лось, очень способный был и послушный», «в переходном возрасте голос смешно ломался, пока не стал, как у отца, красивым баритоном», «а вредным был, мы вообще не знали иногда, где он, учебу запустил, музыкой дикой увлекся, пришлось даже репетиторов брать к институту». Время перед последним снимком пришлось на извержение вулкана: ведомый, хотя и не без норова, единственный ребенок в семье, обвешенный, будто знаками отличия, родительскими надеждами, неожиданно обрел независимость суждений и собственной судьбы. Отучившись четыре курса в МАИ, Митя заявил, что бросает институт, поскольку всегда был далек от авиации, а теперь заболел фотографией, в которой и видит свою профессию. Родители запаниковали, не представляя будущее сына без высшего образования, мать даже по-настоящему слегла с сердцем, отец предпринял психические атаки, предрекая безработицу и нищету. Однако сын не капитулировал. Он в хвост и в гриву эксплуатировал опрометчиво подаренный отцом и чуть не разбитый сгоряча матерью фотоаппарат, снимая свадьбы, пейзажи и корпоративы, в результате был замечен частным садоводческим журналом, куда и устроился работать штатным фотографом. Все бы хорошо, но армия. Отмазали связи знакомого терапевта, подкрепленные совместными финансовыми усилиями родителей и вставшего на непредсказуемую стезю сына в долях примерно десять к одному. Вспоминая за разговорами с подругой вольнодумство Мити, хозяйка в зависимости от затронутой темы пафосно завершает: «Представляешь, он мог бы сейчас работать на «Боинге» или на выгодных оборонных заказах, если бы не эта блажь с фотографией», «Все коррумпировано, ты не представляешь, какую взятку пришлось дать за откос от армии», «Мы с Жорой не представляем, как хобби способно стать профессией. Фотографировать-то каждый дурак может, взял аппарат и щелкай, ни образования не надо, ни навыков».
Дальше придется жонглировать семейными мемуарами по причине собственного отсутствия присутствия. Можно, допустим, представить жанровую фотографию с эффектом патины.
Только, значит, родители утерли пот со лбов, как отпрыск снова проявил самостоятельность, без предупреждения приведя в дом маленькую, красивую, смугленькую, будто креолка, девушку. Отец оторопел, мать сразу почуяла неладное, но оба выдержали фасон, приняли как подобает. Девушка после ужина осталась ночевать, а потом просто осталась. Протелепавшись полгода между исконной и приобретенной семьями, помощница юриста из садоводческого журнала стала женой и снохой-невесткой.
У хозяев свадьба была комсомольская, в нашей квартире, скромная по родительским деньгам и веселая по количеству народа, гитар, песен, плясок и подначек. Будущая супруга сына захотела, как водится в американских и успешно перенятых отечественных фильмах, быть принцессой со всеми сопутствующими атрибутами: с похожим на торт белым платьем, каретой, голубями, лимузином, рестораном, аниматором, какими-то финтифлюшками вроде свадебного домика, открыточек, рамочек, букетиков, подвязочек и прочая, и прочая. Торжество не могло состояться без дальнейшего свадебного путешествия в Италию, где, как известно, находится все самое-пресамое. Митя составил смету, включил в нее свое свадебное облачение, кольца, подарок невесте, после чего собрал родителей с обеих сторон на нейтральной территории в кафе для оглашения приговора. Слишком быстрое следование дорогостоящих событий и безапелляционность сына в отношениях с чужими деньгами чуть было не деморализовали хозяев. Но что делать, чадо-то одно, кровинушка. Жора, служа, по его выражению, на побегушках у своего друга-предпринимателя, тогда процветал, Шура работала, да еще иногда подрабатывала, исправляя тексты начинающих авторов, в общем, совместными финансовыми усилиями родителей двух семей сказку для детей удалось сделать былью. После свадьбы новобрачные поселились у нас, потому что в неотремонтированной, заваленной антикварной мебелью окраинной однушке существовать было невозможно, а в двушке невесты, кроме ее мамы с папой, проживал еще младший брат.
Маленькая креолка поначалу котенком сворачивалась в клубок, целиком помещаясь в любимом кресле хозяина и завораживая оттуда всех прекрасными темными глазами. Открытые к диалогу хозяева включали ее в обсуждение общественных и культурных событий, расспрашивали о работе, родителях, брате, беспокоились о здоровье, предлагали помощь. Новоиспеченная сноха не уклонялась от общения, единственное, не всегда понимала слова и специфический юмор представителей старшего поколения и тогда вопрошающе переводила взгляд прекрасных глаз на мужа. Муж всегда стоял на страже и после разговоров с женой за закрытой дверью своей, а теперь их, комнаты поощрял заботу родителей о любимой, но строго просил не унижать ее достоинства непонятными фразами. Стой же строгостью транслировались просьбы папе заехать с работы за продуктами, маме приготовить что-нибудь вкусненькое и обоим не оскорблять жену неприветливыми выражениями лиц. Таким образом, постепенно обстановка с двумя хозяйками, одной украшающей собой пространство, другой обеспечивающей это пространство всем необходимым, неприкаянным хозяином и окончательно утратившим родительское повиновение сыном становилась нездоровой.
