играем на деньги, — сказал пенсионер в клетчатой рубашке с засученными рукавами. Он был на полголовы выше остальных, широкий в плечах и скуластый. Судя по решительному тону и по тому, как закивали головами на тонких шеях его приятели, он здесь был за главного.
— Идет. А это мой вступительный взнос, — сказал Никита и поставил на стол бутылку портвейна емкостью 0,8 местного розлива.
— Вот это дело, — оживились старики. — А то ходят тут разные.
Тут же нашлись стаканы, и пошла игра. Она прерывалась единственно на то, чтобы принять очередную дозу.
Играли молча и в некоторой степени профессионально, то есть партнеры главного, который банковал, более менее ловко подыгрывали ему. Общими усилиями они обули Никиту на триста рублей, что не противоречило его планам. Дальше пенсионеры играть отказались и уставились на него.
Никита достал из сумки вторую бутылку портвейна.
Суровые лица стариков смягчились до умиления.
— Петька, организуй закусон. И сам знаешь что, — сказал главный.
Петькой оказался старичок в потертой кепчонке и с очками на носу. Он вмиг организовал закусон и бутылку водки на выигранные деньги. Непочатую бутылку портвейна старики оставили про запас и принялись за водку. Карты отложили в сторону.
После первого же захода по водочке и бутербродов с колбасой за столом установилась дружеская атмосфера и завязался непринужденный разговор. Никита подкинул им тему — семья Смагиных. Их здесь помнили до сих пор.
— Михална была ничего себе баба, — так отозвался о матери Смагина пенсионер с белесыми глазами и челкой на лбу, предварительно шмыгнув носом.
— Нормальная, отзывчивая, — подтвердил Петька.
На предмет дать взаймы, догадался Никита.
— А вот муженек у нее был еще та сволочь, — сказал главный, и оба других пенсионера согласно закивали головами.
— Одним словом, хулиган.
— Слава богу, отдал концы. И настрадалась от него Михална.
— Так помянем ее добрым стоном, — предложил Петька.
Предложение поддержали единогласно. Выпили за упокой души Михалны.
— А вот за него пить не будем, — решительно заявил пенсионер с белесыми глазами. — Хоть он и помер. Да, Филиппыч? — обратился он к главному.
— Не будем, — согласился тот.
— Кстати, сын недавно последовал его примеру, — сказал Никита.
— Помер, что ли?
— А я о чем говорю?
— Неужто? А ведь он еще в соку должен быть. По возрасту, — засомневался Петька.