— Там.
Дмитрий вошел и увидел сына, сидящего в кресле. Корпусом тот подался вперед, локтями опершись на колени и свесив кисти рук между ног.
С первого взгляда Дмитрий все понял — и о стадии опьянения, и о признаках необратимой деградации личности, но не это его поразило и заставило покрыться холодным потом.
Он отчетливо ощутил, что в данный момент его сына, его Артура, которым он так гордился и которого так любил, здесь нет. Пустота дырой зияла в глазах покачивающегося существа.
Бессильно откинувшись в кресло напротив сына, Дмитрий устало закрыл глаза рукой в немом жесте отчаяния и в следующий миг замер, скованный ужасом. В тишине комнаты торжествующий голос, который он сразу узнал, несмотря на толщу прошедших лет, произнес, а возможно, призрачным эхом из прошлого прозвучал в его голове: «Он — мой!»
Когда человек находится в крайней степени отчаяния, в обстоятельствах, когда ему неоткуда и не от кого ждать помощи и дух его достигает дна в своем падении, тогда он становится способным поверить в невозможное, во что-то чудесное, могущее принести избавление от тяжких горестей. То, что ранее он отмел бы с негодованием или с презрительной усмешкой, предстает перед ним в ином свете. Так уж устроено в нас природой или Богом, что вера в невозможное, в чудо просыпается в нашей душе только перед лицом опасности или беды, столь грозной, что простыми методами и решениями ее никак не одолеть. И только перепробовав все рациональные способы и варианты, убедившись в бесплодности всех попыток, мы обращаем свой взор в область неведомого, пытаясь нащупать то, что ранее никогда даже не допускал и к существованию. В этом неведомом, в этой вере в заветное чудо, как в густом тумане, полно неизвестности и нет никаких гарантий, что мы нащупаем дрожащими руками именно то, что так истово искали. Но вот что там точно есть и присутствует с первых шагов, как мы ступили на эту тропу, так это надежда. И далеко не многие способны понять, что эта надежда, дарованная, когда в ней уже со всех сторон отказали, сама по себе. тоже есть чудо.
Дмитрий слушал старика и одной своей частью понимал, что при других обстоятельствах он счел бы все, что тот говорит, бредом или дешевой комедией. Но эта его часть была мала и немощна по сравнению с той его частью, что жадно внимала каждому слову старого знатка.
— Ты не виноват, что так случилось, — говорил старик, — не вини себя. Это зло пришло в вашу семью не пот воей воле или недосмотру. Но в твоей воле его остановить. И ты единственный, у кого достанет сил с ним совладать.
— Что это значит? — спросил Дмитрий.
Старик тяжело вздохнул:
— Это действительно одержимость. Злой дух, вечно голодный демон, он давно преследует твою семью. Ларьва — так его называли в старину.
— Ларьва? — Дмитрий попробовал на вкус незнакомое и, как ему показалось, несерьезно звучащее слово.
— Ларьва, или лярва, у него много имен. Разные народы называют их по-разному. Ларьвы — демоны низшего уровня, но они чрезвычайно сильны и унесли жизней гораздо больше, чем самые страшные эпидемии, прокатившиеся по земле. Избавиться от них очень тяжело, а для слабых волей людей невозможно.
Старик замолчал ненадолго и сказал устало:
— Сын твой слаб. Сам он не справится.
— Вы же сказали, что сможете помочь… — Дмитрий почувствовал, как что-то опустилось в груди.
— Слушай меня внимательно и запоминай. Я дам тебе три бутылочки с водой. Эти три воды потребуется испить. Это заговоренная вода, она поможет. После этого он избавится от ларьвы. Ты оставайся здесь ночевать, в бане тебе постелю. На закате и на заре я буду готовить тебе заговоренную воду. Первая вода будет сладка, вторая солона, а третья горька. Как вернешься, дашь сыну выпить первую воду. Она отнимет силу у демона, твой сын сможет остановиться, перестанет пьянствовать. Вернется к нему разум и способность видеть себя. Но первой воды надолго не хватит. Она будет держать его не больше недели, и если за это время ничего не сделать, то ларьва опять наберет силу и подомнет его.
Дмитрий слушал старика затаив дыхание, словно сокровенную истину, нимало не сомневаясь в силе и правдивости его слов. Старик отпил чай и продолжил:
— Пока демон без сил, отвезешь сына подальше от людей. Найди место, где никого нет, начерти круг, сядьте внутрь, там дашь ему испить второй воды. Его тело исторгнет демона, и он станет свободен. Правда ненадолго, ларьва вернется к нему, если ничего не предпринять.
Сказав это, старик замолчал, хмуря брови, уставился куда-то в угол и бесшумно шевелил губами, словно силился высказать что-то очень тяжелое.
Устав ждать, Дмитрий осторожно спросил:
— А что делать с третьей водой?
Старик вздохнул:
— Это будет самое трудное.
