— Сорокин-то? Здесь. Все тут, кому положено.
Василий Андреевич одобрительно кивнул и, внимательно посмотрев на Григория, тихо приказал ему:
— Иди вперед. Поговори мысленно с тем простуженным голосом. Может быть, он что-нибудь подскажет.
Григорий в недоумении остановился у порога квартиры.
— При чем здесь это, Василий Андреевич? Какая связь?
— Сейчас узнаешь какая, — сухо бросил Соколов и слегка подтолкнул Григория в плечо, — иди!
Недовольно покачав головой, Григорий прошел в прихожую прекрасно обставленной пятикомнатной полногабаритной квартиры. В нос ударил застоявшийся тошнотворный запах свернувшейся крови. Обернувшись к Соколову, он спросил:
— Василий Андреевич, я не совсем понимаю смысл моего присутствия здесь? Ведь есть следователь районной прокуратуры…
— Проходи-проходи, потом поговорим, — сердито и несдержанно ответил Соколов, чего с ним прежде не случалось.
Услышав их разговор, из зала вышел невысокий плотный брюнет с карими внимательными глазами. На нем была служебная форма юриста второго класса. И Соколов, и Григорий были знакомы с ним. Это был уже достаточно опытный следователь районной прокуратуры Николай Михайлович Сорокин. Кивнув вошедшим в знак приветствия, он пригласил их в зал.
— Как вы и просили, Василий Андреевич, место происшествия сохранено в первоначальном виде. Понятых я отпустил. Протокол осмотра составлен, а такой запах не каждый может долго выдеру живать.
— Спасибо, Николай, — ответил Соколов и пропустил вперед Григория.
Григорий шагнул в освещенный хрустальной люстрой зал и обмер от увиденного ужаса. На некоторое время ему показалось, что он видит все это во сне, как в случае с оборотнем.
— Ты что побледнел? — спросил Соколов, внимательно наблюдая за выражением его лица.
— А что мне — улыбаться?! — сам того не ожидая, огрызнулся Григорий. — И вообще, Василий Андреевич, мне непонятно ваше столь пристальное внимание к моей скромной персоне.
— Непонятно, говоришь? Сейчас, надеюсь, поймешь. Если, конечно, ты здесь уже не был.
— Что вы этим хотите сказать? — задохнулся от необоснованного подозрения Григорий. — Вы отдаете себе отчет…
— Отдаю, — жестко бросил Соколов. — Смотри сюда. Что ты на это скажешь?
Григорий посмотрел в том направлении, куда указал Василий Андреевич, и ему стало не по себе. Он вытер вспотевшие ладони платком и, не двигаясь с места, присмотрелся. На коричневом кожаном кресле в луже крови лежала… голова человека. Похоже, мужчины. Темно-русые волосы были спутаны, веки опущены, тонкие губы плотно сжаты. Упитанное лицо с крупным мясистым носом было рисового цвета, а посредине высокого лба четко выделялся… черный квадрат, словно прижженное клеймо. Точно такой, какой был у тех троих, в Бутырке. «Так вот чем объясняется столь холодное обращение со мной Соколова, — с горечью подумал Григорий. — Значит, из-за этого черного квадрата он и притащил меня сюда. Получается, что Василий Андреевич подозревает меня в этом гнусном убийстве, потому что черный квадрат он связывает исключительно со мной?! Вот так история. Но ничего. Он ведь прекрасный юрист, и скоро все его подозрения насчет меня растают, как утренний туман!»
— Тебе дурно, Григорий Петрович? — с плохо скрываемой иронией спросил Соколов. — На тебе лица нет. С чего бы это? Ты что, впервые видишь расчлененный труп?
— Нет, мне очень хорошо, Василий Андреевич, — нашел в себе силы съязвить Григорий. — Вы очень удачно выбрали объект для экскурсии. Вам не откажешь в изобретательности.
— Оставь свой черный юмор, — сухо осадил его Соколов. — Шутить будешь в кабинете у прокурора. А теперь посмотри сюда.
Григорий посмотрел, и холодный пот выступил у него между лопаток. На паркетном полу и частично на ковре лежал в луже крови голый, обезглавленный и выпотрошенный труп мужчины.
— Николай, что ты обо всем этом думаешь? — спросил Соколов у следователя районной прокуратуры, терпеливо ожидавшего, когда сотрудники вышестоящей прокуратуры закончат осмотр.
— Я полагаю, что мы имеем дело с заказным убийством, — задумчиво ответил Сорокин. — Как нам известно, пострадавший — президент банка. Возможно, он не согласился на какую-то сделку с криминальными элементами, и вот…
— Категорически не согласен с тобой, коллега, — возразил Соколов. — Зачем было киллеру потрошить труп и отрезать голову? Задача у киллера — прикончить жертву как можно быстрее и незаметнее и смыться. Нет, друг мой, тут похоже на месть. Наверное, действовал маниакальный убийца. Тогда возникает естественный вопрос: почему он выбрал своей жертвой именно (Соколов посмотрел в записную книжку) Карташова? А что ты скажешь по поводу черного квадрата на голове?
Сорокин, посмотрев на отделенную от трупа голову, довольно уверенно ответил:
— Ну, с этим пятном, думаю, все ясно. Перед тем как убить, пытали. Хотели, возможно, чтобы он согласился с их предложением.
— И что это за орудие пытки, по-твоему?
— Возможно, что-то вроде паяльника.
