оре. В утренней прохладной тишине было слышно, как щелкнул металл по металлу.
Кирпичников вздрогнул и покачал головой. Только не перестрелка, только не перестрелка, шептал он, словно заклинание.
Преступник скорее звериным чутьем, чем зрением, уловил присутствие чужих, враждебно настроенных людей. Он метнулся назад и притаился за ограждением. Пистолет был заряжен, оставалось только снять с предохранителя. Теперь настала очередь ему чертыхнуться, не повышая голоса, и скрежетнуть зубами. Хотел же дождаться отъезда петроградских гостей, но решил, что никто ему не помешает, да и он — никому.
Незнакомец прокрался к одной стороне мызы, потом к другой, выглянул. Присмотрелся, но каждая серая тень казалась человеком. Сердце начало стучать так, что отдавалось толчками в ушах. Преступник лихорадочно начал осматривать помещения, но не находил выхода, с досады бросил фонарь, который со звоном покатился по полу. Сжал до боли зубы и вытер тыльной стороной левой ладони холодный пот.
Взобрался по свисающей веревке на чердак и притаился. Потом медленно начал продвигаться к маленькой двери, к которой снизу вела приставная лестница. Рукой подцепил направляющую и толкнул. Деревянные направляющие наклонились и с глухим стуком упали на прошлогоднюю сухую траву.
Незнакомец понимал, что в открытом черном проеме он не виден, но осторожно выглянул и посмотрел в поле. Ему показалось, что кто-то там пошевелился. Преступник напряг зрение, но опять серая мгла сыграла злую шутку. Тень сдвинулась с места. Мужчина не выдержал и выстрелил. Пуля вылетела, а звук отдался вдали эхом. И здесь раздался спокойный голос, произнесший на русском языке.
— Не делай глупостей!
Незнакомец в ответ выстрелил дважды, только на голос.
— Все целы?
Тот же голос, но начал раздражать спокойствием.
Со всех сторон послышались ответы, кто говорил «угу», кто «да», кто хмыкал.
Преступник обхватил голову руками. Ему показалось, что кто-то пошевелил солому. Выстрелил снова. Лихорадочно достал из кармана патроны, но не смог зарядить, рассыпал их по дощатому с большими щелями полу, некоторые провалились вниз и, не издав ни звука, упали в солому.
— Предлагаю сдаться, — прозвучал тот же самоуверенный голос, и опять на русском языке. С другой стороны кто-то повторил то же самое на эстонском, только добавил:
— Патронов все равно не хватит, тебе от нас не уйти.
Незнакомец не мог унять дрожь в руках, но тем не менее отправил несколько пуль в одну сторону и несколько — в другую.
Мелькнула мысль: что будет, когда опустеет обойма и закончатся патроны в карманах. Истерически отбрасывал в сторону эту мысль. Почудилось, что на противоположном краю кто-то притаился. Вначале замер, потом припустил что есть мочи туда. По дороге ногой наступил на одну из досок. Раздался треск, и незнакомец почувствовал, что летит вниз. Сено смягчило падение. Упал на спину, но пистолет не выпустил. Сразу же вскочил и осмотрелся. Видимо, оцепившие мызу поостереглись приблизиться. Зачем рисковать, когда наверняка знают, что у него с собой не арсенал, а ограниченное число патронов. Вот и выжидают.
«Что же делать? Что же делать? — билось в голове одновременно с пульсацией в висках. — Попал, как кур в ощип».
Скосил глаза на пистолет, сощурил до узких щелочек. Останется только одно, когда из магазина пойдет последний патрон. Столько мучений и ради чего? Чтобы бесславно кануть в Лету без имени, без памяти, без чужих слез?
Агенты уголовного розыска подбирались ближе к постройкам, но медленно, без излишних резких движений, замирая от каждого шороха.
Незнакомец наметил, что через поле к лесу не добежать. Слишком велико расстояние. Со стороны дороги наверняка ждут, да и там как на ладони. Остается небольшая посадка с западной стороны, есть шанс добежать и скрыться там среди деревьев.
Убийца поднялся, но сразу же скривился: хоть и удачно упал на сено, но ногу слегка подвернул. Оперся на нее, ничего, терпимо. Приготовился, сжал до боли рукоять пистолета в ладони. Наверное, рифленая поверхность оставила следы. Забыл от волнения проверить, сколько осталось патронов. И, недолго думая, рванул к посадке, по дороге стреляя во все, что вызывало подозрение. В ответ ни выстрела.
— Стой, — кричали позади, но это только добавляло прыти.
Потом почувствовал за спиной сухой треск. Один, второй, третий… Только потом сообразил, что в него стреляют. Но отвечать не стал, осталось с десяток метров, и в эту минуту по бедру ударили раскаленным прутом. Незнакомец по инерции пробежал несколько шагов, колени подкосились, и он рухнул. Боль пронзила. до слез. Убийца дотронулся до болевшего места и поднес к глазам ладонь, на которой было что-то липкое и черное.
— Кровь, — выдохнул он и откинулся на спину. Уставился в неприветливое утреннее небо. Больше никаких мыслей не осталось. Поднес пистолет к виску и нажал на курок.
Раздался сухой щелчок. Незнакомец вначале не понял, но потом нажал еще раз. Снова щелчок. Лихорадочно полез в карман, но он оказался пуст. В изнеможении опустил руку с пистолетом на землю и продолжил лежать на спине. Боль охватила тело, и не было никакого желания пошевелиться, тем более что сам находился на границе между жизнью и смертью, когда дуло коснулось виска.
