ой. Бессмысленный, блуждающий взгляд остановился на мальчугане.
Димка уже видел этот взгляд. Пустой и ничего не выражающий, как у куклы. Словно папы и нет вовсе, а вместо него непонятное существо сидит сейчас в кресле, покачиваясь, как пугало на ветру. Но самое страшное было то, что его взгляд не был совсем уж безжизненным. Нет! Там, за этой пустотой, все же было что-то! Или даже кто-то. Из глубины папиных глаз, как будто сквозь мутные линзы, за Димкой затаенно и злобно следил кто-то посторонний, чужой и торжествующий!
— Папа… — робко позвал Димка, — папа, ты меня слышишь? Но папа молчал и продолжал, не мигая, смотреть на Димку.
— Папа…
«Он мой!» — прозвучал в полумраке комнаты негромкий, но отчетливо слышный голос.
Димка похолодел и почувствовал, как зашевелились волосы на затылке! Это сказал точно не папа, его губы совсем не шевелились. Димка оглянулся на телевизор, там начался какой-то фильм, на экране беседовали двое пожилых мужчин во фраках.
«Это в кино, это все телевизор», — успокаивал себя Димка, не замечая, что его бьет мелкой дрожью.
Настороженный, словно зверек, готовый убежать в любое мгновение, Димка напряженно всматривался в глаза отца, стараясь понять, что же такое он увидел. И не мог разглядеть и осознать. В какой-то момент Димка испытал внезапно нахлынувшее чувство жалости к папе, тот сидел такой беспомощный и не способный что-либо изменить. Как будто кто-то хитрый и безжалостный навсегда завладел им и держал в своей власти. Он ведь хороший на самом деле, и очень добрый, и сильный, и знает так много смешных историй. Димке стало ужасно жалко себя тоже. Он остро ощутил, что совсем один в квартире, потому что мама далеко, ее здесь нет, и папы, похоже, тоже… А на его месте сидит кто-то другой, и это совсем не то, что должно быть на самом деле… В уголках глаз предательски защипало, и по щеке покатилась слеза.
И тогда Димка, осторожно передвигая избитые ноги, приблизился к папе, протянул к нему руки и тихонько позвал:
— Папа…
Какое-то мгновение ничего не менялось, отец продолжал молча смотреть на Димку невидящим взглядом, а затем в его глазах из самой глубины стал разгораться мрачный огонь. Может, тому причиной были отсветы от экрана телевизора, а может, что-то еще, о чем думать совершенно не хотелось. А потом все тот же голос, клокоча от ярости, произнес, звуча сразу отовсюду: «Он мой!»
Не чувствуя боли в перебитых ногах и не слыша собственного крика, Димка вбежал в свою комнату и забился под кровать, где и пробыл безвылазно до самого утра.
Утром отец был привычно хмур и неразговорчив. К приезду мамы он вставил стекло на кухне, перемыл гору посуды и навел везде порядок. Когда мама наконец вернулась, Димка ничего ей не рассказал. Хотя она пытливо и недоверчиво заглядывала ему в глаза, он все равно уверял, что в ее отсутствие все было хорошо. Почему — он и сам не знал. Может, потому, что считал себя виноватым из-за разбитого окна, а вернее всего, он просто очень хотел, чтобы и в самом деле все было хорошо.
Кивнув охраннику на выходе, Дмитрий ускоренным шагом, почти бегом выбежал из офиса адвокатской конторы к своей машине, перепрыгивая черные зеркала луж. Опавшая за день под мелким моросящим дождем листва налипла яркими желтыми пятнами на лобовом стекле и на капоте, словно пытаясь замаскировать, слить серебристый «Линкольн» с окружающим осенним пейзажем. Он торопливо очистил от листьев машину, пока она прогревалась, и прыгнул в салон. Выезжая с парковки, Дмитрий одной рукой выкручивал руль, а другой судорожно шарил в кармане пиджака, выискивая смартфон. Он терпеть не мог разговаривать за рулем, но времени, как всегда, не хватало. До того как наступит час пик и все дороги замрут в автомобильных пробках, оставались считанные минуты. Нащупав телефон и постоянно перескакивая взглядом с экрана на дорогу, набрал номер жены.
— Привет, — послышался ее звонкий голос. — Ты уже едешь?
— Люсь, алло! Привет, послушай, мне нужно на точку заскочить, Лариса Михайловна звонила, у нее внук заболел, подменить нужно.
— Опять? Да ты и так постоянно на этой точке своей пропадаешь, — в голосе жены зазвучали расстроенные нотки, — я тебя уже совсем не вижу.
— Милая, ну чего ты… Ничего я не пропадаю, вот эту неделю вообще в первый раз туда еду, ты же знаешь. И к тому же я ненадолго, всего пару часов на телефоне подежурить, максимум.
— Смотри, ты обещал, пару часов.
— Это не считая дороги, — попытался поторговаться Дмитрий.
— Нет уж, пару часов на все про все, — отчеканила ледяным тоном супруга и положила трубку.
Дмитрий поморщился и, не отрывая взгляда от дороги, сунул смартфон в нагрудный карман. Положа руку на сердце, Люся была права, конечно, он и в самом деле много времени проводил «на точке». Межрегиональная благотворительная общественная организация «Точка опоры». Это название они придумали вместе с Колей Востриковым. Когда три года назад Николай обратился к нему за помощью в оформлении документов для открытия общественной организации с целью оказания помощи алкоголикам и их семьям, Дмитрий и не предполагал, что постепенно втянется в эту деятельность своего старого друга, которого всегда считал наивным романтиком-идеалистом.
