верное, провинился. И дело это вроде бы связано с наркотиками. И толстячок, похоже, из их компании. Возможно, решил надуть своих. Но за подобные проделки бандиты наказывают строго. Нет сомнения, что скоро последует расправа. Конечно, допускать ее не следует».
Григорий не ошибся. Бандиты не собирались долго заниматься разговорами. Вот один из них по знаку Якута поднял зажженную горелку и подошел к толстячку. Тут Григорий торопливо произнес: «Черный квадрат, я полагаю, что Якут и трое его подручных бандитов опасны для общества и заслуживают высшей меры наказания. С привязанным же к креслу мужчиной мне не все ясно. Надеюсь, что его обнаружат и освободят».
После его слов четверо рухнули на пол словно подкошенные, а на привязанном к креслу толстячке загорелась одежда от оброненной на него паяльной лампы. «Нехорошо получилось, — покачал головой Григорий, — у четверки вроде как легче смерть, а этот, которого не хотел наказывать, корчится в огне. Наверное, надо и его приговорить к высшей мере, чтобы не мучился». И он приказал Черному квадрату убить как можно быстрее несчастного, что и было сделано в одно мгновение. И вот уже в кресле горел высоким факелом труп, а не живой человек. Григорий остался доволен, что помог мужчине избавиться от мученической смерти. Он вдруг почувствовал, что ему нравится быть судьей и палачом и что никакой жалости в его сердце не осталось.
— Прекрасно, — оживился он, — в Краснодаре остался один вор в законе — Хрящ. Посмотрим, чем он занимается, если в столь позднее время не спит.
Хрящ не спал. Он, уже изрядно «поддавший», потягивал «Мартини» из бокала в одном из самых престижных ночных клубов города. Это был высокий жилистый брюнет с косым шрамом на щеке — грязновато-белого цвета, со свинцовым оттенком. Серые глаза — две льдинки. Вместо сердца — кусок железа. Хрящ пользовался славой самого жестокого вора в законе не только в своем городе, но, можно сказать, и во всей России. К нему приезжали многие заспорившие авторитеты, чтобы он их рассудил, сказал свое слово. И его слово, как правило, примиряло авторитетов. На свете Хрящ прожил пятьдесят три года, и все за счет общества. Дважды попадал под суд за умышленные убийства и оба раза сумел уйти от наказания. Дела прекращались в залах судебных заседаний за недостаточностью улик. Особенно его любили профессиональные киллеры. Для них он был отличным инструктором. И ни один из тех, кого он инструктировал, не загремел на зону. Сегодня в этом ночном клубе, повидавшем цвет уголовного мира, Хрящ проинструктировал специально к нему приехавшего столичного киллера, взявшего «подряд» на ликвидацию одного из богатых норвежских бизнесменов, вложившего солидные инвестиции в крупнейший никелевый завод Архангельска. Оставшись за столиком один, Хрящ обстоятельно рассматривал юную голубоглазую стриптизершу, довольно профессионально демонстрировавшую свои великолепные формы. Особенно он не мог оторвать сального взгляда от упругих, стоявших торчком грудей девушки. Завсегдатаи клуба хорошо знали, как вор в законе Хрящ любит новеньких незатасканных стриптизерш, и усвоили, что лучше ему дорогу не переходить. Если он бросит стриптизерше одну двадцатидолларовую купюру и покинет клуб, тогда эту девицу может поиметь каждый, кто захочет, за сносную цену. Но если Хрящ (что с ним случалось не раз) положит на девушку глаз и вынет из кармана пачку долларов, то она его. И упаси Бог, если кто по неосведомленности своей окажется ему соперником. Эго будет означать, что у соперника эта ночь — последняя в жизни. Похоже, и на этот раз Хрящ был покорен юной красавицей. Выдернув из кармана пачку стодолларовых купюр, он запрыгнул на сцену, словно молодой, и, обняв девушку, неторопливо затолкнул деньги ей под узенькие кружевные трусики (никакой другой одежды на ней уже не было). Тут и застал его Черный квадрат. Хрящ повис на перепуганной до смерти стриптизерше, так и не получив удовлетворения за подаренные доллары. Девушка кричала, пытаясь удержать обмякшее тело, которое неумолимо сползало на пол…
Зловещая усмешка поселилась на губах Григория, в лихорадочно пылающих глазах появился хищный желтоватый блеск.
— Так будет с каждым, — прошептал он с угрозой и взял газету. — Кто там следующий? Ага, москвичи. Возьмемся за вас. Итак, Гордей.