Подобно человеку, избавившемуся от мучительной зубной боли и оттого испытывающему чувство, сопоставимое со счастьем, хотя при этом в сущности пребывающему в своем обычном состоянии, Дмитрий находился в радостном, приподнятом настроении просто от того факта, что Артур вышел наконец из запоя. После того как сын выпил первую воду, он не прикасался к спиртному уже почти неделю, и этой малости было достаточно, чтобы укрепиться в надежде на благополучный исход. Первая вода сработала, а значит, старик, этот последний из знатков, не соврал. Он действительно знающий, обладает силой, а значит, все получится! Как будто огромная глыба свалилась с души Дмитрия, и облегчение, возникшее при этом, было сродни чувству детского восторга у ребенка, который твердо знает, что впереди его ожидает только хорошее.
Серебристый «Линкольн» плавно рассекал свежий утренний ветер, унося их прочь от города.
Артур сидел рядом притихший и с интересом рассматривал мелькающие за окном пейзажи. Он посвежел, к нему вернулся здоровый цвет лица, и в душе также затеплилась осторожная надежда.
— Пап, мы ведь не на рыбалку едем, да?
— Нет, не на рыбалку.
Артур задумался ненадолго и снова спросил:
— Это все по совету того знахаря?
— Да. В их местности таких, как он, называют знатки.
— Как? Знатки? — удивился Артур.
— Это от слова «знать», я полагаю. Знающие люди.
— Понятно… Пап… Думаешь, это сработает?
— Сработает, — стараясь, чтобы голос звучал как можно уверенней, ответил Дмитрий. — Без сомнений.
Они долго петляли по проселочным дорогам, выискивая уединенное место, чтобы исключить случайную встречу с чужим взглядом. Наконец остановились у небольшого озерца, окруженного со всех сторон редкими порослями молодого березняка.
День выдался солнечный, тихий и безветренный, будто сама природа затаила дыхание, почувствовав важность момента. Поверхность озерца едва подергивала легкая рябь, листья на тоненьких березках почти не шевелились.
Выйдя из машины, Дмитрий огляделся и удовлетворенно кивнул:
— Пойдет. Остановимся здесь.
— И что нам тут предстоит делать? — Артур говорил тихо, но все слова были отчетливо слышны в безветренной тишине.
— Да все просто на самом деле, ничего запредельного.
Дмитрий оставил Артура выгружать из багажника продукты и не нужные в принципе рыболовные снасти, асам решил пройтись по берегу озерца в надежде собраться с мыслями и совладать с внезапно охватившим его волнением. Было немного страшно — предстоящий шаг пугал неотвратимостью последствий — и в то же время радостно, потому что впервые за долгое время появился шанс справиться с горькой бедой. Пусть и высокой ценой.
Они позавтракали сидя на земле, на расстеленном старом покрывале, и при этом почти не разговаривали. Говорить не хотелось, каждому в силу своих причин. Артура не отпускал груз вины, раскаяние и душный страх, что он снова не удержится и провалится в свой ад.
Дмитрий хоть и был спокоен внешне, но тоже переживал: достанет ли ему сил? Прав ли был старый знаток?
«Первая вода сработала, — напомнил себе Дмитрий, — именно так, как и сказал старик. Артур бросил пить, сразу и без оговорок, а значит, и все остальное сработает».
Дмитрий хлопнул ладонью по земле и сказал, больше обращаясь к себе:
— Ладно, давай сделаем это.
— Давай, — отозвался Артур, — что надо делать?
— Мы должны сесть в круг, и ты должен выпить вторую воду.
— И все?
— И все. Почти…
— Как-то все просто.
— Ага, я тоже так подумал, когда он мне все это рассказывал.
— Наверное, много денег с тебя слупил…
— Нет, ты знаешь, вообще денег не взял. Мне старушка из местных потом подсказала, что можно положить в прихожей на тумбочку, сколько не жалко…
Начертив на земле ножом круг, они сели в центр, и Дмитрий подал сыну небольшую пластиковую бутылочку:
— Вот, это вторая вода.
Артур открыл, осторожно понюхал.
— С виду обычная вода, такая же, как и первая.
Посмотрев отцу в глаза, он кивнул, чуть улыбнулся и залпом выпил все, до последней капли.
— Вода как есть, — слегка разочарованно произнес он, — теплая.
Через мгновение гримаса боли исказила его лицо, и он, согнувшись, свалился на землю. Жестокие судороги скрутили его, пробежали волной по всему телу и выплеснулись обильной пенистой рвотой.
Дмитрий с побелевшим лицом только шептал тихонько:
— Терпи, сынок, так надо.
Наконец все стихло, Артур со слабым стоном упал, обессиленный, на землю. Мутным взглядом посмотрел на отца и едва слышно посетовал:
— Вот ведь жесть. Кровь во рту… Противно. Дальше что?
— Ничего. Это все, Артур. Все, что тебе нужно было сделать.
В комнате стремительно темнело, Дмитрий не знал, то ли так стремительно наступил вечер, то ли просто мерк свет в глазах от дрожащего марева, исходившего от старика. Да и не имело это никакого значения сейчас, для Дмитрия не существовало ничего вокруг, кроме неспешных слов, тяжелыми камнями падающих с губ старого знатка. Дмитрий собирал эти слова-камни, складывал в глубине своей души, чтобы ничего не забыть, не пропустить.