Драматург тяжело вздохнул и печально промолвил:
— Друзья мои, к сожалению, мне не удалось расчистить дорожку к разуму Императора. Дружеская беседа подействовала на него не как лекарство, а, напротив, обострила его недуг.
— А что тебе пришло в голову представить нас опричниками? — с заинтересованностью спросил Олигарх.
— Мне подумалось, раз Император до этой болезни был актером, то, возможно, играл в спектаклях царей. И, может быть, где-то глубоко в его сознании остался след от роли Императора. Мужчина он видный и вполне мог сыграть самого Ивана Грозного, опорой у которого были опричники. Вот я и брякнул наугад, для завязки разговора.
— И, кажется, угадал, — вступил в разговор Иван Степанович, — было заметно, как он возбудился, услышав, что опричники собираются освободить его из темницы. Не знаю, друзья, согласитесь вы со мной или нет, но я полагаю, что Император нам не помощник в создании пьесы. А время у нас с каждым днем сокращается, как шагреневая кожа.
— Я полностью с тобой согласен, — грустно поддержал Драматург, — и неизвестно, какое наказание персонально для нас придумает главный врач за срыв его задания.
— Какое бы наказание ни последовало, оно будет нам не на пользу, а во вред в первую очередь нашему плану совершить побег, — жестко отреагировал Олигарх.
— У тебя созрел план побега? — тихо поинтересовался Драматург.
— В целом нет, — так же тихо ответил Олигарх, — пока что наметились его контуры. Но мысли движутся в нужном направлении. Как план созреет полностью — оповещу вас, расскажу в деталях. А вы должны постоянно находиться в полной боевой готовности. По моему сигналу действовать решительно и полностью мне подчиняться. Вы согласны?
— Согласны! — почти одновременно отозвались Иван Степанович и Драматург.
— Только в психушке начинаешь по-настоящему ценить свободу, — добавил Драматург. — Ради свободы я готов пойти на любой риск.
— И я, — кивнул Иван Степанович.
— Вот и отлично, — одобрил Олигарх. — А насчет пьесы, думаю, ничего у нас не получится. Чтобы подготовить пьесу, нужны месяцы, а у нас жалкие считанные дни. К тому же и сценарий до сих пор не придуман. Тот бред, что нес несчастный Император, по-моему, совершенно непригоден для сценария. Ты как думаешь. Драматург?
— Надо покумекать над его бредом? — раздумчиво ответил главный ответственный за пьесу. — Может, в сумасшедшем доме такой бред и будет кстати. Правда, я не совсем уверен в этом, но надо помозговать. Тише, друзья мои, к нам идут.
К ним неспешно подошли двое в белых халатах. Одним из них был медбрат Фима, а вторым — мужчина, похожий на Фиму комплекцией и лицом, но, если судить по его лицу, то он выглядел старше своего спутника.
— О чем секретничаете, господа артисты? — меланхолично спросил Фима, явно не нуждаясь в ответе.
— Обдумываем сценарий пьесы, постановку которой поручил нам главный врач Сергей Петрович, — ответил Драматург, поднимаясь с места.
— Да сиди ты, — махнул рукой Фима, — я вам не начальник. Вы находитесь под личной опекой самого Сергея Петровича. Пока, конечно. Посмотрим, что за пьесу вы поставите. Если она не понравится Папе, я вам не позавидую.
— Мы стараемся, медбрат Фима, — польстил Драматург, садясь на прежнее место.
Фима кивнул на своего спутника и представил его:
— Знакомьтесь, это мой сменщик, медбрат Антип. К слову, он мой родной брат, на несколько годочков старше меня. Слушайтесь его. Антип впервые заступает на эту службу. Он в курсе, что у вас свободный режим, можете передвигаться по больнице в любом направлении, беседовать с любыми пациентами, которые вас заинтересуют. Антип тоже любит общение, особенно когда находится в хорошем расположении духа. — Фима многозначительно усмехнулся и добавил: — Сегодня у моего брата хорошее настроение, его можно понять, у человека первая трудовая вахта в нашей клинике.
Вскоре станет понятно, что имел в виду Фима. Антип, наверное, хорошо обмыл первую трудовую вахту на новом месте, так как от него изрядно несло спиртным.
— Ну, ты иди, брательник, — махнул рукой Антип и расположился на скамейке возле Драматурга. — Отслужил смену — гуляй смело, имеешь право на отдых. Я сам разберусь в обстановке.
— Ладно, разбирайся, — кивнул Фима и, позевывая, покинул второй этаж.
Антип некоторое время молчал, переводя нетрезвый взгляд с одного «артиста» на другого, потом, наморщив в раздумье лоб, слегка обнял Драматурга за плечи и, выдыхая на него пары спиртного перегара, заговорил:
— Ребята, если вы не возражаете, я вас немного проинформирую о себе — кто я такой и почему вдруг оказался в этой психушке в должности медбрата. Или вы не хотите меня слушать?
— Хотим, — кивнул Драматург.
— Было бы интересно, — отозвался Иван Степанович.
— Для нас это большая честь, медбрат Антип, — с самым серьезным видом заявил Олигарх.
— Вижу, что вы действительно почти нормальные мужики, с вами интересно будет поговорить, — удовлетворенно подытожил Антип, — не то что прежние мои подопечные, сплошные молчуны.
