— Какой ужас, — проговорил он с нарастающей тревогой, — они стали грызть друг другу лица и плечи. Не пойму, что же такое с ними происходит? И как с ними поступить?
— Я доложу прокурору Москвы, а уж он будет решать их дальнейшую судьбу с медицинскими светилами, — ответил Соколов. — Главное, никого к этим людоедам не подселять.
— А как быть с Алиджановым? Хотели же и его сюда?
— Полагаю, что лучше будет, если оставить его одного в карцере. Для его же пользы.
— Возражений нет, — кивнул полковник и полез в карман за сигаретами.
Гриша заметил, что пальцы у начальника Бутырки мелко подрагивают, и искренне посочувствовал в душе этому заслуженному полковнику, который, можно сказать, почти всю свою жизнь провел среди людей, пораженных самыми низменными пороками, среди человеческой грязи. Какими же душевными силами надо обладать, чтобы выдерживать все это, оставаясь нормальным человеком?! Да, в таком месте, как Бутырка, могут работать только воистину мужественные люди.
Когда вернувшийся Дубов запер замок на двери 669-й камеры и вместе с контролерами увел оставшихся подследственных в 1-ю камеру, полковник предложил Соколову и Григорию:
— Ну что, мужики, посмотрим, как ведет себя Алиджанов? А потом поднимемся ко мне и примем по рюмочке коньячку… Полагаю, нам всем не помешает немного успокоить нервы.
— Нет, Сашенька, смотри в карцер один, а мы с Григорием поедем в прокуратуру, — возразил Соколов, — трупов у тебя нет, и делать нам здесь нечего.
— Что-то с памятью твоей стало, Васенька, — прищурился полковник, — а труп эксперта-криминалиста?!
— Ну, это, дорогой мой, несчастный случай, — парировал Соколов, — тут уголовное дело возбуждаться не будет. Да, жаль мужика. Казалось бы, уж он-то, как криминалист, должен быть привычен к разным неожиданностям, а смотри ж, не выдержал.
— Может, оттого и не выдержал, что сердце его намучилось за годы от разных переживаний, а этот случай оказался последней каплей, — вздохнул Волков и глубоко затянулся сигаретным дымом. — Видно, чужое горе Юрий Ефимович принимал как свое. Что ж, наверное, у нас, юристов, такая доля, — вновь вздохнул полковник и предложил:
— Пошли ко мне, помянем его душу.
— Непременно помянем, только во время панихиды, — возразил Соколов, — а в рабочее время нам некогда расслабляться. Ты уж извини, Сашенька. Аза приглашение спасибо.
— Ты, может быть, подумал, что я выпивать стал? — вскинул брови Александр Семенович. — Отнюдь. Я не собираюсь сдаваться всяким нервным перегрузкам. Более того, стал по системе Иванова обливаться холодной водой. Замечательное средство. Стрессы как рукой снимает.
— Я в тебе и не сомневаюсь, — дружески улыбнулся Соколов. — Рад был случаю повидать тебя. Ну, проводи нас, если есть несколько свободных минут.
— Что ж, не смею задерживать — разочарованно развел руками начальник Бутырки, — как припоминаю, ты у нас на факультете был одним из самых деловых парней. Заходите почаще, хотя…
— Нет, дружище, лучше ты к нам, — улыбнулся Василий Андреевич, — после посещения твоего следственного изолятора целую неделю смотрю кошмарные сны. А после сегодняшних ужасов за месяц не очухаться.
— С непривычки тяжело, — подтвердил Волков, усиленно досасывая сигарету. — Был бы ты на моем месте — привык бы так же, как и я. Кому-то ведь надо нести этот тяжкий крест.
— Наверное, привык бы, — согласился Соколов, — хотя не уверен.
Они пошли по коридору к турникету и, неспешно переговариваясь, дошли до конца коридора. И тут полковник не удержался, потянул Соколова к карцеру, в котором был заперт Алиджанов.
— Все же глянем, что он там делает?
Втроем подошли к камере. Полковник с нескрываемым интересом припал к глазку. Смотрел долго, елозя крутым лбом по железу двери. Через некоторое время, отпав от глазка, тревожно выдохнул:
— Алиджанова нет в камере! Что за чертовщина?! — и он с силой дернул за ручку двери. Дверь была заперта.
— Как это нет?! — удивился Соколов. — Не мог же он сквозь бетонный пол провалиться.
— Посмотри сам, — уступил ему место у глазка полковник. — Еще немного — и я сегодня сойду с ума.
Василий Андреевич посмотрел в глазок освещенного карцера. Камера была пуста: серые, затянутые островками грибка стены, выщербленный, поблескивающий скопившейся влагой цементный пол.
— Жуткий бетонный мешок, — покачал головой Соколов, отступая от глазка, — однако Алиджанова там действительно нет. Странно. Может быть. Дубов увел его в первую камеру?
— С какой стати?! — недовольно буркнул полковник. — Я ему такого приказа не давал.
Григорий тоже посмотрел в камеру. Убедившись, что она пуста, он отошел в сторонку и почесал затылок. «Что еще за сюрприз приготовил нам черный квадрат? — подумал он беспокойно. — Куда исчез Алиджанов? Не испарился же он, в конце концов?!» Задавая себе эти мысленные вопросы, Григорий где-то в глубине души надеялся услышать ответ уже ставшего привычным невидимого простуженного голоса. Но на этот раз никакого ответа возле его уха не последовало и завихрения, похожего на неожиданный сквозняк, не произошло. Из короткого раздумья его вывел рассерженный голос начальника СИЗО:
— Старший прапорщик, бегом ко мне!
