— Не позволите присесть? — начал разговор Громов и застенчиво улыбнулся.
— Ой, простите меня, — произнесла довольно низким, но приятным голосом женщина и суетливо указала на стулья, стоявшие вокруг стола.
Сергей Павлович отодвинул стул, присел и только потом сказал: «Благодарю». Затем немного помолчал, изучая женщину, которая под его взглядом зарделась и поднесла руку к виску.
— Госпожа Анита, простите нас за столь внезапное вторжение, но сами понимаете, что наша служба не терпит отлагательств и каждая минута у нас на счету.
Женщина кивнула.
— Именно поэтому нам надо задать вам несколько неприятных, вопросов.
Опять кивок.
— Какие у вас отношения с мужем?
— Как в обычной семье, — ответила она сразу, будто была готова к такому вопросу.
— То есть можно сказать, что вражды вы к нему не испытываете?
— Вражды? — уточнил Тыну.
— Да, я так спросил.
Анита подняла на Громова удивленные глаза.
— Конечно же нет, ведь он Богом данный мне муж.
— У вас есть дети?
— Нет, — покачала головой женщина.
— Скажите, муж вам изменяет?
— Это наше семейное дело, и вас оно не касается, — впервые за встречу огрызнулась Анита.
— Наверное, не будет, госпожа Шаас, открытием, что наша служба не позволяет верить всем на слово, и каждую произнесенную фразу мы перепроверяем своими методами. И поэтому рано или поздно правда выйдет наружу, поэтому мой совет: ничего не скрывать.
Анита закусила нижнюю губу.
— Вы все равно узнаете от других, так пусть будет лучше, если от меня. Да, Лану бегает к другим женщинам.
— Как вы к этому относитесь?
Женщина вначале горько улыбнулась и смахнула появившуюся в правом глазу слезу.
— Я люблю мужа. — ответила она и опустила взор на свои беспокойные руки.
— Скажите, часто увлекается Лану чужими женщинами?
Лицо Аниты вытянулось и стало похожим по бледности на гипсовую маску.
— Бывает, — произнесла она едва слышно и добавила, как капризный ребенок: — Но он всегда возвращается ко мне.
— Что вы можете сказать о связи Лану с Вену Соостер?
— Это ложь, — прошипела женщина, — простая ложь. И ее выдумывают те, кому больше нечего делать, как сплетничать о соседях. Они говорят так из зависти, что у нас хорошая семья, что мы работаем и всегда достаток в нашем доме. А они только и могут, что чесать языками и болтать небылицы.
— Значит, все, что говорят соседи, является ложью?
— Да, — выкрикнула женщина.
— Хорошо, но дыма без огня не бывает.
— Что? — спросил Тыну.
— Соседи, конечно, горазды на выдумки и сплетни, но не на пустом же месте возникают такие разговоры?
— Возможно.
— Анита, — Громов накрыл ладонь женщины своей, она хотела отдернуть, но не стала, — поймите, правда выплывет и может либо навредить, либо помочь. Поэтому не надо ничего скрывать, а злые соседи, наоборот, еще больше оболгут.
— Я ничего не знаю и не хочу знать. Ничего, — повторила она.
— Так не бывает. Вы знаете, когда идешь по ступенькам вверх, ничего не замечаешь, все вокруг вроде бы спокойно. Но стоит споткнуться — и видишь под ногами ступени, а они не такие радужные, а грязные, неухоженные. Так и в жизни.
Женщина смахнула слезы.
— Устала я от всего и всех, — тихо произнесла она, и в голосе послышалась душевная опустошенность и боль грядущей утраты. — Устала ждать, устала улыбаться сквозь слезы, устала быть подушкой, устала просто жить.
Повисла неловкая пауза, хотя Громов и проводил довольно успешно допросы, но здесь растерялся. Перед ним сидела довольно молодая женщина с увядающим лицом и, главное, с мыслями, которые возникли не в одночасье, а копились годами. Нужно было ее утешить, но Сергей Павлович не знал, какие подобрать слова. Он только гладил женскую тонкую ладонь и молчал.
Тыну просто отводил в сторону взгляд.
— Вы, Анита, молоды, и у вас еще много прекрасных лет впереди. Не стоит ставить крест на своей судьбе.
— Вы ничего не понимаете.
— Может быть. Но поверьте, я много повидал в жизни, — с грустью в голосе произнес Сергей Павлович, — и мне больно видеть, как вы убиваетесь. Вы придумали себе мужа и хотите видеть в нем не то, что есть на самом деле. Вам надо сесть и хорошо подумать, сопоставить, как мы, агенты уголовного розыска, говорим, факты и сделать выводы. Без заламывания рук, без нервических припадков;-а за стаканом хорошего чая в тишине и одиночестве. Когда мы уйдем вы постарайтесь успокоиться и подумать, как вы относитесь к мужу.
— Я…
Громов опять прикоснулся ладонью к руке Аниты.
— Не говорите пока ничего, но, прежде чем мы уйдем, ответьте еще на несколько вопросов.
— Хорошо.
— В чем был одет Лану, когда вечером ушел якобы спать на сеновал?
— В той же одежде, что и сегодня.
— Ничего другого сегодня не надевал? Вспомните поточнее.
— В той же самой, — уверенно ответила Анита, — в тех же брюках, той же куртке и тех же ботинках.