Инициатором отселения молодоженов выступила свекровь, благо было куда. У невестки имелась двухкомнатная квартира, которую ей завещала умершая бабушка, правда, с живым дедушкой. Из-за наличия этого самого дедушки и произошла загвоздка — молодожены съезжать не хотели. Митя полностью поддерживал жену, которая тяжело переживала общение с больным, наполовину слепым и глухим человеком и сильно нервничала в его присутствии. Кроме тог о, молодая женщина совершенно не могла переносить неопрятность, ее буквально мутило от запаха старости, постоянных крошек на столе и невозможности навести порядок по своему усмотрению. Год хозяева держались изо всех сил, уворачиваясь от перебегавших между членами семьи электрических зарядов. Действуя как можно мягче, мать пыталась увещевать сына, что родителям тяжело тащить на своих плечах взрослых, считающих себя самостоятельными детей. Ладно бы уборка квартиры, ты, Митюш, только не обижайся, но и магазин, и готовка, не говоря уж про деньги, мы, конечно, понимаем, сами были молодые, хочется и в клуб пойти, и в кино, может, вам пожить самостоятельно, рассчитать бюджет… Митя обещал поговорить с женой, говорил, после чего креолка с видом оскорбленной добродетели собирала вещи, вызывала такси и молодожены перебирались к дедушке. Они не меняли места дислокации примерно недели две, в течение которых родители держали с сыном одностороннюю связь. Да, пап, все нормально, нет, мам, он чувствует себя плохо, уже дважды вызывали врача, да, приходится ухаживать, а вы как думали, старый человек, сплю отвратительно, здесь вся мягкая мебель продавленная, еле на работе держусь, кушаю, кушаю, как где, ходим в кафе, на кухне же невозможно готовить, ну как может хватать денег, если дедушке нужны лекарства, мы же не бросим больного человека… По истечении срока осознавшим свою вину свекру со свекровью даровалось помилование, и оскверненная добродетель, оберегаемая верным рыцарем, возвращалась под мрачные своды общей темницы.
Через год дедушка умер в больнице. Внучка была безутешна, обвиняла своих родителей, бросивших старика на произвол судьбы, беспорядочно металась по квартире, натыкалась на стоявшего столбом Митю и в изнеможении поднимала на него прекрасные заплаканные глаза. Митя молчал, но его горящий взгляд посылал красноречивый ответ: «Я с тобой, я всегда с тобой». В недоброжелательной атмосфере молодая семья протянула кота за хвост еще полгода, но готовилась и дольше.
За это время к стране подобрался кризис. Жора вместе с бизнесом друга зачах, Шурины подработки накрылись, пришлось ужиматься. Оставшиеся от дольче виты накопления решено было потратить на реализацию давней мечты — покупку загородной недвижимости в природно и инфраструктурно привлекательном месте.
Заодно открылась бы возможность перевезти туда мебельные раритеты, а освободившуюся однушку сдать. Митя идею одобрил как избавляющую его от ответственности за безбедную и бессмысленную родительскую старость. Пока подмосковные варианты планомерно исследовались на сайтах и колесах, были обновлены гардероб и фотоаппарат сына, поставлены брекеты невестке, в бывшей бабушкиной-дедушкиной квартире совместными финансовыми усилиями трех семей и мускулами гастарбайтеров произведен ремонт с заменой всего. Оставалось купить новую мебель, но тут родители со стороны жениха денежные вливания прекратили. Оскверненная добродетель вынуждена была ютиться среди старой неудобной рухляди, однако оставшимся примерно в такой же ситуации хозяевам стало все равно. Стало как-то моментально, ни укоризненное молчание сына, ни скорбные взгляды невестки не действовали, их просто перестали замечать.
Молодые переехали, забрав из Митиной комнаты удобный диван, а хозяева, перекрыв себе пути к отступлению, купили вместо дивана широкую кровать, переоборудовали комнату сына в спальню, завели меня, приобрели дом в Белых Омутах и сдали однушку.
За общий смысл отвечаю, а подробности ни подтвердить, ни опровергнуть некому — общие внутрисемейные отношения не способствуют спокойной откровенности.
Эк я печатать намастырился, чуть лапы не стер.
19 апреля
Щелк: сноха-невестка Ольга Викторовна, для родных и друзей Леля, 32 года, домохозяйка, красавица. Моя б воля, глядел бы на нее безотрывно и любовался, таращился бы и тащился. Тоненькая, головка маленькая, глазищи темно-карие огромные, носик точеный, губки в меру припухлые, зубки ровненькие. А румянец на смуглых щечках! А голосок! Что твой колокольчик, лель, лель, лель.
Как встретимся, не можем друг от друга оторваться, она прямо у двери меня гладить, я урчать, только присядет где-нибудь, я на коленки прыг, она давай меня разноцветными наманикюренными ноготками массировать, брр, экстаз, мурашки по коже. Только если подсчитать количество свиданий, когтей на всех четырех лапах много будет: в дни рождения хозяев они с Митей и дочуркой заезжают в московскую квартиру, а в весенне-осенние государственные праздники иногда на дачу.