19
За окном сумерки. В кабинете прокурора столицы накурено — хоть топор вешай. Таких заядлых курильщиков и любителей кофе, как прокурор Кравцов и начальник ГУВД генерал-лейтенант Устюжанин, непросто отыскать во всей Москве. Может быть, специфика их нелегкой работы тому виною? Возможно. Оба осуждали свои вредные привычки и тем не менее продолжали дымить и поглощать кофе, и по-другому и быть не могло. К этому времени в пепельнице скопилась груда окурков, а Сергей Сергеевич по обязанности хозяина кабинета третий раз залил в кофеварку свежей воды.
Кажется, обсудили все животрепещущие вопросы, вдруг навалившиеся скопом, о «живых мертвецах», до сих пор запертых в одной из камер Бутырского следственного изолятора, об убийствах в банде Харакири и гибели самого главаря (информация поступила от агента — оперативника, внедренного в штат пивного бара «Райское гнездышко»), об активизации банды вора в законе Флинта и расширении наркобизнеса в столице, о ликвидации двух подпольных заводов по изготовлению фальшивой импортной водки под Мытищами и Балашихой, о двух погибших гаишниках с черными квадратами на лбах и о странном космическом друге Григория Поло, взявшем шефство над следователем с целью помочь в ликвидации криминального беспредела в столице и во всей России, и о других невероятных событиях, которые произошли с Филипповым в последнее время.
— Виталий Борисович, я все больше склоняюсь к мысли, что поспешил с назначением Григория на должность начальника следственного отдела, — произнес в задумчивости Кравцов, раскуривая очередную сигарету, — видимо, в тот момент я был сильно удручен предательством Соколова.
— Это твое заявление для меня несколько неожиданно, — ответил с удивлением Устюжанин и устало пошевелил широкими плечами. — Как мне помнится, ты всегда очень хорошо отзывался о Григории.
— Я и сейчас считаю его одним из лучших в городской прокуратуре, и тем не менее прихожу к выводу, что связь его с Черным квадратом к добру не приведет. Григорий в один прекрасный момент может отойти от объективного расследования по уголовным делам и поддаться соблазну наказать какого-нибудь негодяя до суда. Боюсь, как бы он не увлекся…
Почему ты так полагаешь?
— Он люто ненавидит уголовников. Поэтому может сорваться. Слишком велик соблазн.
— И тогда вся ответственность ляжет на тебя, друг мой Сережа, — в тон Кравцову проговорил Устюжанин, — за то, что ты проявил близорукость, назначив его на руководящую должность.
— Да не ответственности я боюсь, Витенька, — вздохнул прокурор, выпуская из ноздрей упругую струю сигаретного дыма. — Другого опасаюсь — как бы парень не наломал дров и не сделал себе хуже, а ведь у него на руках больная мать, для которой он надежда и опора. Хотя мы с ним твердо договорились, что он должен действовать исключительно по закону, но мною почему-то стало овладевать какое-то беспокойство за него: устоит ли, не возникнет ли у него желание самолично вершить суд? Что мы знаем об этом космическом явлении — Черном квадрате? Ровным счетом ничего. Какова сила влияния его на душу человека? Опять ответа нет. И действительно ли это все во благо? Вот я и задумался — вправе ли был назначать парня на еще более ответственную должность?! И вообще оставлять на следственной работе до тех пор, пока он не освободится от Черного квадрата.
— Опасения твои я понимаю, — кивнул Устюжанин и, поднявшись из-за стола, налил себе новую порцию кофе. Вернувшись за стол, добавил: — Сережа, но ведь у тебя нет юридических оснований для отстранения Григория от следственной работы.
— Верно, нет, — согласился Кравцов, — в этом-то и вся сложность. Наше законодательство пока еще не предусмотрело последствий контактов человека с иными цивилизациями. Получается что с нас и начинается конкретный опыт контактирования с инопланетянами. К чему он приведет — невозможно предположить.
— Значит, Сережа, надо успокоиться, — ответил Устюжанин и отпил кофе, — а Григория постоянно держи в поле зрения. Я бы на твоем месте, учитывая неординарность возникшей ситуации, посадил его с собой в этом кабинете. Ведь случай-то особый. Он требует и особых, нестандартных решешй.
— Похоже, ты прав, — одобрительно кивнул Кравцов и одним махом опустошил чашечку кофе. — Как только выйдете больничного — устрою в своем кабинете. Для его же пользы.
— Вот и прекрасно, — заметил Устюжанин, допивая свой кофе. — С Григорием определились, планы предстоящих операций разработали, так что, наверное, пора и отдохнул» немного. А то домашний прокурор устроит мне баню, — Виталий Борисович устало улыбнулся и, встав с кресла, поправил форменный пиджак. Генерал был не просто высок, он был огромного роста. Будучи студентом юридического факультета МГУ, он играл в баскетбольной команде университета на месте центрового, и весьма успешно. Кто разбирается в баскетболе, тот знает, что заработать звание кандидата в мастера спорта здесь не так-то просто. Но не только ростом был приметен генерал. Имелась у него и особая примета — два круглых шрама на щеках от сквозного пулевого ранения, которое он получил буквально в начале своей полицейской карьеры. И еще немаловажный штрих к портрету начальника ГУВД. Кто хоть раз беседовал с Устюжаниным, тот, как правило, отмечал, что, несмотря на строгое выражение его лица, голубые глаза полицейского генерала излучали доброту. А глаза, как известно, зеркало души.
