— Продаст телефон? — вмешался в разговор Иван Степанович. — Но где ты возьмешь деньги?
— Деньги не проблема, — многозначительно улыбнулся Олигарх, — главное, найти надежного продавца. Думаю, что Антип как раз и подходит на роль продавца.
— Ты сказал, что деньги не проблема?! — удивился Драматург, с интересом поглядев на Олигарха. — Это секрет? Может, ты держишь миллион в сейфе у главного врача?
— Очень остроумно, — усмехнулся Олигарх. — И никаких секретов от вас у меня нет, а есть два счета на предъявителя в разных банках. О них никто не знает. Умные люди вовремя подсказали, что на всякий аварийный случай неплохо иметь такие счета. Вот теперь они кстати.
— Ты, господин Олигарх, весьма практичный человек, — улыбнулся Драматург, — но как ты снимешь деньги со счета, находясь в этой, как выразился Император, темнице?
— Эта процедура не так сложна, как ты думаешь, — поднялся Олигарх. — Был бы мобильный телефон. Я иду к Антипу. Пожелайте мне удачи.
— Ни пуха ни пера, — пожелал Драматург. — А мы сходим в шестнадцатую палату. Интересно поговорить с человеком, который сжигает деньги на костре.
— Иван Степанович молча перекрестил уходящего Олигарха в спину.
Палата № 16 — на четыре койки с одним зарешеченным окном. С потолка свисает засиженная мухами лампочка, от которой исходит тусклый свет, слабо освещающий три кровати с закатанными на них в рулоны старыми затасканными матрасами, поверх которых лежат мятые подушки грязновато-серого цвета. На четвертой кровати, у окна, в синей больничной пижаме, понуро сидит мужчина среднего роста с длинными, до плеч, черными волосами и с черной окладистой бородой. Пока он один в палате, но, похоже, не это обстоятельство огорчает его. Какой-то внутренний червь грызет его душу, он часто вздыхает, бросает косые взгляды на решетку окна и время от времени осеняет себя крестным знаменем.
С разрешения дежурного по этажу медбрата в палату вошли Иван Степанович и Драматург. Хотя при их входе дверь дважды скрипнула, но бородач на эти звуки никак не отреагировал. Мужчины переглянулись между собой, и Драматург шепнул товарищу:
— Будем говорить, что мы временно заселены в эту палату. Так легче наладить контакт. Не засыпай сразу вопросами. Пусть у него самого появится желание рассказать свою историю.
Иван Степанович согласно кивнул, они подошли к бородачу и сели на кровать напротив. Бородач даже не взглянул на них.
— Уважаемый товарищ, извините, что мы нарушили ваши грустные раздумья, — мягко обратился Драматург к бородачу, — мы тоже жертвы беззакония, в эту психиатрическую больницу были помешены по беспределу. Мы переселены в вашу палату временно, в нашей — начался ремонт. Постараемся не нарушать вашего покоя.
— Да какой может быть здесь покой, за этой решеткой?! — неожиданно горячо воскликнул бородач, взглянув на новичков, и вытер мокрые от слез глаза рукавом больничной пижамы. — Господи, освободи нашу несчастную страну от произвола слуг дикого капитализма. Посудите сами, меня лишили свободы только за то, что я сжег деньги, которые упали с неба. Спросите, почему я это сделал? Ответ мой простой. Деньги — это зло, от которого надо избавляться. Мне они совершенно не нужны. Мы с дружком спокойно жили своим натуральным хозяйством. Мне не нужны были эти проклятые бумажки, которые принято называть деньгами. Когда на меня с неба свалился рюкзак, набитый деньгами, то я подумал, что это Господь испытывает меня — буду я накапливать богатство на Земле или откажусь от него в пользу духовного богатства на Небесах. Полагаю, что испытание Создателя я выдержал. потому что сжег всю эту огромную кучу денег. И не сожалею об этом. Не сожалею и, более того, рал, что не поддался искушению. Теперь я понял, по чьему злому навету очутился в этой психиатрической лечебнице. Уверен, что это дело рук Эдуарда Крутова, который отомстил мне за свое унижение. А унизил он самого себя, моей вины в том нет. Жадность затмила разум Эдуарда Родионовича. По справедливости, это он должен лечиться от психическою заболевания, а не я. Чувство мести разъедало его грешную душу, и он нашел способ отомстить мне. А ведь месть есть наслаждение души мелкой и низкой. Ну, да Бог с ним. Я буду молиться за него. — Бородач перекрестился, на некоторое время замолчал, тяжело вздохнул и грустно посмотрел в зарешеченное окно. Иван Степанович и Драматург не спешили с вопросами.
Через некоторое время бородач перевел на них свой печальный взгляд и более жестко промолвил:
— Как я теперь понял, чтобы выжить в этом мире, надо быть негодяем.
— Я полностью согласен с вашим мнением, — отозвался Драматург. — Хотелось бы дополнить к сказанному вами, что чем выше должность занимает какой-нибудь чиновник, тем он больший негодяй и взяточник. Если ты не играешь в их игры, то ты не нормальный человек, а сумасшедший. Вот такой парадокс сложился в современном, так называемом демократическом обществе.
Бородач с заинтересованностью посмотрел на Драматурга и потеплел лицом.
