— Да, конечно! — спохватился Завадский. — Чайкин, подай. Марина достала из сумки прибор и сделала экспресс-анализ крови.
— Нужно сделать укол, — сказала она.
— Делайте, — разрешил Завадский и отвернулся.
Чайкин сделал вид, что тоже отвернулся, а сам продолжал коситься на Марину, которая тем временем задрала кофточку и делала укол себе в живот, за что и получил локтем в бок от бдительной Екатерины Андреевны.
— А еще узнала, что он собирается отмечать юбилей своей компании и устраивает по этому поводу большой фуршет, — продолжила Марина, вернув Чайкину свою сумку. — Правда, не знала где и когда. Но я позвонила его новой секретарше и все выяснила. Дату и место — гостиница «Славянка». Тогда я устроилась туда на работу. Мне было нужно подловить его где-нибудь, чтобы остаться с ним наедине. Нигде больше этого сделать было нельзя.
— Позвольте, — перебила ее Екатерина Андреевна. — А вы не боялись, что Мардасов вас узнает?
— Я была уверена, что он меня вообще не помнит. Мне кажется, он даже ни разу не посмотрел на меня, пока я у него работала. Я же не брюнетка.
— Поэтому вам понадобился этот маскарад с париком и вечерним платьем? — уточнил Завадский.
— Да, мне нужно было, чтобы он обратил на меня внимание, — пояснила Марина, — чтоб хотя бы ненадолго потерял над собой контроль.
— И лучшего места вы не нашли? — Завадский хмыкнул. — Знаете, если б ко мне в сортир ворвалась молодая женщина, я бы тоже потерял над собой контроль. И не важно, брюнетка она или блондинка.
— Но мне нужно было, чтобы он признался!
— Признался в чем?
— В убийстве Веры. Я переоделась и ждала, когда он пойдет в туалет.
— Значит, вы не ждали его там?
— Нет, я ждала в лобби, оттуда хорошо видно коридор, который ведет к туалетам.
— А как вам удалось отключить камеру видеонаблюдения? — спросил Чайкин. — Ведь на записи вас нет!
— Лазерная указка.
— Вы ослепили камеру лазерной указкой?
— Да, я знала, что это даст мне по крайней мере пять секунд — достаточно, чтобы проскочить незамеченной.
— Потрясающе! — воскликнула Екатерина Андреевна.
— Умно! — согласился Завадский.
— Сначала Мардасов меня не заметил, — продолжала Марина, — но когда я вошла следом за ним в кабинку, он, конечно, на мгновение опешил. А потом решил, что я одна из гостей и хочу с ним… Боже! Даже вспомнить противно. Он стал ко мне приставать. Я… я пыталась делать вид, что этого и добивалась. Кое-как я усадила его и сделала вид, что хочу… Господи! — что хочу раздеться. Он опять стал хватать меня своими потными руками. У меня под платьем, в чулке, был спрятан шприц с инсулином. Я выхватила его, воткнула ему в шею и сказала, что в шприце кислота, и если он сейчас же не признается в убийстве Веры, я вколю ему ее и… Он замер, а потом как зарычит! Кто ты, мол, такая? А я: сестра Веры, которую ты, подонок, убил. А он: ах ты… ну, нехорошее слово сказал. И сестра, говорит, твоя такая же. Ее, говорит, Прохнул и тебя замочу. И как дернется! Я испугалась и случайно на поршень шприца надавила. Он как будто удивился. А потом вдруг побагровел, захрипел, глаза налились. Я хотела выбежать, но услышала, что кто-то вошел, и прикрыла дверку. А этот… Мардасов мордой своей потной в меня уткнулся, губами слюнявыми шевелит, будто сказать что-то хочет. Я его сильней прижала, чтобы тот, кто вошел, ничего не услышал. А он, Мардасов, вдруг обмяк. Я подумала, отключился. В смысле, сознание потерял. Хотела уйти, а тот, который вошел, слышу, воду включил. Пришлось ждать. Гляжу, а Мардасов не дышит. Ну тут я, конечно, запаниковала. Дверку приоткрыла, а там Фрайман. Я его хорошо помнила, он слепой совсем. Вижу, без очков стоит. Значит, не узнает. Шприц вытерла, чтоб отпечатков не было, и, сама не знаю зачем, ему в карман сунула. И ушла. В женский туалет. Кое-как пришла в себя. Потом побежала в служебную комнату. Конечно, камеру по дороге снова ослепила. Переоделась и вернулась на стойку администрации. Пыталась спрятать парик и платье, но у меня так дрожали руки, что я никак не могла завернуть их в пакет. А тут вы еще появились. — Марина взглянула на Екатерину Андреевну.
— Так вот что вы там делали!
— Да, а потом выкинула все на помойку.
— А дальше? — спросил Чайкин.
— Остальное вы знаете. Кое-как продала Верину квартиру и хотела уехать домой.
— Я одного не могу понять, — сказал, почесав за ухом, Завадский. — Ну, допустим, все, что вы говорите — правда. Хотя я все же кое в чем сомневаюсь. В отличие от… — Он бросил взгляд на Екатерину Андреевну. — И все же, чего вы этим добились? Ну, признался он вам, а дальше что? Ведь кроме вас никто его признаний не слышал. И никаких доказательств, что вы сделали ему укол случайно, нет. А ведь человек умер! Ладно бы вы записали все это на какую-нибудь скрытую камеру…
— Так я записала, — едва слышно произнесла Марина.
