Соколов, Григорий, судмедэксперт и эксперт-криминалист сдали пропуска и получили жетоны. Девушка-сержант открыла стальные решетчатые двери: «Проходите». Один за другим лязгают электрозамки. Без жетона отсюда не выйдет никто, кроме узкого круга сотрудников следственного изолятора. Таков порядок, установленный с незапамятных времен. Минуя допотопный проулок, они прошли еще один подобный, лязгающий металлом «турникет». С десяток шагов отделяли второй пропускной пункт от главного корпуса. Григорий вдыхает свежий воздух, озираясь по сторонам. Мощная стена бывшей Московской центральной пересыльной тюрьмы «давит» на психику.
Неожиданно перед ними вырос словно из-под земли невысокий, но плотно сбитый, полковник. Его внимательный тяжелый взгляд, морщинистое лицо и тронутые сединой виски красноречиво говорили о том, что этот человек немало повидал на своем веку.
— Здравствуйте! — козырнул он. — Начальник СИЗО Волков. Все поздоровались, а Соколов обменялся с полковником рукопожатием (они были знакомы лично) и спросил его:
— Что у тебя, Сашенька, такое необычное стряслось? Может быть, полиция преувеличила в своем сообщении? Полагаю, что уж тебя-то ничем не удивишь.
— Представь себе, Васенька, на этот раз убийца меня удивил, — ответил Волков с озабоченным выражением лица. — За тридцать лет службы с подобным не сталкивался. Очень уж непонятен способ убийства. Да и кто совершил это убийство — затрудняюсь сказать. Словом, с подобной загадкой встречаюсь впервые.
— И что же необычного вы находите в способе убийства? — поинтересовался судмедэксперт, высокий худощавый блондин лет сорока пяти, с белой, клинышком бородкой. — Чем убит подследственный? Заточкой? Лезвием или осколком стекла?
— Ни тем, ни другим, ни третьим, — покачал головой полковник и пригласил: — Прошу сюда.
Озадаченные, все молча пошли за начальником СИЗО. И вновь бесчисленные тюремные контрольно-пропускные пункты. Длинный коридор одного из корпусов. Обшарпанные, давно не ремонтированные стены, проржавевшие трубы вгрызлись в холодный кирпич камер. Запах тюрьмы заполнял не только легкие, но, казалось, все поры тела.
— Здесь, — бросил через плечо полковник, когда они дошли до конца коридора. — Вот в этом карцере, — указал он рукой налево и повернулся к своим спутникам.
Возле двери карцера стояли двое: высокий кряжистый контролер с угрюмым лицом и низкорослый круглолицый брюнет в белом халате. Начальник СИЗО приказал контролеру:
— Открывайте!
Контролер открыл длинным ключом замок на двери карцера и отступил в сторону. Полковник распахнул дверь, и глазам Григория предстала ужасная картина. Труп Алиджанова (в том, что это именно он, не было сомнений) с раскинутыми в стороны руками и ногами находился в углу камеры-мешка. Серое лицо его было искажено гримасой ужаса. На заросших щетиной щеках остановились капли слез, бежавшие из вылезших из орбит глаз. Посредине невысокого покатого лба трупа четко выделялось черное пятно квадратной формы размером примерно сантиметр на сантиметр.
Соколов посмотрел на судмедэксперта и, кивнув на труп, распорядился:
— Начинайте, Вадим Степаныч.
Судмедэксперт Подошел к трупу и, озабоченно хмыкнув, склонился над ним. Все стояли в коридоре у двери раскрытой камеры и молча наблюдали за «колдовством» судмедэксперта. Минут через десять Вадим Степанович вышел из камеры вспотевший, с удивлённым выражением на лице;
— Ничего не пойму, — развел он руками, — с таким убийством я еще не имел дела. То, что этот подследственный мертвее мертвых, ясно с первого взгляда, но что послужило причиной его смерти, сейчас я сказать не могу. Может быть, вскрытие даст ответ на эту загадку. Очень странное убийство, очень странное… — Судмедэксперт озадаченно взъерошил бороду и, посмотрев на Соколова, продолжил: — Создается впечатление, будто он умерщвлен сильным электрическим разрядом. Меня обескураживает это пятно квадратной формы. Не могу понять его природы. Признаюсь, я в недоумении…
— Конечно, все это весьма удивительно, — согласился Василий Андреевич. — И когда, примерно, наступила его смерть?
— Судя по состоянию конечностей, то есть по степени их отвердения, где-то около шести часов вечера.
— Я такого же мнения, — вступил в разговор брюнет в белом халате. — Не позже восемнадцати.
— Это наш тюремный врач Коновалов Виктор Антонович, — сказал полковник, обращаясь к судмедэксперту.
— И к какому же вы, коллега, пришли выводу насчет причины смерти этого подследственного? — спросил Вадим Степанович тюремного врача.
Коновалов ничего не ответил, а только так выразительно пожал плечами и развел руками, что никаких слов и не нужно было.
Тронув эксперта-криминалиста за плечо, Соколов распорядился:
— Что ж, Юрий Ефимыч, приступайте.