Отыскав взглядом на карте столицу, он произнес нужную фразу и стал с нетерпением ждать. Вскоре образовавшийся Черный квадрат заменился светлым экраном, и на нем появился худощавый седовласый старик лет семидесяти, с длинной шеей и надменным выражением бритого лица. Своим видом старик напомнил Григорию полковника Скуратова из старого фильма «Тринадцать». Одетый в цветной халат, он сидел в глубоком мягком кресле и медленно покуривал длинную сигарету, вправленную в яркий длинный мундштук. На мизинце левой руки его сверкал крупный бриллиант. Это был Гордей, вот уже двадцать пять лет вор в законе. В уголовном мире столицы, пожалуй, никто не мог сравниться с изощренным умом Гордея. На зоне он побывал всего один раз: угодил туда четырнадцатилетним мальцом за грабеж и, отсидев по приговору три года, вышел на волю молодым профессором криминального мира. Он оказался очень талантливым учеником тюремного народного университета. С тех пор, даже при большом старании следственных органов, он в тюрьму не попадал, хотя с уголовным кодексом находился в постоянном конфликте. Гордей курировал в России бриллиантовый бизнес. В частности, оказывал значительное влияние на заключение сделок компанией «АСМРОСА» с иностранными фирмами. Гордей был до того богат, что мог просто так, будучи в хорошем настроении, подарить кому-нибудь, например, шикарную яхту стоимостью в миллион долларов и тут же забыть о такой мелочи. Сейчас Гордей внимательно слушал предложения американского гангстера Джона Смита о взаимном сотрудничестве в области мирового бриллиантового бизнеса. Джон, красивый стройный шатен лет сорока, прибыл в Москву из Чикаго как турист, и надежные люди устроили ему ночную встречу с самим Гордеем. Разговор шел серьезный и деловой, без выпивки. Крупномасштабные дела Гордей всегда обмозговывал на ясную голову. Похоже, они договорились. Оба встали с кресел и уважительно пожали друг другу руки.
Губы Григория скривились в садистской усмешке, и он приказал Черному квадрату уничтожить обоих. Он нисколько не сомневался, что собеседник Гордея тоже преступник. «Ведь не станет же честный человек с таким почтением пожимать руку вору в законе», — рассудил он, уже не задумываясь о степени вины каждого в отдельности.
Неожиданно от сильного удара дверь в квартиру Григория слетела с запоров и петель и грохнулась на пол.
Григорий кинулся в прихожую. Там уже стоял Коб, держа за шиворот каждой рукой двух мужчин. Один, долговязый, был смертельно испуган. Григорий узнал в нем Гонщика. Выражение лица другого, сухощавого, среднего роста, с редеющими темно-русыми волосами и тонкими губами, обезображенными поперечным шрамом, было не испуганным, но злым. Глаза — две черные колючие точки. Во рту посверкивали золотые коронки.
— Извини, хозяин, что дверь вышиб, — бесстрастно произнес Коб, — руки заняты.
Григорий махнул рукой и подступил к темно-русому, одетому в халат и комнатные тапочки (видно, был поднят с постели), спросил строго:
— Кто будешь?
— С легавым не желаю разговаривать, — сплюнул тот на пол.
— Если не ошибаюсь, Флинт? Наслышан о тебе. Якобы очень смелый вор в законе.
— Флинт он, Флинт, — подтвердил Коб и хорошенько, как нашкодившего котенка, тряхнул Флинта за воротник. — Я слышал, как по этому прозвищу к нему обращались его бандиты.
— Ну и что из того, что я Флинт? — с вызовом процедил тот сквозь зубы. — Да, Флинт, вор в законе, век воли не видать. Вас, легавых, видел на… — он смачно выругался.
— Будешь неприлично выражаться, прикажу Кобу вырвать твой поганый язык, — сурово бросил Григорий и неожиданно саданул Флинта в подбородок. Флинт вырубился и повис в сильной руке Коба, словно пиджак на вешалке. — Поставь их к стенке, — приказал Григорий Кобу.
Коб притиснул обоих к стене и велел Гонщику придерживать своего босса до тех пор, пока тот не придет в себя, а сам поднял с пола дверь и закрыл ею образовавшийся проем.
— Хозяин, что будем делать с теми, которые в грузовике? — спросил он. — Через час очнутся.
— В каком грузовике? Кто?
— Бандиты. Тридцать шесть человек.
— Какие бандиты? — удивился Григорий. — Объясни толком.
— Из банды Флинта, — с обычной невозмутимостью ответил Коб, — я их усыпил на некоторое время и сложил как бревна в грузовик, который вел Гонщик. Сейчас машина стоит возле твоего дома. Хозяин, я собрал всех, кто мне попался.
— Как же ты их усыпил?
— Легко. Но не очень надолго.
— Удивительно! — восхитился Григорий. — Ты славно поработал, Коб. Но что же нам делать с такой кучей бандитов? Судить их и наказывать в моей квартире не подходит — места мало. К тому же скоро начнет светать. Проснувшиеся люди могут помешать. — Григорий на минуту задумался. Ему расхотелось приговаривать бандитов к наказанию Черным квадратом. Это занятие наскучило. Ему захотелось их расстреливать. Лично. Это желание все больше и больше захватывало его сознание. Выстроить в шеренгу по одному и стрелять, стрелять, стрелять… И наслаждаться тем, как с каждым выстрелом на одного бандита становится меньше. Но для такой операции нужно глухое подвальное помещение, скрытое от людских глаз, из которого на поверхности не слышны были бы выстрелы. И вдруг он вспомнил. За несколько кварталов от его дома строится гостиничный комплекс. Строительство его вот уже три месяца как приостановлено. Причина, видимо, одна — нехватка денег. На две трети комплекс уже построен. Какое прекрасное место для расстрела: высокий бетонный забор по всему периметру строительства, глубокие глухие подвалы. Сторож? Это не помеха. Его на время усыпит Коб, — Нашел отличное место! — радостно объявил он Кобу. — Сейчас же и поедем. Здесь не очень далеко. Этих двоих берем с собой, — он кивнул на бледного Гонщика и что-то мычавшего, приходившего в себя Флинта. — Водилу за руль, а Флинта возьмешь с собой в кузов. — И Григорий стал вынимать из тумбочки пистолеты, изъятые у бандитов. Среди них был и пистолет Соколова со смазанной страшным мальтийским ядом обоймой.