— И еще один вопрос: где был Лану в ночь с тридцать первого марта на первое апреля?
Женщина закусила нижнюю губу, с минуту подумала. Начальник первой бригады уголовного розыска не торопил. Потом Анита посмотрела в сторону и тихо сказала:
— Он говорил мне, что будет спать на сеновале.
— Вы так и не ответили, где провели ночь с тридцать первого марта на первое апреля? — повторил вопрос Кирпичников.
Шаас на миг смутился, но постарался, чтобы собеседник этого не отметил. Бросил украдкой взгляд на Аркадия Аркадьевича, выясняя, заметил тот смущение или нет.
— Когда, вы говорите?
— Ночь с тридцать первого на первое апреля.
— Сложно так, без подготовки… — начал было Лану.
— Вы постоянно ночуете в разных местах?
— Что вы! Как всегда, в домашней постели.
— Кто может свидетельствовать?
— Анита, — кадык Лану дернулся вниз. — Моя жена, — добавил он.
— Хорошо, кто еще может это подтвердить? — Кирпичников видел, что Шаас говорит неправду.
— Мы третьих лиц в свою постель не пускаем, — огрызнулся собеседник.
— Нет, и вправду хорошо. Ваша жена подтвердит ваши слова, и вам незачем нервничать.
Лану молчал.
— Таким образом, вы мне говорите, что Лану ушел ночевать на сеновал и ночью вы его не видели.
— Опять у какой-то женщины был. — Теперь слезы потекли по щекам женщины двумя маленькими ручейками, и она не пыталась их вытереть.
— Скажите, в котором часу Лану отправился на сеновал?
— В девять.
— Вы помните точно?
— Я посмотрела на часы, — она указала на стену комнаты. — Если точнее, то было без тринадцати минут девять.
— И всю ночь вы его не видели?
— Он явился в седьмом часу.
— Тоже посмотрели на часы?
— Нет, кукушка пропела шесть раз.
— Вы ночью не спали?
— Не смогла сомкнуть глаз, — женщина вытерла ладонью слезы.
— Анита, скажите, почему Лану платил Соостерам?
— Обычный долг.
— Но говорят, что деньги он давал на содержание Яниса.
— Я же говорила вам, что чистой воды вранье. Муж занял у Айно денег на покупку… — но сказать, на что, она не смогла.
— Так что он приобрел?
— Женщин, — зло сказала Анита и не стала смахивать слезы, — он тратил деньги на женщин, а я….
Громов поднялся.
— Простите, я не хочу больше надоедать вам своими вопросами. Анита не ответила.
Только на улице Тыну со свойственным ему акцентом медленно произнес:
— Вы верите этой женщине?
Сергей Павлович внимательно посмотрел в лицо переводчика. — У вас есть какие-то сомнения?
— Не знаю, — пожал плечами Тыну, — но обиженная женщина может кого угодно оговорить, даже президента.
— Тыну, Тыну, — покачал головой Громов, — есть только один способ узнать, лжет наша дорогая Анита или нет.
— И какой?
— Найти свидетелей.
— Но в постели не спят втроем?
— Вы, Тыну, еще молоды, но в супружеской постели могут спать не только трое, но и гораздо больше людей.
— Не понял… — насупился эстонец.
— Ладно, как-нибудь в другой раз поговорим на эту тему. А сейчас покажите, где проживают люди, которых мы должны опросить: Кайно Суур и Анту Каарела.
— Лану, я не хочу, чтобы вы поняли меня превратно, но истина всегда найдет способ показать себя…
— Вы о подтверждении моих слов женой?
— Вы правильно все понимаете. Итак, где вы были в ночь… — Кирпичников посмотрел в глаза Шаасу, сделал паузу и продолжил: — Так где вы находились в ночь убийства?
— Вы все-таки подозреваете меня, — с горечью в голосе произнес Лану.
— Пока не удостоверюсь в том, что вы не причастны к столь дикому происшествию.
— Я невиновен, — по слогам медленно сказал эстонец, — это большая ошибка подозревать меня в том, чего я не совершал.
— Вы знаете, Лану, — Аркадий Аркадьевич сощурил глаза, — я столько раз слышал слова о невиновности, говорившиеся весьма убедительным тоном, что и теперь не верю, пока не получаю подтверждение невиновности из других уст.
— Но если таких не найдется?
— Значит, будет исключение из правил.
— Из каких правил?
— В дознании мы доверяем фактам, и поэтому иногда многие из них подтверждают вину того или иного лица. В таких случаях фатум выше всего остального.
— Фатум?
— Судьба, если говорить по-русски.
— Значит, вы признаете, что я могу говорить правду, но ее невозможно подтвердить?
— Вы правильно уловили мою мысль.
— Если я скажу правду…
— Почему «если»? В ваших же интересах ничего не скрывать.
— Но если правда может навредить третьему человеку?
— Как я понимаю, в вашем случае это замужняя женщина, правильно?
— Вполне может быть.
— И следовательно, вы не хотите, чтобы ее муж узнал о вашей с ней связи?
— Именно так.
— Понимаю, мужская честь не позволяет вам открыть имя дамы, даже если отсутствие алиби, возможно, отправит вас в тюрьму, притом не на один год.
Лану только играл на скулах желваками.