Завадский на мгновение замер с открытым ртом, а потом медленно проговорил:
— Так какого же вы мне тут…
— Где запись? — внезапно осипшим голосом просвистел Чайкин.
— В телефоне.
— А телефон? — хором спросили Завадский и Екатерина Андреевна.
— Там, в сумке, — ответила Марина, кивнув на Чайкина, который до того увлекся, что все это время продолжал держать сумку в руках.
Чайкин от неожиданности едва не выронил ее. Потом посмотрел на Марину и, не решаясь копаться в чужих вещах, передал сумку хозяйке.
— Вот, — сказала Марина, протягивая Завадскому беленький смартфон с игрушечным мышонком на цепочке.
Судебное заседание длилось недолго. Марину признали виновной в причинении смерти по неосторожности. Учитывая все обстоятельства дела, суд назначил ей наказание в виде исправительных работ сроком на два года с отбыванием по месту ее старой работы — на старо-оскольской кондитерской фабрике. Благодаря предоставленной видеозаписи вновь было открыто дело об убийстве Веры Столяровой и наконец-то расставлены все точки над «i», а следователь Скала получила благодарность от начальства.
До вокзала Марину провожали большой компанией: Екатерина Андреевна, Чайкин, Завадский, Фрайман с женой, Полина Скала и примкнувшая к ним Лариса Ивановна Горбачева, озаботившаяся судьбой девушки из Старого Оскола, поскольку сама была родом с Бел город шины.
Посадив Марину в поезд, все вышли на привокзальную площадь и стали прощаться.
— Теть Кать, я задержусь еще немного, — сказал, почему-то смущаясь, Чайкин. — У меня дела.
— Конечно, Андрюша, дела — прежде всего! — улыбнувшись, ответила Екатерина Андреевна, искоса поглядывая на симпатичную девушку по фамилии Скала.
Возле них остановился белый «Мерседес», задняя дверь призывно распахнулась.
— Да, у меня тоже дела, — спохватился Завадский.
— Капитан! — промурлыкала Лариса Ивановна. — Вы забыли?
— О чем?
— Вы должны мне ужин.
— Но…
— Никаких «но»! — властным голосом объявила Горбачева, заталкивая Завадского в «Мерседес».
— А мы — в метро, — сказала Ольга Моисеевна Фрайман. — До свидания, Екатерина Андреевна. Еще раз спасибо вам за все!
— Не за что! — улыбнувшись, ответила Екатерина Андреевна. — Всего хорошего!
Она подала руку Ивану Абрамовичу, и он, поклонившись, поцеловал ее. Ольга Моисеевна незаметно дернула его за рукав, и счастливая пара удалилась в сторону станции метро «Курская».
— Ну вот и славненько! — сказала Екатерина Андреевна. — Наконец-то побуду одна. Какой прекрасный вечер!
Она вышла на Садовое кольцо. Уличные фонари кланялись ей, освещая путь теплым светом. Мимо проносились улыбающиеся яркими фарами автомобили. Навстречу спешили счастливые люди, возвращающиеся с работы. Кто-то с сумками, полными продуктов, кто-то с букетом цветов.
«Вот так всегда! — подумала Екатерина Андреевна. — У всех кто-то есть, только я, как обычно, встречаю вечер в одиночестве».
В кармане плаща завибрировал телефон. На экране высветилась надпись «Неизвестный».
— Алло! — осторожно проговорила в трубку Романова.
— Добрый вечер, Екатерина Андреевна!
— Артур Янович? — удивилась она. — Какими судьбами?
— Да вот подумал, вам, наверное, грустно брести в такое время по улице в одиночку.
Екатерина Андреевна огляделась по сторонам.
— Да и похолодало к вечеру. Холодно, поди, в таком плаще?
— Артур Янович! Опять эти ваши штучки!
Романова задрала голову и увидела на столбе камеру видеонаблюдения.
— Как вам не стыдно! — она погрозила камере кулаком.
— Ну-ну! Екатерина Андреевна, голубушка, вам это не идет.
— Вы злоупотребляете служебным положением.
— Только в исключительных случаях.
— И вообще, прекратите меня компрометировать!
— Что вы, что вы! И в мыслях не было.
— Вам уже лет пятнадцать как положено на пенсии быть, а вы все в игрушки играете.
— В нашем деле пенсия — неслыханная роскошь. Вам ведь тоже на месте не сидится?
— Я, между прочим, собираюсь вернуться в университет. Меня уже год ректор уговаривает кафедру взять. Так вот!
— Ах, как вы сейчас очаровательно дернули головкой! — Артур Янович!
— Простите, не удержался. И все же, что, если я предложу вам провести сегодняшний вечер в компании одного пожилого… джентльмена?
— Выражайтесь яснее, — кокетливо взглянув на камеру видеонаблюдения, сказала Екатерина Андреевна.
— Разрешите пригласить вас на ужин.
— Хм, надо подумать. У меня вообще-то были планы… Но я полагаю, что могу выкроить немного времени.
— Буду вам очень признателен. Впереди, шагах в ста, вы найдете очень милый ресторанчик. У окна забронирован столик. На имя, которое вы носили в мае семьдесят девятого в Касабланке. Ориентир — букет из белых роз.
— Полагаю, из тринадцати?
— Как всегда.
— И сколько мне придется вас ждать?
— Девять минут, тридцать пять секунд.
— Долго, конечно, но я, так и быть, подожду.
— Надеюсь, стаканчик глинтвейна, который официант уже ставит на столик, скрасит ваше непродолжительное одиночество.