— А где вы прежде работали? — деликатно осведомился Иван Степанович.
— В городском морге, патологоанатомом, — обыденным тоном ответил Антип. — Работа была не тяжелая, но скучная, поговорить не с кем было. Но не сама обстановка морга угнетала меня, а низкая зарплата — у меня трое детей и жена инвалид. Словом, еле сводил концы с концами. Хотя мы с Фимой приходимся родственниками главврачу этой клиники по линии его жены, но я не решался напрямую обратиться к Сергею Петровичу за помощью. Я и Фиме не жаловался на свою нужду. Но недавно он побывал у меня дома и ужаснулся, увидев крайнюю бедность, в которой живет моя семья. Он здорово отругал меня за гордыню, как он выразился, за то, что я не обращался за помощью к родственникам. После этого Фима лично попросил Сергея Петровича устроить меня в данную клинику. Вот так я оказался на этом месте. Здесь зарплата вдвое выше. Теперь житуха будет полегче. Вот так, ребята, выходит, что все упирается в деньги. А ведь встречаются люди, на которых буквально с неба сваливаются дензнаки, а они эти деньги сжигают на костре.
— Я, например, не встречал такого человека, который сжигал бы деньги на костре, — удивленно обронил Драматург, буквально задыхаясь от водочного перегара, выдыхаемого на него Антипом. Сделать замечание медбрату он не решался, чтобы при первом же знакомстве не испортить отношения с дежурным по этажу.
— Не встречал? — усмехнулся Антип. — А я лично такого человека сегодня видел. Его вечером определили в шестнадцатую палату, что на первом этаже. При желании, можете встретиться с ним. Любопытный тип, весь обросший, как леший из болота. Но рассуждает вроде нормально, однако какой он нормальный, если сжигал деньги на костре. Конечно, сумасшедший. Поэтому и оказался здесь.
— Разумеется, сумасшедший, — подхватил Олигарх, напряженно о чем-то думая. — Человек в здравом уме никогда не совершит такую глупость, не откажется от денег. Ведь имея много денег, можно такую красивую жизнь себе устроить! — Эти фразы Олигарх произносил с особым ударением, они были специально направлены непосредственно в душу Антипу, который заинтересовал Олигарха как человек, любящий деньги, который за приличную сумму может в будущем помочь в исполнении плана побега. Конечно, подход к Антипу должен быть осторожным и постепенным.
— Я рад, что у нас совпадают мнения о деньгах, — продолжил Антип и, убрав руку с плеч Драматурга, закурил сигарету. — Во время работы в морге меня настойчиво стали посещать новые мысли, которые раньше и в голову не приходили: «Зачем мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и естественный конец каждого? И лечить больных не надо. Ведь известно, что страдания ведут человека к совершенству. По-моему, в Библии об этом прописано, только не помню в каком месте. И не следует мешать людям сходить с ума. Ведь на все Божья воля!» Вы со мной согласны?
— Это сложные философские вопросы, — заметил Драматург, — сразу и не ответишь.
Антип, довольный, что своими вопросами он поставил в затруднительное положение собеседников, с удовольствием продолжил:
— Я думаю, что люди болеют и нужду терпят оттого, что Господу милосердному плохо молятся. Вы согласны со мной?
— Трудно с вами не согласиться, уважаемый Антип, — откликнулся Олигарх. — Очень правильные мысли.
— Вы, Антип, как мы видим, глубоко религиозный человек, — вступил в разговор Иван Степанович.
— Можно сказать, я верую в Господа нашего Иисуса Христа, — кивнул Антип и придавил окурок сигареты в кадушке с цветком, — правда, не до такой степени, как следовало бы, но оно как-то спокойнее, когда помолишься. Хотя, честно признаюсь, мало молюсь. Надо чаше молиться — и воздастся. И вас призываю чаше молиться.
— Будем молиться, брат Антип, — пообещал Драматург.
— Усердно станем молиться, чтобы наши мечты осуществились, — заверил Олигарх.
— Вот и славно, — с удовлетворением промолвил медбрат и, вздохнув, добавил: — Эх, где бы сейчас стаканчик спиртика достать! Так хочется опохмелиться. Но ничего не поделаешь, придется потерпеть, надо идти на свое служебное место. Первая вахта, надо соблюдать дисциплину. — И, вновь вздохнув, Антип неторопливо отправился паевое место, сопровождаемый ироничными улыбками троих «артистов».
Через минуту Драматург нарушил молчание:
— Ну и типаж, этот Антип. Прямо философ. Полагаю, что к нему вполне подходит известное высказывание Маркса: «Бытие определяет сознание». Пообщался в морге с покойниками и приобрел мудрые мысли. Ну, да бог с ним, с этим Антоном. Меня заинтересовал новый пациент, помешенный в шестнадцатую палату, тот, что сжигал на костре деньги. Любопытный типаж. Хотелось бы с ним поговорить.
— Ну и поговори, кто мешает? — отозвался Олигарх. — Пригласи за компанию Ивана Степановича.
— Ты нес нами?
— А я, друзья мои, поговорю по душам с Антипом. Самое подходящее время. Жаль, что у меня нет пол-литра водки, которая послужила бы самым хорошим ключом к задушевной беседе. Но ничего, попытаюсь сыграть на его жадности к деньгам. Мне нужен мобильный телефон, и я очень надеюсь, что Антип продаст мне его.