— А я еще немного поработаю, — поднялся со своего места Кравцов, — меня-то никто не ждет. (Сергей Сергеевич был старым холостяком.) С утра еще раз встречусь с медицинскими светилами. Необходимо наконец принять какое-то решение по «живым мертвецам», которых опасаются в Бутырке даже зэки, не говоря уж об администрации.
— Удивительною, Сережа, что эти «живые мертвецы» вторую неделю не принимают пищи и даже не реагируют на нее, когда их пытаются накормить через дверную форточку. Не пойму, откуда они берут энергию?! Ходят и ходят, а есть не просят.
— Сам поражаюсь, — развел руками Кравцов и улыбнулся. — К сожалению, Виталий, нам еще многое в этом мире не известно. А может быть, и к лучшему? Не ровен час, можно и рехнуться от внезапно свалившейся информации.
— Не исключено, — улыбнулся Устюжанин своей скупой, но располагающей улыбкой и протянул прокурору широкую, как лопата, ладонь. — Ну, пока, Сережа. Значит, перед рассветом мои ребята под руководством полковника Зайкова штурмуют «Райское гнездышко».
— Ни пуха, Виталий! — прокурор ответил на крепкое рукопожатие начальника ГУВД и проводил его до дверей.
— К черту, дорогой!
Это была их последняя встреча.
В приемной к генералу присоединился его адъютант-телохранитель майор Сорокин, бывший афганец. Невысокий, плечистый блондин, Сорокин однажды уже прикрыл Виталия Борисовича от бандитских пуль. На счастье майора, преступник в тот раз стрелял из «Макарова». Пули из этого пистолета не пробивают хороший бронежилет. А бронежилет у майора был отменный, особой прочности: подарок английских полицейских, который они сделали во время пребывания Устюжанина с дружеским визитом в Скотланд-Ярде. Такой же бронежилет был подарен и самому генералу, но Виталий Борисович ни разу не надел его, не приучен был.
Через несколько минут они вышли из здания горпрокуратуры. Майор чуть впереди, на шаг сзади генерал. Тут все и произошло. Четверо спортивного вида мужчин в камуфляжной форме и с черными масками на лицах, появившиеся словно из-под земли, подскочили к ним, а двое таких же подбежали к водителю машины Устюжанина. Раздались тупые хлопки их бесшумных пистолетов. Водитель и майор Сорокин свалились замертво от выстрелов в виски, генерал же некоторое время постоял, будто удивляясь внезапному нападению, потом стал медленно оседать на бетонную плиту, словно вознамерился прилечь и отдохнуть. Но упасть ему не дали. Четверка бандитов подхватила его за ноги и за руки и быстро перенесла в подъехавший темно-синий «Форд» с тонированными стеклами.
— Тяжеловат генерал, — усмехнулся один из бандитов, захлопывая дверь автомобиля. — Жми, Серый, на всю железку! — приказал он водителю и защелкнул наручники на запястьях Устюжанина.
«Форд» рванул с места и через несколько секунд набрал максимальную скорость. А через двадцать минут очнувшегося, но еще слабо стоящего на ногах генерала ввели в шикарную столовую великого босса московской мафии Спартака Леонидовича, вора в законе по кличке Прометей, держателя всероссийского воровского общака и третейского судьи столичного криминального мира.
Стол был сервирован по высшему разряду. Можно было предположить, что здесь ожидали, по меньшей мере, посла иностранной державы. Роскошным приемом Прометей любил подчеркнуть не уважение к гостям, которых, как правило, он в большинстве своем презирал, а свое богатство и значимость в мирской жизни. Надо это ему было для души.
Когда Прометей увидел на пороге столовой генерала, своего, можно сказать, главного противника, лицо его расплылось в притворной доброжелательной улыбке.
— Кого я вижу! — воскликнул он, всплеснув руками. — Самого генерал-лейтенанта Устюжанина, грозу преступного мира столицы! С вами, Виталий Борисович, случайно не грубо обошлась моя братва?
Хотя и ощущая во всем теле большую слабость, генерал старался не показывать вида и усилием воли заставил себя стоять на ногах тверже.
— Благодарю за заботу, — с иронией ответил он, — ваши бандиты отнеслись ко мне на удивление корректно, усыпили двумя выстрелами и надели наручники. Только и всего. Ломом по голове не били, перо в бок не воткнули.
— Вы, генерал, вспоминаете давно забытые методы, — ответил с прежней улыбкой Прометей. — Грубостью и насилием ничего не добьешься. Вы это не хуже моего знаете, а может быть, и лучше. Мой метод — убеждение и еще раз убеждение. К крайней же мере я прибегаю только в том случае, если мой оппонент заупрямится и никак не захочет понять, что он проиграл, что ему не на что надеяться и что у него остаются два пути — сотрудничать со мной или уйти в небытие. — Он подал знак двум бандитам, стоявшим за спиной Устюжанина, и те сняли с генерала наручники.