Незнакомец не видел, как к нему, пригибаясь к земле, бежали люди. Как первым заглянул в лицо высокий господин с непроницаемым лицом и в очках на худощавом лице, что-то говорил, но сквозь ватную пелену убийца ничего не слышал. Только смотрел вверх на застывшее где-то далеко облако, не плывущее по небу, а застывшее, как неудавшаяся безрадостная жизнь, прошедшая впустую. Лежащий на земле закрыл глаза, и темнота стала непроницаемой, как та, когда он сидел по нескольку дней в карцере без маленьких зарешеченных окон и щелей.
Незнакомца перенесли в дом. Глаза с осунувшегося лица безучастно взирали на окружающих, в них не мелькало ни искорки любопытства или внимания. Только покусывал нижнюю губу. Иногда гримаса боли появлялась во взгляде, и вновь брало верх равнодушие.
— Пуля прошла, Аркадий Аркадьевич, навылет, — доктор после перевязки вытирал руки полотенцем, заботливо поданным Иванцовым, — кость не задета, так что ничего страшного.
— Когда я с ним могу поговорить? — поинтересовался Кирпичников.
— Можете сейчас, — пожал плечами Вербицкий, — только наш незнакомец замкнулся и пока, мне кажется, не произнесет ни слова. Пусть полежит, осмыслит свое положение, вот тогда и допросите.
— Отпечатки взяли? — начальник уголовного розыска посмотрел на эксперта.
— Если вы о тех из тайников, то они совпали. Наш молодец проверял, и, видимо, он на чердаке жил.
— Хорошо, пусть до обеда полежит под замком и охраной, а дальше видно будет.
Кирпичников вышел вместе с Юрием Ивановичем во двор. Вдохнули свежего воздуха, постояли, покачиваясь, как по команде, с носка на пятку. Потом закурили по папиросе.
— Это он? — спросил эстонец.
— Что? — Аркадий Аркадьевич не мог уловить вопроса.
— Я говорю, это наш убийца? — повторился Кеёрна.
— Возможно, — уклонился от ответа Кирпичников.
Юрий Иванович поперхнулся.
— Как — не он?
— Я не сказал, что это не он, я сказал: возможно, это не он.
— Как? — взгляд удивления читался в глазах эстонского коллеги.
— По всему получается, что это наш убийца, но, Юрий Иванович, всегда должен быть червь сомнения, чтобы подстегивать уверенность.
Кеёрна замолчал, то ли принял все сказанное на свой счет и до конца не понял, то ли не стал углубляться в философию начальника уголовного розыска.
— Вы после обеда собираетесь допрашивать… незнакомца?
— Да.
— Не сбежит? Может быть, попросить, чтобы солдат прислали?
Аркадий Аркадьевич посмотрел с усмешкой на эстонского коллегу.
— Он ранен, и куда прикажете ему бежать? Поверьте, он тоже думает не о нас с вами, но, увы, он под бдительным присмотром Сергея Павловича и Жени Иванцова.
— Как вы думаете, у него были помощники? — продолжал допытываться Кеёрна.
— Послушайте, Юрий Иванович, мы с вами либо узнаем от нашего незнакомца интересующие сведения, либо он откажется говорить и придется с ним работать не один день. Мне знакомы такие люди, поэтому давайте, любезный Юрий Иванович, подождем с вами послеобеденного часа. Не будем торопить события.
— Как скажете.
Продолжили выпускать клубы дыма, поднося ко ртам чуть ли не синхронно папиросы.
— Аркадий Аркадьевич, можно вас? — У эксперта на довольном лице сияла улыбка.
— Да, я слушаю.
— Не хотите ли пройти со мною?
— С удовольствием. — У Кирпичникова быстрее застучало сердце в предчувствии хороших новостей.
— После утреннего происшествия, — Сальков тронул себя за ухо, — я решил вновь попытаться найти тот тайник, который был нужен нашему незнакомцу. Заглядывал во все уголки, пытался рассмотреть в полах едва заметные щели, но, увы, тщетно. Потом решил, хотя бы прикоснуться к тому, как мог мыслить Айно Соостер. Но тоже меня постигла неудача. Я — русский, а не эстонец, и притом городской житель и в деревне никогда подолгу не жил. (Аркадий Аркадьевич терпеливо слушал и только улыбался.) Потом меня осенило, — здесь Георгий Иванович вначале умолк, затем протянул руку, указывая на глухую стену дома. — Ничего не замечаете? — эксперт обратился сразу к обоим спутникам — начальнику уголовного розыска и его эстонскому коллеге. — Неужели ничего?
Аркадий Аркадьевич только пожал плечами, а Юрий Иванович, изобразив на лице заинтересованность, сказал:
— Ничего.
— Вот, — поднял указательный палец Сальков. — Я тоже так подумал, но потом что-то щелкнуло у меня в голове. Знаете, как какой-то выстрел в полной темноте…
— Георгий Иванович, — начальник уголовного розыска не убирал улыбку с лица, но интонации голоса говорили о нетерпении, — нельзя ли поближе к телу, как говорит наш доктор.
Эксперт поморщился.
— Всегда вы, Аркадий Аркадьевич, эффектное вступление испортите, — засмеялся Сальков.