Показавшийся в противоположном конце коридора Дубов, позвякивая связкой ключей, побежал к полковнику. Не добежав трех шагов, он остановился, козырнул и, тяжело дыша, доложил:
— Товарищ полковник, ваше приказание выполнено. Подследственные в количестве четырех человек переведены без происшествий из шестьсот шестьдесят девятой в…
— А где у тебя содержится арестованный маньяк Алиджанов? — тихо, но с металлическими нотками в голосе перебил его Волков.
— Как где? В этой камере, товарищ полковник, — настороженно ответил Дубов, кивнув на карцер. Предчувствуя неладное, он выбрал из связки нужный ключ и подошел к камере. По привычке заглянув в глазок, он тут же испуганно воскликнул:
— Но его там нет, товарищ полковник!
— Интересная новость! — колюче усмехнулся начальник Бутырки. — А где же он у тебя?
— Это невероятно, он же был здесь! — округлил глаза Иван Алексеевич и подергал ручку двери. — Кроме меня, никто не мог открыть. А запасные ключи у вас в сейфе, товарищ полковник.
— Верно, — подтвердил Волков, с трудом сдерживая нарастающее раздражение. — Так где же у тебя содержится подследственный Алиджанов?
— Надо хорошенько проверить камеру, — севшим голосом обронил Дубов, вставляя ключ в замочную скважину, — может быть, какой-нибудь подкоп сделал…
— Что чепуху несешь?! — недовольно оборвал полковник. — Какой подкоп в железобетоне метровой толщины? Давай проверяй. Не найдешь — сам сядешь в этот карцер. А выйдешь из него только через собственный подкоп.
Вытерев рукавом вспотевший лоб, Дубов неуверенной рукой вставил ключ в скважину замка и, трижды повернув его, посмотрел на полковника.
— Чего ждешь? — не без иронии бросил полковник. — Входи, ищи подкоп.
Глубоко вздохнув, Дубов распахнул дверь и шагнул в камеру.
То, что произошло в следующую секунду, было не для слабонервных.
Сверху, откуда-то с потолка, на Дубова спрыгнуло какое-то рычащее существо, сбило его с ног и, отскочив в угол камеры, замерло в угрожающей позе. Нетрудно было узнать в этом существе маньяка Алиджанова. Сразу было заметно, что поведение его значительно изменилось, стало агрессивным, глаза пылали злобным желтым огнем. В его напряженной позе угадывалась готовность к прыжку, к действию. В следующий момент, широко шагнув вперед, он перепрыгнул через лежащего на животе старшего прапорщика и, выскочив в коридор, побежал по нему, словно легкоатлет.
— Надо связать, — бросил Григорий, — кто знает, на что он сейчас способен. У кого есть наручники?
— Возьмите, — протянул наручники Дубов и сел на пороге карцера. — От такого стресса и кончиться можно. Вот мерзавец. Как это он умудрился держаться под потолком? Там ведь ухватиться не за что! Поразительно. Специально поджидал, чтобы напасть. И если бы я оказался один, он наверняка постарался бы разделаться со мной.
— Похоже, у него остались старые привычки маньяка поджидать свою жертву в укрытии и нападать неожиданно, — торопливо проговорил Григорий, забирая у Дубова наручники. — Думаю, он все же боится нас и нам удастся его связать. — И Григорий побежал вслед за Алиджановым, который уже приближался к металлической решетчатой перегородке в конце коридора.
— Я с тобой, — сбросив с себя оцепенение, выдохнул Соколов и побежал за ним.
В это время Алиджанов добежал до решетки (от которой с противоположной стороны с испугом отскочила девушка-сержант) и, ударившись в нее с разбегу, с рычанием стал грызть стальные прутья.
Григорий не добежал до маньяка метра три. Остановившись, он подождал Соколова. Подбежавший Василий Андреевич предложил:
— Возьмем его одновременно с двух сторон за руки, а я сделаю ему подсечку. Валим и связываем. Идет?
— Блестящий план, — кивнул Григорий, — вот только согласится ли на это Алиджанов. Подозреваю, что у него изменились физические показатели в большую сторону. Однако отступать некуда. В любой момент вместо стальных прутьев он может вцепиться зубами в наши глотки. Берем!
Подбежав к рычащему Алиджанову, они схватили его за руки, но тут же поняли, что их планам не суждено сбыться. Маньяк без особого напряжения стряхнул их со своих рук, словно котят, и, угрожающе ощерившись, пошел на них, широко расставив руки.
Григорий и Соколов поневоле стали пятиться, не зная, как теперь им поступить. Кровь отхлынула от их лиц, а в ногах появилась ватная слабость. И тут из-за их спин неожиданно грохнули два выстрела. Запахло порохом. Это в Алиджанова выстрелил полковник. Маньяк издал какой-то рычаще-булькающий звук и, закатив глаза, медленно осел, а затем растянулся на полу вверх лицом.
— Саша, что ты наделал?! — воскликнул пораженный Соколов и уставился на начальника Бутырки. — Ведь ты убил его.
— Не думаю, — на удивление спокойно ответил Волков, — к тому же я спасал жизнь сотрудников прокуратуры при нападении на них вышедшего из-под контроля маньяка. — Он спрятал пистолет в наплечную кобуру. — Разве не так, Василий? Вы же сами убедились, как он стал силен. Ты что же, хотел, чтобы я ждал, когда он вас задушит?