Поначалу все ограничивалось чисто юридической помощью: подготовка учредительных документов, регистрация некоммерческой организации. После того как «Точка опоры» была зарегистрирована, Николай периодически обращался то договор аренды проверить, то еще что-нибудь по мелочи. Дмитрий стал чаше заезжать к ним в небольшой офис на окраине, не замечая, как все больше и больше втягивается в это душевное дело — помощь отчаявшимся людям.
Люсе, конечно, сложно было понять, что же движет им, когда он после работы едет в «Точку опоры» или мотается по городу, занимаясь какими-то алкоголиками. Она решила, что так он заполняет пустоту, которая образовалась после того, как сын уехал от них. Артур теперь жил на другом конце страны, в далеком и холодном Владивостоке, обзавелся там семьей, пустил корни, и теперь видятся они очень редко. Отчасти, наверное, это было так, но была еще одна важная побудительная причина, которую Дмитрий не знал, как объяснить жене, поскольку это было на уровне ощущений. Каждый раз, когда удавалось кому-то помочь, когда в глазах сидящего напротив человека отступала боль и загоралась надежда, он явственно чувствовал, что сделал что-то хорошее и нужное. Что-то настоящее, и от этого на душе становилось тепло.
С Ларисой Михайловной он встретился в дверях.
— Дмитрий Сергеевич, миленький, большое вам спасибо, что приехали, вы меня так выручили, так выручили, — всплескивая пухлыми ручками, защебетала она.
— Да ну ладно, чего там, мелочи.
— Сегодня звонков почти не было, я думаю, и вечер пройдет спокойно.
— Скорее всего.
— Я тогда подскочу к закрытию, за ключами.
— Да не беспокойтесь, Лариса Михайловна, я сам все закрою, а ключи сразу забирайте, у меня есть дубликаты. Коля недавно сделал.
Проводив Ларису Михайловну, Дмитрий налил себе кофе покрепче и устроился поудобней напротив мерцающего монитора. Телефон действительно молчал. Дмитрий, попивая кофе, просмотрел почту, полистал новости, потом набрел на интересную вроде бы статью, но быстро стало скучно. Тогда он решил загрузить себе какой-нибудь фильм, но не успел. Раздался звонок..
Дмитрий снял трубку.
— Благотворительная общественная организация «Точка опоры».
— Здравствуйте, — раздался голос, судя по всему, пожилой женщины.
— Здравствуйте, давайте для начала представимся, меня зовут Дмитрий, а вас?
Женщина замолчала. Дмитрий знал, что звонившим сюда начинать разговор бывает непросто, поэтому не удивился возникшей долгой паузе и терпеливо ждал.
Наконец она заговорила, с паузами, борясь с волнением.
— Валентина… Валентина Николаевна. У меня сын пьет… Сильно… И я думала… Извините… Я просто… Не могу уже… — Рыдания окончательно оборвали ее и без того сбивчивую речь.
— Валентина Николаевна, давайте немножечко успокоимся, — мягко сказал Дмитрий, — вы очень правильно поступили, что позвонили сюда. Это первый и важный шаг, и вы его сделали.
Женщина с минуту еще молчала, но, видимо, немного успокоилась и нашла в себе силы продолжать.
— У меня сын пьет…
— Так, давайте по порядку, давно он запивает?
— Да, уже давно.
— На сколько дней он уходит в запой?
— Если его не остановить, я даже не знаю… Неделю может пить, может больше.
— Понятно. В семье кто-то пил? Отец, например?
— Отец его пил, водка его и сгубила в конце концов. Думала, отцов пример его остановит, вразумит. Но нет. Я ему говорю: «Петенька, что ж ты, как батька твой непутевый кончить хочешь?» А он все смеется, все трын-трава, все шуточки. Говорит: «Это ж Россия-матушка, здесь так положено, у нас даже первый президент пил и нам велел». Все ему шуточки.
И женщина продолжила изливать свое горе, а Дмитрий слушал и не перебивал, поскольку знал, что сейчас это самое главное, что ей нужно, — выговориться, почувствовать, что она не одна с этой бедой. Она рассказывала, какой он на самом деле милый и хороший парень, и руки у него золотые, и жену любит, но жизни нет из-за змия зеленого. Дмитрий слушал уставший от своего горя голос и в который раз поражался, насколько все-таки похожи эти истории, звучащие почти каждый день из этой трубки. Но, несмотря на всю их схожесть, к ним невозможно было привыкнуть.
Дав женщине выговориться и отзвучать ее горю, Дмитрий мягко перехватил нить разговора.
— Валентина Николаевна, послушайте, что я вам скажу. Случай сложный, конечно, но не безнадежный, уверяю вас. Я вас прошу, не отчаивайтесь, пожалуйста.
— Я уже, честно говоря, ни на что не надеюсь…
— Так вот, здесь налицо целый комплекс причин, в том числе скверная наследственность. Плюс с детства имеет место тяжелая психическая деформация — алкоголизм отца. Кроме того, у него одна из самых сложных и труднопреодолимых психологических защит — он спрятался за образом шута и все переводит в юмор, в шутку. А это значит, на критику его вывести труднее всего.