— Вроде?! — хмыкнул Соколов. — Но у паяльников нет таких квадратных концов. Да и ожог от паяльника был бы иной. Ты присмотрись получше. Когда будешь выносить постановление о назначении экспертизы, обрати особое внимание экспертов на этот странный квадрат. Пусть поломают свою голову. Кто знает, может, и доберутся до истины.
— Хорошо, Василий Андреевич.
— Ну а как эксперт-криминалист, свое дело сделал? — спросил Соколов, посмотрев на долговязого шатена лет тридцати, в кожаной куртке, стоявшего у дверного проема с фотоаппаратом и специальной сумкой. — Мы с вами как будто бы знакомы?
— Конечно, Василий Андреевич, — вежливо кивнул шатен. — Я — Глеб Быков. Помните дело Степана Крохина? Он убил любовника своей жены, обмотав ему проволокой греховное место и подключив к ней напряжение. Это было только началом большого дела. Нам с вами пришлось тогда попотеть…
— Как же, помню, — кивнул Соколов. — Матерым преступником оказался Крохин, маньяком, что было для нас большой неожиданностью: более двадцати изнасилований и убийств. И самое ужасное, отчего это дело никогда не забыть, — то, что маньяк вырезал у своих жертв печень и уносил с собой. Как выяснилось, эту печень он съедал дома сырой.
Последние слова Василий Андреевич произнес более медленно, пристально присматриваясь к распотрошенному трупу. И вдруг воскликнул:
— Николай, а где у трупа печень?
— Как где? — смутился следователь и, подойдя к трупу, склонился над ним. — Я как-то и не обратил внимания на наличие внутренних органов. Судмедэксперт, надеюсь, все переписал. Полагаю, что у него в акте будет зафиксировано. Да-а, действительно, печень отсутствует…
— «Не обратил внимания», «наличие», «будет зафиксировано», — раздраженно повторил Соколов, — сплошные канцеляризмы. Чем учиться произносить бюрократические фразы, лучше бы был покосноязычнее, да понаблюдательнее.
— Виноват, Василий Андреевич, — буркнул Сорокин. — Подобные убийства так шокируют, что обязательно что-нибудь упустишь. — Следователь стоял перед Соколовым покрасневший, как провинившийся школьник перед директором школы.
— Василий Андреевич, а что, если и это убийство совершено Крохиным? — предположил эксперт-криминалист. — Как я слышал, он сбежал с этапа и находится во всероссийском розыске. — Твоя версия, Глеб, ничего не стоит, — ответил Соколов. — Крохин убит. Оказал вооруженное сопротивление при задержании.
— Этого я не знал.
— Ты на какую пленку снимал сейчас?
— На цветную. Все сдублировал. Отпечатки пальцев взял отовсюду, откуда только можно было.
— Черный квадрат на голове снял крупным планом?
— Самым крупным, Василий Андреевич.
— Что ты о нем думаешь?
— Я в полнейшем затруднении. Даже предположение по поводу его происхождения высказать не берусь. Похоже, этот черный квадрат возник изнутри, а не снаружи.
— Как ты считаешь, какое орудие использовал убийца при отделении головы от туловища? Топор? Нож? Бритву?
— Вероятнее всего металлическую струну. Задушил и перепилил шею. Также приканчивал своих жертв и Крохин. Помните?
— Разумеется, — согласно кивнул Соколов и перевел взгляд на следователя.
— Николай, чего бездействуешь? Надо искать печень убитого.
— Печень?! — упавшим голосом повторил Сорокин. — Где ж теперь ее найдешь? Он, наверное, унес ее с собой.
— Так уж и с собой?! — прищурился Соколов. — Быстро же ты сориентировался после нашего с Глебом разговора. Еще раз хорошенько осмотри квартиру. Кстати, пострадавший один был дома?
— Один, Василий Андреевич. Как утверждают соседи, жена с сыном и снохой уехали в Тулу на похороны свекрови. — Следователь, вытирая платком пот с залысин, неохотно направился на кухню. Он считал, что осмотр в квартире и так был сделан достаточно хорошо.
— Пойду помогу, — сказал Григорий Соколову, с трудом сдерживая подступившую к горлу тошноту.
— Помоги, коль есть желание, — как бы между прочим ответил Василий Андреевич, будто совсем забыв о его присутствии, но боковым зрением внимательно наблюдая за его поведением.
Григорий вышел из зала в прихожую; потом, пока Сорокин сердито брякал на кухне крышками кастрюль и переставлял различную утварь, тщательно осмотрел туалет и перешел в ванную комнату, сверкающую розовым итальянским кафелем. Все было чисто, даже, можно сказать, стерильно. Но Григорий почувствовал здесь по сравнению с прихожей более терпкий запах сырого человеческого мяса. Вынув из следственного портфеля фонарь, он включил его и, склонившись, направил луч под ванну. Там, на разорванной белой рубахе, валялись рваные куски… печени.
— Что там? — раздался над ним голос Соколова.
— Похоже, то, что мы ищем, — ответил Григорий и потянул рубаху за рукав.
— Не тронь! — повысил голос Василий Андреевич. — Пусть это найдет и официально зафиксирует следователь районной прокуратуры. По всей форме, с понятыми. А тебе лучше сейчас не оставлять своих пальчиков на месте происшествия.
— Но почему? — словно не догадываясь о подозрении Соколова, спросил Григорий. Он выключил фонарь и вышел из ванной комнаты.