Эксперт-криминалист, полный мужчина лет тридцати пяти, в берете и очках с большими линзами, деловито прошел в камеру и защелкал фотоаппаратом со вспышкой. Затем стал через сильную лупу изучать черный квадрат на лбу трупа. Видно, он сразу не мог прийти к какому-то конкретному выводу и, на минуту оторвавшись от своего занятия, чтобы в задумчивости почесать затылок, вновь припал к лупе. Через некоторое время, удивленно покачав головой и не оглядываясь на присутствующих, буркнул:
— У меня складывается впечатление, подчеркиваю — предварительное, что этого арестанта убили из электрического пистолета с квадратным каналом ствола. — И он продолжил осмотр каждого сантиметра места происшествия.
— Ценю юмор, но, полагаю, сейчас он неуместен, — пробурчал Волков. — А я ведь, мужики, через две недели собрался на пенсию уходить. Если же это убийство не будет раскрыто, то представляю, какие проводы устроит мне начальство.
Все промолчали. Затянувшуюся паузу нарушил эксперт-криминалист:
— По-иному пока что объяснить это убийство не могу.
— Снимите в этой камере и на дверях все имеющиеся отпечатки пальцев, — приказал ему Соколов. — Особое внимание обратите на дверной замок, не отпирался ли он ночью посторонним предметом. И еще. Откатайте пальчики у дежурного контролера. Они могут нам пригодиться.
— Понятно, Василий Андреевич, — кивнул эксперт, доставая из портфеля дактилоскопическую пленку, — все будет сделано надлежащим образом.
— Кто из контролеров дежурил здесь ночью? — спросил Соколов полковника. В голосе начальника следственного отдела наметились металлические нотки — верный признак того, что он настраивается на очень серьезное дело.
— Вот он и дежурил, — кивнул Волков на кряжистого контролера с угрюмым лицом, переминавшегося в двух шагах позади начальства. — Дубов Иван Алексеевич. Работает в Бутырке двенадцатый год. Один из лучших контролеров нашего СИЗО. Не хочешь ли ты, Васенька, сказать, что этого Алиджанова прикончил Иван Алексеевич?
Василий Андреевич внимательно посмотрел в глаза старому приятелю и, вздохнув, ответил:
— Вообще-то, Сашенька, тебе пора на пенсию. Нервишки у тебя совсем не держат.
— Вот и ты туда же, — нахмурился Волков, — попробовал бы на моем месте сохранить нервную систему.
— Ладно, не обижайся, — Соколов дружески тронул его за плечо. — Работа у тебя действительно собачья. Но хочу тебе напомнить, что при расследовании преступлений никому никакие старые заслуги не засчитываются. — Василий Андреевич перевел взгляд на Дубова и строго спросил: — Иван Алексеевич, вы отдаете себе отчет в том, что на вас ложится основная ответственность за данное происшествие?
— Разумеется, — глухо ответил контролер и тяжело вздохнул. — Ума не приложу, как это могло случиться. Ключи всегда при мне. Никто кроме меня в камеру не мог войти. Никакого шума возле камеры я не слышал.
— А не могло случиться так, что вы случайно задремал и, а в это время злоумышленник, который замыслил прикончить Алиджанова, воспользовался вашими ключами?
— Это исключено, — категорически возразил Дубов, — я никогда во время дежурства не дремлю. Так было и на этот раз, что могут подтвердить другие контролеры.
— Как часто вы проверяете вверенный вам участок, заглядываете в камеры?
— Регулярно каждые полчаса.
— В котором часу последний раз смотрели в карцер?
Дубов немножко смутился и, с легкой опаской покосившись на начальника СИЗО, все же твердо ответил:
— Как запер Алиджанова без четверти шесть, так до утра и не заглядывал к нему.
— Почему? Ведь положено.
— Положено. Но не заглядывал. Да и никто из контролеров почти не смотрит в карцер. Там на него одного никто не «наедет», а в общие камеры смотрим, потому что в них нередко возникают конфликты, приходится вмешиваться.
— Что ты на это скажешь, гражданин начальник? — спросил Василий Андреевич полковника не без иронии. — Как слышишь, Александр Семеныч, служебные инструкции твоими подчиненными нарушаются, и они не очень-то боятся признаться в этом при тебе.
— Нетрудно догадаться, почему, — с некоторым вызовом ответил начальник Бутырки. — Иван Алексеевич не опасается, что его уволят. Попробуй найди сейчас человека на должность контролера. Зарплата низкая, да к тому же контролер в настоящее время вроде как вне закона, вне правовой зашиты государства. Его оскорбишь, и ничего тебе за это не будет. Столько приходилось разбираться по фактам оскорбления охранника, — полковник махнул в сердцах рукой, — оскорбляют и словом, и действием. Просят, скажем, арестованные открыть форточку двери. Контролер открывает, а ему в лицо выплескивают миску с кашей. За это заключенного можно перевести на несколько суток в карцер или лишить права получить передачу или купить что-нибудь в ларьке. И только. Какую же нервную систему нужно иметь контролеру? Из стальных проволок, я тебе скажу. Поэтому-то и бегут из Бутырки контролеры, «забывая» порой захватить из отдела кадров трудовые книжки…
— Ладно, Саша, не заводись, — мягко оборвал Соколов, — со всем этим я полностью согласен. Конечно, работа у персонала Бутырки адская. Но перейдем к нашему делу. Скажи с высоты своего многолетнего опыта: в чьих интересах было убрать Алиджанова? Ведь он был маньяком, насильником и убийцей, а такие ничтожества, как тебе известно, презираемы даже в уголовной среде. Кому же он помешал?