— Приятно встретить в дурдоме единомышленника, — дружески ответил он и протянул руку. — Давайте знакомиться, меня зовут Николаем. По образованию геолог, кандидат наук. Десять лет тому назад преподавал в университете, ушел в тайгу, стал отшельником. И ни дня не пожалел о своем новом статусе.
— Очень приятно, — ответил Драматург, пожав сильную мозолистую ладонь Николая, — мы с вами в некотором роде коллеги. Я филолог, тоже кандидат наук и тоже преподавал в университете — до определенных событий, благодаря которым оказался в данном веселом учреждении. Зовут меня здесь Драматургом.
— Необычное имя, — слегка удивился Николай.
— Это прозвище, но я привык к нему.
— Пусть — Драматург, — согласился Николай, — в конце концов, не имя красит человека, а наоборот.
— Это верно, — согласился Драматург и кивнул на товарища, — а это мой друг по несчастью, зовут его Иваном Степановичем.
Иван Степанович и Николай пожали друг другу руки.
— Как я понял, эта странная история произошла с вами в тайге? — спросил Драматург Николая. — Извините за любопытство, но вы сказали, что на вас с неба свалился рюкзак с деньгами. Этот факт, если он был в действительности, мне показался весьма странным, хотя вы кажетесь мне совершенно адекватным человеком. Если вам неприятно вспоминать эту историю, то я не настаиваю.
— Напротив, я охотно расскажу, что со мной произошло, — с грустными нотками ответил Николай, — если бы эта история произошла с кем-нибудь другим и он мне ее рассказал, то я, скорее всего, не поверил бы в нее. Однако что было, то было. Хотите — верьте, хотите — примите за сказку. Почему я решил уйти в тайгу и стать отшельником? Да потому, что мне осточертели суета и ложь современного сумасшедшего мира. Душа запросила покоя. А ведь покой и довольство человека не вне его, а в нем самом. Попробую уточнить эту мысль. Обыкновенный человек ждет хорошего или дурного извне, а мыслящий — от самого себя. Вот и ушел я в тайгу, взяв с собой плотницкий инструмент, ружье с патронами и кавказскую овчарку по кличке Дружок. Обустроился я в глухой тайге довольно быстро. Природа мне помогала. Дни были теплые, ясные, с голубым небом. Хозяйство мое состояло из обширной поляны, которую с трех сторон, подковой обступали столетние кедры и липы, с четвертой стороны была моя хижина, за ней большой огород. Тот памятный день выдался особенно солнечным. С лип неслышно слетали, кружась, первые пожелтевшие листья. Посреди поляны я, по обыкновению, развел небольшой костер, на котором варил в котелке уху. Время от времени помешивал варево деревянной ложкой и пробовал на предмет готовности. Поблизости лежал Дружок. В синем небе звенел жаворонок. Его серебряный звон вдруг перебил звук высоко летящего самолета. Я машинально посмотрел вверх и увидел, как от самолета отделился какой-то предмет и быстро полетел вниз. Сначала я подумал, что это летит парашютист, который вот-вот раскроет парашют. Но парашют не раскрывался, а неведомый предмет стремительно приближался к земле, к моему удивлению, прямо к моей поляне. Через несколько секунд этот предмет глухо шлепнулся недалеко от костра, разметав воздушной волной огненные искры и пепел из костра.
— Вы рассказываете в таких подробных деталях, словно опытный писатель, — не сдержался от похвалы Иван Степанович.
— Порой детали многое объясняют, друг мой, особенно психологию происшедшего события, — задумчиво отреагировал Николай и продолжил: — Так вот, когда этот предмет упал с неба, то, признаюсь, я не сразу подошел к нему, а некоторое время удивленно смотрел на него. Дружок взъерошил шерсть на загривке и угрожающе зарычал. Когда я понял, что загадочный предмет опасности не представляет, подошел к нему и увидел, что это обычный большой чемодан, но развалившийся на части от удара о землю, а в нем черный, наполненный чем-то под завязку рюкзак. И мы с Дружком решили посмотреть, что нам Бог послал. Я развязал у рюкзака шнур, стягивающий его горловину, и… разочарованно говорю Дружку: «Не повезло нам с тобой. Я, грешным делом, подумал, что в рюкзаке окажется какая-нибудь полезная для нас вещь, а он полностью набит деньгами. Зачем они нам? Мы бы от сковородки не отказались…» Я оттащил рюкзак с деньгами к ближайшему кедру, сходил в свою хижину за топором, разрубил части сломанного чемодана на куски и сложил их у костра. Но это было только началом драматической истории. Через какую-то минуту сбоку послышался шелест чьих-то шагов по опавшим сухим листьям. Затем на край поляны вышел, пошатываясь, плотный мужчина среднего роста, в камуфляжной форме, порванной в некоторых местах, в камуфляжной глубокой кепке и «омоновских» ботинках. На его плече было двуствольное ружье, из-под распахнутой на груди куртки, на заметном брюшке — патронташ, а на полном лице — усталость и отчаяние. Незнакомец увидел нас, и на его лице проклюнулась жалкая, но радостная улыбка. «Здравствуй, добрый человек! — произнес он, тяжело дыша. — Я уж потерял надежду выйти к людям…» — «Здравствуй, мил человек! — от